Klangfarbenmelodie (СИ)

Руки задрожали.

Почти что послышался треск льда.

Аллен должен был защитить брата. От Семьи защитить. Должен был показать, что ему совершенно плевать на Неа, иначе Адам мог сотворить непоправимое. Мог сотворить то же самое, что сотворил и с Маной.

Он мог убить его.

Юноша судорожно вздохнул, пытаясь спрятать в себе накатывающие эмоции. Пытаясь сковать себя льдом, который шёл трещинами, который обнажал его кровоточащее тело.

Ты должен быть тварью, Аллен, помнишь? Иначе у тебя отберут ещё одного брата.

— Да даже если и в тягость, то что? — ядовито осклабился он, ловя взглядом удивлённо вытянувшееся лицо Тики и ошарашенный вдох Неа. — Разве это так важно? — хохотнул Уолкер, чувствуя, как его разрывает от… чего-то. От лишних (всех) эмоций. — Ты должен был улететь! Не ждать меня!

— Улететь? Не ждать? — Неа отнял руки от лица и уставился на него как на умалишенного. — Мы братья, вообще-то! — горько выкрикнул он ему в лицо. — Если ты еще, конечно, об этом помнишь…

Юноша зажмурился, снова ощутив, как щиплет в глазах, и как мешает дышать комок в горле.

Стоящий в дверях Тики смотрел неприязненно и разочарованно. А Неа… А Неа плакал.

Руки задрожали еще сильнее. И стена… кажется, она все-таки рухнула.

— Я помню… — тихо выдавил Аллен, умоляя себя не кричать. — Я помню лучше, чем ты можешь себе представить… Поэтому… это не мне, а тебе в тягость, что у тебя есть брат, Неа…

Ну как же так… как же так, как же так, как же так… Почему он не успел?! Там же была почти лошадиная доза!.. сожрать их, состроить невозмутимую физиономию и свалить, чтобы не мешать брату нормально жить!..

Но нет! Аллен с самого рождения приносил ему сплошные проблемы!

Своим появлением на свет испортил братьям жизнь!

Жалкий, жалкий, какой же он жалкий идиот, не способный защитить единственную родную кровь, что у него осталась.

— Это я — бремя на твоей шее, камень, это я тяну тебя вниз, а ты не хочешь меня отпускать, ты какого-то чёрта всё равно волнуешься, хотя я всё сделал, всё сделал, чтобы ты меня ненавидел! — забормотал он, под конец всё же сорвавшись на крик, и вскинул на ошеломлённого Неа отчаянный взгляд. — Почему ты всё равно продолжаешь любить меня? За что? Это из-за меня Мана умер! Это из-за меня Адам охотится на нас! Это из-за меня ты вынужден скрываться! Я испортил тебе всю жизнь, но ты всё равно не отпускаешь меня!

В лёгких горело. В глазах собрались слёзы, которые не должны были скатиться по щекам, из-за которых ничего не было уже видно. Руку жгло. Руку вновь лизало пламя, но Аллену было плевать сейчас на всё — его разрывало, и он был не способен что-либо с этим сделать. Не был способен остановить это.

Потому что впервые ледяная стена дала такую огромную пробоину.

А еще… Аллен увидел, как до мертвенности побледнел замерший в дверях в гробовом молчании Тики.

Тики…

— Н-ненавидеть?.. — выдохнул Неа вдруг почти шепотом. — За что ненавидеть, Аллен?.. — он замотал головой, словно отгоняя от себя наваждение, совершенно беззащитный и безумно усталый. — Ты мой брат, Аллен… Единственный, кто у меня остался…

Аллен ощутил, что задыхается.

Неа смотрел отчаянно и просяще, почти с мольбой, с той сумасшедшей, безотчетной мольбой, с какой наблюдал за каждым его движением одиннадцать лет назад, сразу после аварии. Одиннадцать лет — и буквально пару дней назад, когда Аллен снова бредил и как в далеком детстве цеплялся за его руки.

— Ты — тоже… — едва слышно произнес юноша. — Единственный, кто у меня остался… Поэтому… — он зажмурился и тряхнул волосами, — не мешай мне защищать тебя!.. — и — выскочил вон.

Всё уже потеряно.

Аллен провалился.

Аллен разбился.

Стену, что он медленно и тщательно выстраивал целые одиннадцать лет, разбили в одночасье. Одним метким ударом.

…а был ли вообще смысл в этой стене? Был ли вообще смысл в том, чтобы прятаться от Адама и брата? Был ли вообще хоть в чём-то смысл?

