Необявленная война (СИ)

— Я удивлен, что слышу это от тебя, — возмутился Драко. — По-моему, ты-то должен меня понять!

— Что за юношеские порывы, сын?! Если у Грейнджер не хватало знаний остановить тебя, то ты не она! Я же просил тебя просто жить. Принять себя таким и забыть.

— Я не хочу мириться с чужими грехами! Уже не хочу. Я мечтал жить по-своему, не сомневаясь ни в ней, ни в себе. Я думал, что любовь справится с ядом. Перед ней меркнет даже алхимия, с этим фактом ты не поспоришь!

Люциус вытер платком вспотевший лоб:

"Ох, юность, юность..." — источник многих бед.

— Ты излишне самоуверен, Драко. И ты плохо выглядишь. Голова болит? — в конце концов, здоровье сына важнее репутации, споров, ошибок. Колдомедицина, конечно, творит чудеса, но с безумием особо не продвинулась.

Люциус попытался усадить его, но тот вывернулся и нервно заходил по комнате. Беспокойный отец настороженно следил за ним взглядом.

— Нет, не болит, — сказал, наконец, Драко. — И это странно, — живая потребность поделиться с тем, кто может понять как никто другой, победила: — Когда я узнал, что Гермиона не л... — он не смел произнести правду вслух, — ...ничего не чувствовует ко мне, это сводило меня с ума. Не буквально. Злило, мучило, снова злило... А сейчас… я не помню лишь отдельные мгновения: они будто в тумане. Но мои чувства по-прежнему при мне. Жаль, что Гермиона их растеряла.

— Ты меня пугаешь. У тебя амнезия? — Люциус выронил трость.

— Вроде того. Но я и не пытаюсь всё вспомнить, так мне легче. Успокойся, отец, я в своем уме. По крайней мере, пока, — Драко вдруг замолчал и задумался, стоило ли вообще так откровенничать, но боль струилась сама: — Я боялся безумия, честно. А пару часов назад даже молил об этом, как о спасении. Болело всё: от кончиков волос до ногтей. Я будто проваливался в яму… Так хреново мне еще не было. Это оно?

— Нет, — закачал головой Люциус и громко выдохнул. — Это боль потери, душевная мука. Это знакомо не тебе одному. То же чувствую я и твоя мать, когда боимся потерять тебя. Всех безумцев в нашем роду преследовали жуткие головные боли, сводя их с ума, изменяя сознание, иногда толкая лишать себя жизни.

— Такую глупость я, наверно, не сделаю... Посадишь меня на цепь, если что?

— Не до шуток, Драко, — Люциус потянуло его обнять. — Когда ты отказался от дара?

— Неделю назад. И ничего, представляешь? Может, провидение решило, с меня и проклятья хватит?

— Нет. Это вряд ли, — их опыт не лжет. — Бесплодие прилагается к яду, я говорил. Кровь, как надеялась Фламель, изничтожила б Малфоев при ее жизни, а проклятье — медленно. Подло. Жестоко. Оно стало гарантией казни, к которой нас приговорили семьсот лет назад.

— Шестьсот шестьдесят три, если быть Грейнджер. Значит, я наказан дважды. Повезло мне, — Драко прельщал черный юмор. — Тогда почему яд действует так долго? Сколько у меня времени?

— Если нет навязчивых состояний и сильных головных болей, то здесь не угадаешь. Кто знает, вдруг ты сильнее, чем остальные, и… — Люциус приподнял брови, предоставляя сыну возможность самому догадаться.

— Что за «и»?

— Есть та, кто любит тебя достаточно, чтобы спасти, — глава рода умело и незаметно подвел к истинной цели разговора. — И она чистой крови. Более того, тебе известно о её чувствах.

— И кто это? — желчно бросил Драко, не пытаясь строить предположений на сей счёт.

— Ты у меня спрашиваешь? — пришла пора Люциусу удивляться. — Там, в Хогвартсе, я нашел любовное письмо. И не лги, что не читал его!

— Ты копался в моих вещах?! — от крайнего недовольства заиграли желваки на лице.

— Ты сам виноват, — типичное обвинение для Малфоя-старшего. — Хранил его в шкафчике с пергаментом.

— Всё равно, ты не должен был его читать. Оно… старое. Давно надо было вернуть его! Письмо, отец, не имеет значения. Я ничего не могу ей дать. Кроме разочарования, конечно.

Упрямый мальчишка!

Жизнь важнее морали.

— Но если она та самая, это как раз имеет значение! — убеждал Люциус дрожащими губами.

Драко остановился и подошел ближе к испуганному отцу:

— А если и она меня не любит? Если это похоть? Кровь? Магия? В Астории Гринграсс мало любви, много фальши. Ну мне так кажется.

— Но ты уже раз ошибся! — а Астория не так глупа. И хитра. Малфоя-старшего ее тактика не пугала.

— Повторяю, я знаю и готов заплатить.

— Зачем?! Если есть хоть маленький шанс избежать этого... — Люциус заговорил мягко: — Драко, прошу тебя, позволь ей быть рядом. Для спасения от яда одной любви мало. Необходимо верить ей сердцем.

— Ты теперь профессор Дамблдор? — подшутил Драко. — Не начинай... — растерянный, он разглядывал отца: просить было не в его характере.

— Ты должен обещать мне, — давил Люциус. — Немедленно! Я не переживу потери… Как и твоя мать! — а вот это был запрещенный прием. Драко любил Нарциссу и будучи заколдованным. По-своему.

— Я не знаю. Я ведь не л... не люблю её.

— Без "не знаю"! Твои чувства — твое дело. Подумай о нас! О себе! Девушка любит тебя, так обещай мне...

В голове Драко отчаянно боролись два «демона»: Гермиона и самосохранение.

— Хорошо, я попробую, — как ни печально, он согласился не ради себя. — Обещаю…

Люциус остался доволен. Наконец, он все-таки задал вопрос, который волновал его ничуть не меньше: