Единое целое (СИ)

Тень-тень, потетень,

Выше города плетень.

Сели звери под плетень.

Похвалялися весь день:

Похвалялася лиса:

- Всему свету я краса!

Похвалялся зайка:

- Поди, догоняй-ка!

Похвалялись ежи:

- У нас шубы хороши!

Хвастал Тедди-медведь:

- Могу песни я петь!

Джон терпел это, сколько мог, но потом пересёк комнату и отнял своего плачущего сына у испуганной Анетт.

- Прекратите это, - сказал он гораздо более резко, чем сам от себя ожидал. На самом деле ему не помешало бы лечь спать, вернее, стоило лечь как можно быстрее. Рассудком понимая, что двойняшки находятся в полной безопасности и под присмотром, но не мог оторваться от них, хотя чувствовал, что от слабости и изнеможения вот-вот свалится на ковёр.

Анетт была расстроена, испугана и смущена. Селеста опустила книгу и переложила Рози с руки на руку, окинув при этом зятя острым взглядом. Тедди на руках отца постепенно успокаивался, и Джон повернулся к няне, прижав сына к груди одной рукой и другой придерживая его головку. Через несколько плавных укачиваний крик прекратился, слёзы сменились сопением, и Уотсон пришёл в себя настолько, что смог понять, каким грубым он был минуту назад.

- Извините, - со вздохом сказал он, целуя Тедди в лобик. – Извините, Анетт, просто… Шерлок бы никогда… Он бы не позволил сюсюкать со своим ребёнком никому и никогда и не допустил бы, чтобы такой лепет раздавался рядом с ним в радиусе километра. И я просто… не могу… Пожалуйста, не делайте этого.

Сын тихо сопел на его груди. Джон ещё раз коснулся губами его покрытой пухом головки и только тогда осмелился взглянуть на свекровь. Лицо её было бесстрастным, но в глазах, неотличимых от глаз Шерлока, читалось явное одобрение. Мнение о нём как о родителе в представлении матушки Холмс, которой, вероятно, удалось произвести на свет двух совершенно взрослых с первой минуты жизни гениев, явно выросло пунктов на десять. Он счёл, что для первого дня это более чем удачный результат.

Анетт испуганно притихла и затем, кивнув, сказала:

- Конечно, доктор Уотсон, сэр, простите меня, я нечаянно.

Джон вздохнул, покачивая тёплое тельце сына на руках.

- Называйте меня Джон, прошу вас, не надо официальных обращений. Не переживайте, просто вы не знали.

Он осторожно опустил Тедди в колыбель, немного полюбовался им, а затем улыбнулся няне одной из самых светлых своих улыбок. Она осталась напряжённой, будто ожидая от него быстрого возврата к строгости.

- Приношу мои извинения, но я толком не спал уже больше недели. Я не призываю вас читать младенцам Шекспира, просто… - он почесал затылок, подбирая понятные ей слова.

Не в первый раз он остро чувствовал отсутствие Шерлока, который быстро бы объяснил суть дела, чётко раздал команды и чьим указаниям все подчинились бы немедленно и без лишних вопросов. Уотсону удавалось хорошо командовать только в армии, когда это было частью его служебных обязанностей и получалось само собой. Но в гражданской жизни он никогда не вёл себя, как царь и бог, и совершенно не ждал, что все будут кидаться выполнять его приказы по первому слову. Проще говоря, Джон не привык руководить наёмными работниками.

- Полагаю, дорогая Анетт, добрый доктор хотел нам сказать, что мой покойный сын хотел бы, чтобы с его детьми обращались так же, как с ним самим. Сам он никогда ни до кого не снисходил, а что касается детей, он общался с ними, как со взрослыми, пусть и меньших размеров. Конечно, никто здесь не ожидает, что двухнедельные младенцы вообще способны понимать речь, но полагаю, общее правило доктор Уотсон изложил вполне доступно, - проговорила Селеста.

Напряжение отпустило Джона, и он произнёс:

- Да, прошу прощения… Всё верно. Благодарю вас, Селеста, я не мог бы сам выразить это лучше.

Матушка Холмс одарила его улыбкой, казалось, озарившей всю комнату, и затем уложила спящую Рози рядом с братом.

- Я полагаю, они будут спать не менее двух часов. Джон, вам нужно воспользоваться этим временем и тоже отдохнуть. Анетт и я присмотрим за детьми. Мне бы хотелось, чтобы вы все два часа не беспокоились и попытались выспаться, а затем мы обсудим наши дальнейшие действия. Хорошо?

Джон ещё раз взглянул на мирно спящих младенцев, повернувших друг к другу личики, и позволил проводить себя к бывшей кровати Шерлока, на которой тому никогда уже не лежать. Он задёрнул тёмно-синий полог, погрузив себя в полную темноту и неожиданно навалившуюся тишину.

И хотя Джон чувствовал себя совершенно разбитым – теперь он понял истинный смысл этого выражения, хотя раньше даже трёхдневная погоня по Лондону за преступником не могла довести его до такого полного изнеможения, но теперь усталость завладела каждой мышцей и каждым нервом, – всё же он не провалился в сон немедленно. Вместо этого он закрыл глаза и на одну минуту позволил себе предаться рвущим сердце воспоминаниям.

Что, если бы Шерлок был сейчас с ним? Что, если бы они могли вместе растить их детей? (Вернись, вернись, вернись). Они бы продолжили жить на Бейкер-стрит и могли бы караулить двойняшек по очереди, чтобы один из них мог сомкнуть глаза, пока другой сидит с малышами. Наверное, они бы толком и не виделись друг с другом, но вряд ли переживали бы по этому поводу. Хватало бы и других забот, когда надо кормить два маленьких голодных ротика и мыть две грязные попки. Собственные желания отходят далеко на задний план, когда твой ребёнок плачет, и плач этот болью отдаётся в твоей голове, в сердце и во всём существе.

Детектив с трудом выносил тесный контакт с людьми и рутину, а в воспитании детей тесно сплавились эти две константы. Джон иногда думал в те редчайшие минуты, когда вообще удавалось оторваться от сиюминутных проблем, что с собственными детьми Шерлок находил бы радость в общении и мог бы с энтузиазмом выполнять каждодневные родительские обязанности. Едва взглянув на Тедди и Рози, все впадали в умиление (Джон был в этом глубоко убеждён, хотя в нём могла говорить предвзятость), так почему Шерлок должен избежать всеобщей участи?

Он бы настаивал, чтобы детей называли полными именами, поскольку презрительно относился к сокращениям. Теодор и Розалин, или нет – он бы называл их Хэмиш и Анна. Хотя он с насмешкой относился к общественным условностям, но в некоторых случаях проявлял поразительный снобизм. Он не желал понимать, почему люди, впадая в сантименты, используют при общении с близкими вторые имена, сокращения или нелепые прозвища.

«Верно выбрать имя, Джон, - это как хирургу не ошибиться с инструментом». Казалось, сто лет прошло с тех пор, когда Шерлок сказал ему эти слова, готовясь к очередному перевоплощению. Вдумчиво подобранное имя и тщательная маскировка были безотказным оружием детектива.

Джон прекрасно осознавал, что сейчас простыни не могли пахнуть Шерлоком, но всё же зарывался в них с головой, пытаясь воскресить память о нём и вытянуть его образ из каждой нити, некогда касавшейся любимого тела.

Замечтавшись, Джон начал представлять, с каким выражением супруг смотрел бы на их двойняшек: изучающе, с сосредоточенно сведёнными к переносице бровями или, напротив, с огромной нежностью, как изредка смотрел на Джона, отпуская самоконтроль. Уотсон ничуть не сомневался, что Холмс принял бы выдающуюся красоту и ум их детей как нечто должное, само собой разумеющееся. Наверняка пришлось бы прервать не один эксперимент, проводимый им на малышах, но Шерлок тщательно наблюдал бы и документировал их развитие день за днём в мельчайших деталях.