Уолкер лишь знал, что так он сможет спасти Неа. Если он создаст видимость отчуждения, ненависти, невозмутимости, холодности, то сможет спасти его. Потому что Мана умер из-за того, что Аллен показывал свою привязанность по отношению к нему.

Вдруг юношу резко схватили за запястье. За левую руку, сдирая в спешке перчатку, перехватывая ладонь и словно бы пытаясь изо всех сил удержать.

По голой коже заплясал огонь, заставивший Аллена вскрикнуть и выдернуть кисть, но Неа держал крепко и смотрел с мольбой во взгляде.

— Брат, д-давай поговорим, о чём ты?.. — непонимающе шептал он, путаясь в словах, и своей беспомощностью рождал в Уолкере ужасную вину, пожирающую внутренности и ледяными когтями разрезающую сердце на мелкие кусочки.

— Лучше бы тогда умер я, брат, — криво улыбнувшись, выдохнул Аллен в лицо побледневшему Неа. Поймипоймипойми меня, пойми то, что пытаюсь донести. — Ты был бы намного счастливее. Если бы меня не было, ты был бы счастлив. Если я исчезну… твоя жизнь станет намного легче, а потому… — он надрывно хохотнул, наблюдая за непониманием в золотых глазах брата, — не жди меня, — и вырвал пожираемую огнём ладонь, бросаясь к входной двери.

— Нет! — кинулся за ним и Неа, но Аллен, сердито сплюнув, развернулся и, перехватив удивлённо вздохнувшего мужчину за предплечье, перекинул через себя, ударяя о пол и выбивая из лёгких весь воздух.

Ошарашенного возгласа Тики Уолкер постарался не замечать.

— Не. Смей. Идти. За. Мной, — прошипел он в лицо ошеломлённому Неа, после чего сразу же бросился за дверь, ощущая, как слёзы всё же потекли по щекам, и помчался прочь от дома не разбирая дороги.

Лишь бы дальше от брата, смотрящего на него виновато-растеряно.

Лишь бы дальше от Тики, которого обманывать не хотелось, но пришлось.

Лишь бы дальше от самого себя, вечно убегающего и закрывающегося ото всех труса.

***

Тики чувствовал себя разбитым. Расколотым на части настолько мелкие, что их не собрать и не склеить уже никогда и никому. Они так и останутся валяться по всей комнате в квартире у Неа Уолкера, младший брат которого все это время так искусно его дурил.

Сколько Тики был влюблен в Алису? Месяц? А может, меньше? Или немного больше?

Мужчина не знал.

Он имел привычку подолгу рассматривать нахальную девчонку, на поверку оказавшуюся слишком ранимой и избитой безжалостной жизнью, чтобы так просто оставить ее и отступиться от своей цели.

И когда Тики смотрел — он замечал. Жесты певицы были выверены до последнего взмаха ресниц, она всегда носила парик, ее лицо всегда украшал слой сценического грима, но это было слишком второстепенно прежде. Слишком второстепенно — потому что в последние их встречи Алиса была настолько искренна и открыта с ним, что на какое-то мгновение Микку показалось, будто бы у него есть шанс.

Но Аллен… О, Аллен вновь все разрушил. Только Аллен мог все разрушить так, что Алиса оказалась не то что занята или недосягаема — ее просто не существовало.

И тогда все становилось понятным — и фигура, и слабость, и знакомые интонации в нежном голосе, и даже гребаный гладиолус, выпавший из книги Уолкера немногим меньше недели ранее.

И теперь… Теперь Тики просто не знал, что ему со всем этим делать.

В частности потому, что он не был чертовым эгоистом, которому есть дело только до самого себя и своих проблем. В частности потому, что здесь и сейчас у его ног скрючился в беззвучном рыдании его лучший — его первый и единственный — друг, которому нужно было срочно помочь хоть как-то.

Микк опустился на колени рядом с Неа — осторожно и медленно, ощущая себя и Уолкера такими невозможно хрупкими, что расколоться от любого резкого неосторожного движения можно будет отнюдь не фигурально.

— Неа… — он осторожно тронул мужчину за плечо. — Эй, слышишь, Неа… Тише… Тише, пожалуйста… Ну хочешь… — эти слова дались ему с неимоверным трудом, — хочешь я схожу за ним? Слышишь?

Уолкер судорожно вдохнул, потерянно смотря на него красными от слёз глазами, и сипло выдохнул: