Морская прогулка (СИ)

Через несколько часов Чарльзов энтузиазм пошел на спад, особенно после потопа в ванной, и Шон, вылив последнее ведро мыльной воды на мокрый уголь, сообщил, что, если они с Эриком и дальше будут эксплуатировать его, как раба, он лучше сбросится с обрыва и превратится в морскую пену. Пришлось реабилитироваться в глазах обиженного ребенка и готовить ему ужин. Готовить Чарльз не умел, но Шона было жалко. Русал от души прокипятил макароны на огне, щедро сыпанув туда половину баночки соли. Ведь чем соленей, тем лучше! Туда же полетела пара замороженных рыбок из морозилки: рыба — это вкусно в любом виде.

— Старик, ради всех богов морских и людских, выздоравливай скорее, я ж так сдохну! Пять дней уже…

Шон чуть ли не валялся в ногах на постели Эрика, пока тот меланхолично жевал свой ужин из картофельного пюре и тушеного мяса. У Кэссиди разве что слюни не текли при взгляде на то, как Леншерр поглощает нормальную пищу.

— И почему я думал, что Чарльз не справится один с домом. Кажется, у него лучше, чем у меня, выходит. Смотри-ка какой ты полезный, даже готовить научился сам! — Эрик улыбнулся во все тридцать два зуба, глядя на страдальческое выражение лица Кэссиди.

— Да лучше сырую картошку грызть, чем питаться русалочьей стряпней… — парень вдруг оживился и сунул руку в рюкзак, который принес с собой. — Кстати, Чарльз тут и тебе кое-что передал, наслаждайся!

На столик к ужину Эрика шлепнулось нечто, завернутое в бумажный пакет. Судя по запаху это было что-то рыбное и подгоревшее, судя по виду — что-то очень масляное и мягкое.

— Спасибо, конечно, но лучше ты сам это ешь, — от запаха Эрика замутило еще больше, и ужин чуть не полез обратно. А он ведь только обрадовался, что сегодня его не тошнит!

— Что? И обидеть нашего дорогого кулинара! Вот ты сухарь, Леншерр! — пришла очередь Шона самодовольно улыбаться, глядя на позеленевшего больного.

— Кстати, где он сам?

— А, он попросил высадить его в одном парке неподалеку, сказал, что хочет прогуляться.

— Что?! Ты совсем идиот? Оставил его одного в парке! — если бы за минуту до этого Эрик не убрал чертов столик с сомнительными деликатесами, ужин точно бы разлетелся по всей кровати.

Шон резво соскочил с койки, хватая рюкзак.

— Да спокойно-спокойно. Он телепат, в конце-то концов. Сам справится, да и я только на полчасика.

— Ты полчасика только с медсестрой на посту флиртовал и еще черт знает сколько торчал в очереди на перевязку! Быстро езжай за ним и, если с этим бесхвостым угрем что-то случится, я тебе райскую жизнь устрою!

Шон успел выскочить из палаты прежде, чем Леншерр схватил его хоть и одной, но очень цепкой рукой, а извивающиеся, словно змеи, проводки электрокардиографа не оплели его шею. Пора валить от этих неуравновешенных недорусалки и недоакулы, морские окуни их побери…

На том месте, где Шон его высадил, Чарльза не было. Не чуя ног, Кэссиди рванулся вглубь небольшого парка, расталкивая родителей и детей, толпившихся рядом с палатками мороженого и сладкой ваты. Несколько каруселей были забиты детьми: сегодня был выходной и солнечный денек, что редкость для здешних мест, и народ вышел на прогулку. Но среди пестрой толпы мужчины в коляске не было. Шон добежал до края парка, пока не уперся в ржавеющие прутья забора.

Ему конец. Эрик убьет его и скормит рыбкам в море, вот и все. Надо сесть в машину и уезжать на край света…

Кэссиди мужественно отогнал мысли о побеге прочь. С Чарльзом могло случиться все, что угодно: напали хулиганы, забрала полиция, кто-то из людей Шмидта решил отомстить… При мыслях о последнем у Шона по спине побежали мурашки и кровь ушла в пятки. Он рванулся прямо вдоль забора, через кусты и траву, не обращая внимания на недовольного садовника за оградой.

— Здесь вообще-то больные люди гуляют, а он носится! Вот молодежь!

Старик помахал ему вслед секатором, и Шон был счастлив, что этот старик не Леншерр, иначе секатор бы уже торчал в его спине. И что еще за больные люди? Кажется, за оградой был дом-интернат для инвалидов или вроде того. Если Чарльз не отыщется, это станет последним пристанищем Шона.

Он бросил беглый взгляд на небольшой ухоженный сад, в котором сегодня гуляли пациенты, и чуть не пропахал лицом землю, резко затормозив. Он не поверил было своим глазам, но на всякий случай заскочил за широкий дуб, росший у ограды, и, высунув из-за его ствола голову, уставился на женщину, сидящую на скамье.

— Эмма… — в ушах шумело так, что он не расслышал собственного шепота.

Совпадение? Навряд ли…

Женщина, одетая в дешевое белое пальто, от множества стирок и поношенности ставшее блеклым, сидела на скамье. Ее волосы были подстрижены, зачесаны и убраны в хвост, а на лбу виднелись свежие шрамы. Без косметики и блестящей одежды Эмма выглядело серой, как и ее пальто. Она словно враз потеряла все краски, и ее глаза, которые всегда казались Шону горящими алмазами, сейчас были тусклыми и смотрели в пустоту. Это выглядело угнетающе. Не удивительно, что Чарльз так убивался из-за случившегося. Не каждому хотелось бы стать причиной такого состояния человека, даже если человек был порядочным куском дерьма в этой жизни.

Парень уже хотел уйти, когда услышал четкие шаги по гравию. Они приближались к скамье, но из-за кустов еще не было видно идущего. Тяжелые, мужские. Не похоже, чтобы это был кто-то из местных нянечек, неторопливо прогуливающихся с пациентами, или уборщиков, лениво возящих граблями и метлами по участку.

Незнакомец вывернул из-за угла и замер, не дойдя до скамьи Эммы. Он был высоким, одетым в темное, наглухо застегнутое пальто, черные брюки и сапоги с каблуком. Военный? Шляпа закрывала опущенное лицо, и Шон видел только напряженно сжатые губы.

Мужчина двинулся к женщине уже не так решительно и остановился прямо перед ней. Эмма подняла взгляд на подошедшего, заставив Шона вздрогнуть: он был уверен, что она не отреагирует.

— Вы ко мне?

Когда в последний раз Шон слышал ее голос, он был полон злорадного наслаждения и ярости, а сейчас она говорила… с затаенной надеждой?

— Здравствуй, Эмма.

Кэссиди пришлось зажать себе рот, чтобы случайно не выдать. Этот голос он слышал не часто, но забыть бы не смог!

— Вы знаете меня? — губы женщины дрогнули в слабой улыбке, взгляд оживленно бегал по лицу незнакомца. — Простите, я не помню вас.

— Я знаю, — Азазель снял шляпу и опустился рядом с ней на скамейку, беря ее за бледную худую руку, — мы давно знакомы.

— О! — ее улыбка стала еще шире, и мужчина слабо улыбнулся в ответ. — Это… это здорово, что мы встретились. Никто в этом месте не знает, кто я и откуда, а я сама ничего не помню. Почти… Только о людях, ммм, с необычными способностями, умеющих летать или управлять ветром. Звучит странно, но я так помню. Все говорят, что я это придумала.

Эмма обернулась к Азазелю всем корпусом. В ее движениях была какая-то угловатость и скованность, она двигалась не так, как та Фрост, которую однажды встретил Шон: плавно и уверенно, так, будто все в этой жизни было под ее длинным и острым каблучком.

Азазель продолжал смотреть на нее, разглядывать лицо и шрамы на лбу, словно пытаясь понять, та ли перед ним Эмма или нет.

— Вы тоже так скажете? Может, у вас есть хвост или вы умеете перемещаться? Иногда мне кажется, что я умела читать мысли, но доктор сказал, что это было лишь моим сном… Как считаете? Вы ведь знали меня… — голос Эммы стал растерянным, она тоже рассматривала нового-старого знакомого, пытаясь найти ответы.

Наконец, лицо мужчины расслабилось, и он позволил себе улыбнуться. Шон за деревом готов был провалиться под землю от шока. Он поверить не мог, что этот краснокожий хвостатый демон из ада умеет улыбаться, пусть теперь он и выглядел, как человек.

— Это всего лишь твое воображение, дорогая. Ты всегда любила фантазировать. И у меня точно нет хвоста, как видишь.

Женщина осмотрела собеседника, ища доказательство его слов, и вдруг улыбнулась.

— Тогда… тогда это здорово! Не хотелось бы мне быть такой же странной, как остальные здесь, — она бросила короткий взгляд на парк, в котором гуляли пациенты.