Беззвёздная дорога (СИ)

Он внезапно прошёл мимо Фингона, хотя Фингон пытался перехватить его — опоздав на мгновение.

— Да что же! — сказал Сэм, и Фродо встал с кресла с неодобрительным восклицанием, и Финрод выглядел обеспокоенным, но Маэдрос спокойно ждал. Тургон завёл руку, и затем его ладонь соприкоснулась со щекой Маэдроса, щедро отвесив тому пощёчину.

Голова Маэдроса откинулась набок. Тургон был силён. Маэдрос пошевелил челюстью; на его щеке появился краснеющий отпечаток ладони.

— Лучше, чем я ожидал, — тихо сказал он.

— Это, — сказал Тургон, — за моего внука, за жену моего внука и за весь её род. — Потом он положил обе руки на плечи Маэдроса и как следует встряхнул его. — А это за то, что ты оказался слишком горд, чтобы жить дальше и слишком упрям, чтобы ответить на призыв Мандоса, и потому заставил моего брата отправиться искать тебя в Пустоту! И поскольку, кажется, никто не может убедить его оставить эту привязанность к тебе, я скажу — от своего имени, и от имени своей матери, и вообще от имени всей семьи, что мы будем весьма тебе благодарны, если отныне ты не будешь попадать в неприятности.

— Я так бы и хотел! — сказал Маэдрос.

— Тебе бы лучше не просто хотеть! — Тургон покачал головой, всё ещё хмурясь. Но потом уголок его рта слегка изогнулся. Он повернулся к Фингону. — Конечно, ты это сделал, — сказал он. — Конечно. Я сказал тебе, что не надо, но конечно, ты это сделал!

— Прости меня, — сказал Фингон. Тургон приподнял брови. — Мне жаль, что заставил тебя горевать, — поправился он. — За всё горе, что я причинил. Мне не жаль, что я туда отправился. Не трать силы на то, чтобы говорить мне, что делать. Всё-таки я твой старший брат, видишь ли. Вряд ли я тебя послушаю.

— Я это знаю, и всё же продолжаю надеяться, — сказал Тургон. Он снова посмотрел на Маэдроса. — Я серьёзно! Не попадай в неприятности!

— Не буду, — сказал Маэдрос; в его глазах и в напряжённой челюсти было видно что-то от его старой решимости. Тургон быстро, сурово кивнул.

— Ну ладно, Тургон, — сказал Финрод, — ты выразил свои чувства как-то уж очень по-человечески.

— У одного из нас есть зять-человек, и это не ты! — сказал Тургон торжественно. Потом он посмотрел на Маэдроса и мрачно хихикнул. — И вообще-то не так уж это было «по-человечески». Туор бы тебя с ног сбил. Может, ещё и собьёт!

— Это, конечно, наименьшее из того, что я заслуживаю, — сказал Маэдрос.

— Меня-то не касается, чего ты заслуживаешь, — сказал Тургон. — Можешь этому радоваться. Добро пожаловать домой, кузен!

После этого напряжение в светлой комнате, казалось, исчезло. Они вместе уселись, и Фродо сделал для них всех чай. Финрод снова попросил Фингона рассказать ему о дороге, и Сэм поддержал его просьбу. Фингон заколебался, глядя на Маэдроса. Но Маэдрос сказал:

— Можешь рассказать.

— Пришлось идти по тёмной дороге, — сказал Фингон.

— Я знаю, — сказал Маэдрос, — я там был!

Фингон вспомнил о счастливом юноше из Валинора, который знал о пауках больше, чем мог признаться самому себе; о том Маэдросе, который говорил в Химринге о своих шрамах. Он знал, что дух Маэдроса всё это время был в плену, опутанный паутиной паучьей королевы. Однако Пустота не была похожа на реальный мир. Там сразу несколько вещей могли быть истиной.

Он рассказал им историю. Это заняло много времени. Его всё время прерывали: Финрод хотел знать больше о голосе, который часто задавал вопросы Фингону, хотя Фингон не мог ничего рассказать ему, а Тургон хотел больше услышать об Элросе, а Фродо и Сэму было интересно всё. Маэдрос смотрел в свою чашку и говорил очень мало. Он добавил пару слов, когда Фингон описывал потоп, поднимавшийся из бездонной бездны.

— Если бы нас тогда унесло, — сказал он, — мне, наверное, было бы всё равно.

Фингон задумался.

— Мне тоже, — согласился он. — Но, наверное, тогда нас здесь бы не было.

Наконец, Фингон добрался до конца истории и до тёмных врат. Он умолчал об их споре у развилки дорог. Ему казалось, что рассказывать об этом как-то не очень правильно.

— И потом мы пробудились в Лореллине, — сказал он, — и Орёл принёс на сюда, и вот мы тут.

В утренней гостиной воцарилась тишина. Свет из восточных окон уже не был таким ярким. Время шло к обеду.

Наконец, Сэм глубоко вздохнул.

— Ну и ну! — сказал он.

***

Ну и ну, видимо, оказалось общим мнением по этому поводу всех эльфов Запада, и все те месяцы, пока Фингон и Маэдрос оставались у хоббитов, множество их чувствовали себя прямо-таки обязанными навестить хоббичью нору и сказать это лично.

— Да они такие же сплетники, как хоббиты из Шира! — сказал Сэм, но это его не слишком волновало. Лишь однажды он вернулся, выпроводив настойчивую компанию любопытных посетителей, и покачал своей белоснежной головой.

— Прямо Сэквилли-Бэггинсы! — заявил он мрачно, и от этого непонятного, но, очевидно, серьёзного выражения неодобрения Фродо расхохотался.

Хоббитам прямо-таки мастерски удавалось вежливо избавляться от непрошеных гостей. Фингон и в самом деле не видел никого, кто был в этом деле так хорош как Фродо: его хрупкость прямо-таки бросалась в глаза и было совершенно очевидно, что никто и никакого чая от него не дождётся. Твёрдое и вежливое «Ну, будьте здоровы!» Сэма также в основном имело свой эффект: когда и это не помогало, он обычно прибегал к тому, что начинал сердечно благодарить неожиданных гостей за то, что те пришли так вовремя, чтобы помочь ему с прополкой — он ведь так стар и уже не может сам ухаживать за садом. Благодаря этому Маэдрос был спасён от необходимости немедленно общаться с толпами любопытных знакомых, а у Сэма заодно появилось несколько полезных помощников в саду: ведь эльфы и правда считают очень важным должным образом ухаживать за клумбами. Самому Фингону тоже время от времени приходилось поработать на овощных грядках. Фродо над этим смеялся.

— Сэм настоящий тиран! — говорил он. — Я только ему благодарен, что он, наконец, щадит меня! Вы должны пожить у нас столько, сколько вам захочется — и не только для того, чтобы помогать с садом. Уверяю вас, мы очень счастливы видеть вас у нас в гостях, а отваживать любопытных соседей — это уменье, которому все хоббиты учатся с раннего детства. Нас это только радует.

Были и посетители, которых хоббитам не приходилось отваживать. Через день после того, как Фингон и Маэдрос вернулись из Пустоты, как раз тогда, когда первые звёзды загорелись на небе, и Эарендил поднимался на Западе для своего ночного странствия, две высокие и статные эльфийские женщины с гордой осанкой и сияющими глазами пришли, шествуя рука об руку по прибрежной дороге.

Фингон как раз стоял на склоне холма, слушая ветер и смотря, как выходят на небо звёзды, а Маэдрос спокойно сидел в траве рядом с ним. Маэдрос проспал большую часть ночи и дня, и хорошо поел за столом у хоббитов, и в первый раз не выглядел таким безжизненным. Фингон краем глаза увидел приближавшихся женщин, повернулся, и улыбнулся. Его мать Анайрэ, увидев его, остановилась и подняла руку. Фингон сбежал с холма, чтобы поздороваться с ней и взять её руки в свою. Она и плакала, и смеялась, глядя та него — точно так же, как тогда, когда он впервые пришёл к ней в Тирион на Туне после того, как Ольвэ, простив, отпустил его. Фингон тоже смеялся и плакал. Семь лет! Да, это достаточно долго, чтобы горевать.

— Прости меня, — сказал он ей, — прости!

— Я так рада, что ты дома, — сказала Анайрэ.

Затем она замолчала, глядя на другую эльфийку, которая пришла с ней по прибрежной дороге.

Маэдрос не стал бежать вниз с холма. Он медленно шёл. Нерданэль, его мать, смотрела за тем, как он идёт, с лицом столь же спокойным, как у фигуры, вырезанной из камня. Фингону она всегда казалась почти такой же пугающей, как и её супруг. Но Анайрэ смотрела на это, улыбаясь и крепко сжимая руку Фингона; Фингон знал, что между его матерью и тётками за прошедшие века сложилась глубокая дружба, основанная на общем горе.

Наконец, Маэдрос подошёл совсем близко, и лицо его было тоже лишённым выражения, когда он стоял перед своей матерью. В его взгляде появилась какая-то неуверенность, когда Нерданэль увидела, какой он тощий, как поседели его волосы, увидела его шрамы. Они были так похожи — высокие, гордые, с медными волосами, но сын выглядел старше матери. Нерданэль глубоко вздохнула и выдохнула.