Невозвращение Короля (СИ)

— Та история с Королем… — медленно проговоил он. — Ты, мой юный друг, хочешь знать, почему Гондор не принял его? Что ж… я попытаюсь объяснить.

«Кому объяснить-то хочешь? — подумал Мышекорь. — Перри? Себе?»

— Наш народ, народ потомков нуменорцев, — тихо начал Бродяга, — это давно уже не народ. В нем нет единства. Есть те, кто просто существует. Безразлично, бездумно. И Мрак, что становится всё сильнее, легко завладевает ими. Память Нуменора, честь Гондора, судьба Арнора — ничто для них. Напыщенные, глупые слова, не более. Они смеются над теми, кто произносит такое. Впрочем, почти никто теперь такое и не произносит…

Он отвернулся к огню, стал греть руки, словно ему было холодно.

— Впрочем, — продолжил он, ни к кому не обращаясь, — есть и другие. Действительно наследники славного прошлого. Они хранят и преумножают традиции. Но все они… — он покачал головой, обвел взглядом слушающих. — Говорят, в годы затмения Нуменора там строились очень красивые гробницы. Охотно в это верю. И нынешние хранители славного прошлого — они творят то же. Они верны традиции настолько, что любое новшество ненавидят и пытаются не допустить. Для них нет сегодняшнего дня. Нет живых людей. И мало того — каждый из них именно себя считает истинным продолжателем. Они не в силах договоиться между собой; а уж с кем-то извне… — он горько усмехнулся.

Хоббиты внимательно слушали. Анардил сидел, сжав кулаки. Лишь шрамолицый, пытающийся напиться, казался безучастным.

— Гондор самодостаточен, — тихо говорил Бродяга. — Он верен традиции на словах, не более. А Эарнил… удачливый полководец кололевских кровей. Добыв победу в бою, он имел полное право претендовать на корону.

— Он не имел этого права! — крикнул Анардил. — Он нарушил закон и знает это! Он узурпатор!

Бродяга прикрыл глаза.

— Малыш… — укоризненно сказал он Анардилу, — не кричи. Весь трактир перебудишь. Эарнил — не узурпатор. Он просто гондорец. Гондор хочет гондорца на троне.

— Хватит его защищать! — шрамолицый оторвался от очередной кружки. — Он обещал войско нам в помощь. Ну, и где это войско?

— Обещанного три года ждут, — язвительно усмехнулся Бродяга. — Прошел один, и тот неполный.

— Как же так… — прошептал Перри. — Разве у Арнора и Гондора не общий враг?

— Арнор… Хорошо тебе говорить, дружок. Арнора давно нет. Есть… точнее, были Архедан, Кардолан и Рудаур, вечно соперничавшие между собой. Король пытался говорить о необходимости объединиться, заклинал картинами будущих бедствий… тщетно. Каждый был сам за себя. Был.

Шрамолицый встал. Его взгляд оказался совершенно трезвым, разве что стал более человечным. Воин подошел к Бродяге, положил руку ему на плечо:

— Король был последним мечтателем в этом мире. Король отчаянно верил в то, что разум возобладает над себялюбием, а правое дело победит потому, что оно — правое.

— И Король потерпел поражение. Сперва от своих. Потом от врагов. — Бродяга жестко подвел итог.

— Неужели ничего нельзя изменить? — прошептал Улти. — Неужели всё то, что пишут в книгах о дворе Аннуминаса, останется только в книгах?

— А что пишут? — спросил Бродяга.

— Ну… огромная библиотека, празднества, турниры, состязания менестрелей… эльфы, запросто приходящие говорить о вечном… неужели всего этого больше не будет?! Я так мечтал хоть день прожить в этом.

— Малыш, — горько отвечал Бродяга, — мы проиграли войну. Всё кончено. Наша армия рассеяна и прячется крохотными отрядами, в тайне чуть ли ни друг от друга. Правда, Гондор еще живет — но ведь до Гондора ты не доберешься.

— И… ничего нельзя изменить?

— Малыш, — снова усмехнулся Бродяга, — тебе сказать правду или то, что ты хочешь услышать?

— Лучше молчите… — Улти едва не плакал.

Бродяга какое-то время действительно молчал, потом сел за стол, допил пиво, обратился к соратникам:

— Нголмег, пожалуй, пора будить Аранарха и остальных. Анардил, будь добр, рассчитайся с господином Мышекорем, а заодно оседлай коней.

Дрого вместе с Анардилом вышли во двор, хоббит принес аккуратный тючок табаку, протянул воину.

— Не ищите свободной сумы, сударь. Забирайте так. Приторочите уж как-нибудь. Коня покрепче найдете.

Юноша отсчитал золото. Господин Мышекорь проверил, вернул одну монету.

— Лишняя, сударь. Я довоенные цены знаю, вам меня не обмануть.

— Там, куда мы едем, нам золото будет без пользы, — хмуро ответил Анардил.

— Не до конца же дней вы там сидеть будете. Не спорьте, забирайте назад.

Анардил послушно взял.

Оба помолчали. Они думали об одном, и Дрого надеялся сдержаться.

Не удалось.

— Почему, по-че-му вы допустили это?! — он шептал, но его голос казался криком. — Где были вы все? Где были ваши мечи?! Вон они у вас какие, каждый дороже этого трактира стоит! — Мышекорь понял, что сказал не то, сплюнул с досады.

— Где были мы, ты спрашиваешь? — глухо ответил Анардил. — С ним мы были.

Воин не обиделся на гневные слова и говорил спокойно:

— Понимаешь, меч хорош против того, кто нападает. А что делать с тем, кто бездействует? Чем покарать того, кому безразлично всё, кроме самого себя? Врага можно убить, а как одолеть равнодушие?

— Простите меня, дурака, — потупился Дрого.

— Не за что, — улыбнулся Анардил. Потом посмотрел на свой меч. — Так выговорите, он стоит дороже этого трактира? Откуда вы разбираетесь в ценах на оружие, почтенный хоббит?

— А я в них и не разбираюсь, — хмыкнул Мышекорь. — Луки мы делаем сами, другое оружие у нас не в чести. А вот в узорах разбираться — это каждый кузнец должен, ежели он, конечно, возит товар дальше соседского огорода. Меча я вашего не вижу, сударь. Рукоять вижу, — он хитро прищурился. — Эльфийский узор, эльфийская работа. С человечьей не спутать, как гнома с хоббитом. Эльфы, как известно, торговли не ведут, дарят — раз в столетие, если не реже. Сколько веков вашему мечу, сударь? — он пытливо взглянул на воина.

Тот задумался.

— Ну-у… точно не знаю… он прадедов, но подаренный или наследный… Господин Мышекорь, вашим познаниям нет цены!

— Это верно, — степенно кивнул купец. — Чем дольше торгую, тем лучше знаю: не всё покупается за деньги. И… вот что, сударь: ежели надумаете возвращаться, ежели понадобится вам лишняя пара глаз, помните: Дрого Мышекорь много где ездит.

— Спасибо, — поклонился Анардил. — Скажите ему это сами. А я пойду седлать коней.

В это время из трактира вышло с десяток воинов. Первым шел хмурый юноша, донельзя похожий… Хоббит поклонился им и прошмыгнул внутрь.

— Ну как, — обратился к нему Бродяга (он снова был в капюшоне и перчатках), — Анардил попытался вас надуть?

— А как же! — расплылся в улыбке господин Мышекорь.

— Не удалось?

— Разумеется!

Перри с Улти дружно хмыкнули, Бродяга и Подсолнух улыбнулись. Шрамолицый, стоящий у дверей, был невозмутим.

— Я хочу вам сказать, госу… господин мой, — чуть робея, заговорил Дрого, — ежели чего… вы вполне можете…

— Да, услуги всей хоббитской разведки мне уже предложили. И отряд лучников тоже. — Бродяга говорил это без тени иронии. — Друзья мои, я всем сердцем благодарен вам, но мой ответ: нет. Бессмысленно начинать войну, не видя возможности победить. А я этой возможности не вижу. И рисковать вами — не буду.

Он встал.

— Сейчас мне остается лишь одно: скрыться. Исчезнуть, чтобы не тронули вас. Всех вас. Эти земли. Большего я для вас, увы, сделать не могу.

В дверях появился Анардил:

— Кони готовы.

Бродяга кивнул.

— Прощайте, друзья мои. Спасибо за то, что посидели со мной этой ночью. Господин Мышекорь, я искренне рад знакомству с вами.

Хоббиты неумело поклонились.

— Мой добрый Подсолнух…

Трактирщик подошел и, глядя ему в глаза, сказал тихо и серьезно:

— Благословите, господин мой.

— Ты смеешься? — горько скривился Бродяга. — Что значит теперь мое слово? Я теперь никто! Беглец!

— Для меня вы были и остаетесь… — под взглядом шрамолицего Подсолнух вздрогнул, осёкся.