Klangfarbenmelodie (СИ)

Надо съездить к Тики домой.

Даже если он его прогонит. Даже если накричит или врежет. Даже если ничего не скажет, а просто захлопнет дверь перед носом.

Неа, чёрт подери, должен был извиниться. Иначе потом вина будет глодать его вечно.

Прямо как после смерти Маны, с которым они поссорились накануне аварии.

Брат всегда был любителем музыки, красиво пел, играл на фортепиано и вообще отличался от сверстников хрупким болезненным телосложением. Он был очень нежным, улыбчивым, сострадательным и стремился утешить каждого с грустным лицом в зоне видимости. Неа, слишком ревнивый, всегда очень остро относился к этому, потому что Мана был намного лучше, намного мягче, намного… просто намного во всём, и из-за этого ему часто казалось, что брат в один прекрасный момент может просто бросить его, оставить.

А в тот день они поссорились из-за какой-то сущей ерунды, совершенно незначительной, и вспыльчивый Неа просто не мог пропустить это мимо, а через несколько часов, в течение которых он успешно игнорировал пытавшегося помириться Ману, случилась авария.

И Уолкер так и не смог извиниться перед братом.

А потому сейчас Неа не хотел терять времени.

До многоэтажки, в которой жил Тики, он добрался быстро — жал на газ так сильно, как позволяли правила, потому что ему казалось, что времени в обрез, что времени не хватает.

Мужчина бегом добрался до лифта, поднялся на десятый этаж и, глубоко вздохнув, нажал на дверной звонок.

Ответа не последовало.

Ни шороха шагов, ничего. Вообще ни звука.

Неа нажал на звонок еще раз. И еще раз. И еще. И еще. Он вдавливал кнопку раз за разом, почти остервенело и совершенно безумно, чувствуя себя совершенно обессиленным и бесполезным.

Машины Тики во дворе Уолкер не видел, хотя тот обычно в гараж никогда ее на ночь не загонял. А ключей от квартиры… У Неа не было. Тики давал ему запасные, но мужчина недавно их потерял (тупоголовый рассеянный мудак) — они все хотели съездить сделать дубликат, но так и не успели. Все как-то… руки не доходили…

Неа вдохнул глубоко и судорожно и тут же выпустил воздух из легких, напоминая самому себе сдувшийся шарик. Неужели Тики уехал? Просто так взял и уехал, ничего не выяснив и даже… даже не врезав ему?..

Ведь Микк вполне мог. Да, успокоил Неа, уложил спать — на обезумевшего от горя придурка рука, видно, не поднялась. Но теперь-то?..

Или… неужели Неа настолько сильно задел его, что тот даже видеть его не хочет?..

Мужчина бессильно застонал, приваливаясь к запертой двери, и зарылся себе ладонью в волосы.

Как же он устал. От самого себя.

Все эти одиннадцать лет он ранил Аллена даже не замечая этого. А теперь… так ранил и лучшего друга, который в итоге и видеть его не хочет.

Прекрасный из тебя получился что брат, что друг, Неа.

Но что теперь делать-то?

Улететь в Канаду не получится: без Аллена делать там было нечего, да и оставлять его здесь одного было бы предательством. Ещё одним. Но они оба были в опасности — пусть пока Адам и не совершил свой ход, но старик мог напасть на них в любой момент, потому что братья оказались совершенно беззащитны.

Правда, что больше поразило Уолкера, так это то, что глава отправил Тики сообщение, в котором разрешал ещё немного повеселиться, потому что Семья их не тронет. Так сказать, разрешил им сбежать, захотел сыграть в прятки.

Микк тогда очень разозлился, в гневе зарычав и опрокинув стул, но Неа-то понимал, что Адам обращался не к нему, а к Уолкерам.

Почему старик не может наконец просто отпустить их?..

Мужчина тяжело вздохнул, ещё раз позвонив в дверь и не получив ответа, и вышел из здания, направившись к машине.

Возвращаться домой он не видел смысла — потому что Аллен не придет, а один он с этим просто никак не справится, но и другого пути у Неа не было.

А вообще — это так мерзко и просто, взять и опустить руки.

Вполне в твоем характере, верно, парень?

Дома было, конечно же, так же пусто, как и прежде. Вещи лежали так, как Неа их и оставил, а потому мужчина просто скинул куртку и обувь, прошел в гостиную, лег на диван и свернулся калачиком.

Рядом уже одиннадцать лет нет Маны, который утешал его прежде.

Рядом никогда не было Аллена, который помог бы ему с этим справиться.

А теперь рядом не будет и Тики, который всегда защищал его и всячески о нем заботился.

Твое детство уже давно кончилось, Неа Уолкер. В нем нет взрослых, наставляющих раз за разом на верный путь, а разбитое состояние и ломота в теле — не самая большая проблема.

Но ты даже это решить совершенно не в состоянии.

Щеки вновь обожгла влага. Ненавидя себя за эту позорнейшую беспомощность, Неа закрыл глаза.

Очнулся он уже оттого, что по квартире разлился вкусный аромат, а с кухни слышалось приглушённое музыкальное мычание.

Аллен? Сон?

Если это и было сном, то мужчина не хотел бы просыпаться. Он ощутил, что укрыт одеялом, и слабо улыбнулся — братишка всегда заботился о нём вот такими незаметными на первый взгляд вещами: по большей части, бытовыми, но оттого не менее прекрасными и тёплыми.

Неа раскрыл глаза и потянул носом воздух.

Не сон.

Это не сон.

Мужчина бросился на кухню и замер на пороге: Аллен стоял к нему спиной, сутулый, уставший, хрупкий и болезненно-бледный, с собранными в хвост седыми волосами, и готовил еду как ни в чём не бывало.

К горлу подкатил тугой комок.

Аллен обернулся к нему, всё такой же невозмутимый, спокойный, мрачный, и обречённо выдохнул:

— Ты не уедешь, да?

Неа молчал.

Он вообще не думал, что сможет не только что-либо сказать сейчас, но даже и с места сдвинуться. Его снова затрясло как заправского алкаша с похмелья, и мужчина все-таки судорожно мотнул головой.

Поедет?.. Куда поедет?..

Конечно, он никуда не поедет!

Без Аллена он не ступит и за порог этой квартиры.

И плевать на бизнес, на Адама, на Семью… На все.

Аллен закусил губу, в момент теряя всю свою невозмутимость, и сжал губы в тонкую скорбную линию.

— Неа, послушай… Поговори со мной, пожалуйста… Где… где Тики? Он же с тобой был, верно? Почему ты… ты здесь один?

Поговорить?..

Неа снова ощутил, как на него огромной волной накатывает истерика. Он одиннадцать лет хотел поговорить со своим братом, но когда это произошло, Аллен сбежал от него, и если сейчас Неа откроет рот — кто сказал, что не случится того же самого?

Так что… лучше молчать.

Мужчина ломано улыбнулся и моргнул, силясь сдержать подкативший в горлу рыданием комок.

Глаза снова щипало.

Господи, как можно быть такой плаксой? Беспомощный идиот, как он вообще надеялся кого-либо защитить?

— Неа, ты… — голос Аллена как будто чуть дрогнул. Юноша шагнул к нему и остановился буквально в нескольких дюймах. — Ты вообще в порядке?.. Ты ел?.. и… и почему ты один, черт побери?

Комок в горле не позволял говорить.

Мужчина глядел на бледное осунувшееся лицо брата, на его седые волосы, на тату со шрамом и не мог ничего ответить.

Аллен волновался. Прямо сейчас и здесь он волновался открыто.

Не так, как все эти одиннадцать лет.

О боже.

Они жили вместе целых одиннадцать лет. Жили молча и замерзая.

Аллен вдруг судорожно вдохнул, невероятно трепетный в этот момент, невообразимо настоящий, живой, и одним движением заключил удивлённо охнувшего Неа в объятия.

— Прости меня, брат, — прошептал юноша, спрятав лицо у него на плече. — Я столько неприятностей тебе приношу.

Мужчина замер, боясь дышать, потому что до этого за все эти одиннадцать полных холодного молчания и отчуждения лет Аллен его обнимал лишь однажды. Совсем недавно, еще до ссоры. Тогда они ужинали вместе, а потом… На следующий день все было как прежде.

И поэтому Неа боялся сейчас как-либо ответить на это объятие. Вдруг отпугнет, заставит передумать… Вдруг…

Аллен жался к нему как ребенок. Как в детстве — ища понимания и спокойствия. Уставший, болезненный, такой же сломленный всей это нервотрепкой, как и сам Неа…