Сorvum nigrum (СИ)

— Ладно, сегодня был очень насыщенный день, и я, наверное, лучше пойду домой. Надо же там хоть иногда появляться! — наигранно весело улыбнулся я и поднялся с дивана.

— Конечно, Гарри, конечно, — дед поднялся и пошел меня провожать. — Тебе нужно отдохнуть, так что проведи там еще и весь завтрашний день, а на следующее утро я буду тебя ждать у себя.

— Ага, спокойной ночи, — попрощался я на ходу.

— Спокойной ночи, Гарри, — попрощался дед, но дверь не закрыл и все еще смотрел мне вслед.

А я изо всех сил старался не сорваться на бег, так к Дурслям меня тянуло впервые. Жизнь все же удивительная штука!

========== Часть 17 ==========

Четверг. 4 июля. Дом, милый дом? Нет, я определенно сошел с ума! Разве может этот ненавистный с детства дом стать в одночасье моим убежищем от мирских невзгод? И разве вот эта, вечно придирающаяся ко мне особа может так ласково мне улыбаться? И сон… Каким сладким оказался сон в собственной кровати в обнимку с теплым и мягким Феликсом. В таком направлении двигались мои мысли этим ранним солнечным утром, пока я с удовольствием поглощал овсяную кашу с клубничным джемом. Кто бы мог подумать, что каша из рук тетушки может быть такой вкусной, я даже жмурился слегка, прям как Феликс, уплетающий кошачий корм. Если бы еще все это было взаправду, а не по моему велению, так вообще — красота. Но, в принципе, меня и так устраивает. По крайней мере, лучше, чем было. Во всяком случае, для меня. Вообще во время еды, пока рот занят, можно много чего рассмотреть. Например, родственников.

По левую руку от меня завтракал такой же овсянкой, только без масла и джема, Дадли. Он заметно осунулся.

— Вот, как ты любишь, — тетя поставила передо мной чашку ароматного кофе со сливками и сахаром.

Я посмотрел на нее снизу вверх и благодарно улыбнулся. Ее губы дрогнули в ответной улыбке, и она провела рукой по моим волосам, слегка спутанным после сна.

— У тебя очень красивые волосы, Гарри. Прямо как у моей мамы, твоей бабушки, — в глазах ее полыхнул озорной огонек воспоминаний. — Когда я была маленькой, то любила расчесывать ее пряди, если хочешь, я и тебе могу помочь. С такой гривой в одиночку тяжело управляться.

-

Мы сидели в гостиной все вместе: дядя Вернон читал газету, попутно комментируя самое интересное, Дадли смотрел телевизор — да, ему все же разрешили за хорошее поведение и неплохие результаты внезапной диеты; я сидел на полу, а тетя Петуния расчесывала мои волосы, разбирая их на тоненькие прядки.

— Расскажите мне о бабушке, — попросил я.

Удивительно, что о родителях я знаю мало, но о бабушке и дедушке не знаю вообще ничего. То есть вообще! Даже имен не знаю.

— Мою маму, твою бабушку, звали Элис. Она была очень доброй и понимающей женщиной. У нее всегда, сколько я ее помню, были длинные черные волосы, которые она укладывала в высокие сложные прически, но по выходным, почти до самого обеда, она распускала их и ходила так по дому, а мы с Лили бегали за ней по пятам и любовались. В детстве мы думали, что мама наполовину русалка, — хихикнула тетя. — Даже когда врачи сказали, что ей необходимо их обрезать, мама не сдалась. Сказала, что уж если ей суждено умереть, то пусть так и будет, но с волосами она не расстанется. А потом у нее случился инфаркт и она умерла. Ей было сорок пять лет, отец умер через два месяца — не выдержал. Очень уж он ее любил.

Интересно, если он так любил ее, то почему они разошлись? Да еще и так, что впоследствии она зачала от другого? Хотя, может, Элис не любила своего мужа.

— Как звали моего деда?

— Метью Эванс. Он был старше мамы на десять лет и работал хирургом. А познакомились они, когда мама попала к нему на операционный стол с аппендицитом. Вся его жизнь прошла на работе. Он все время был там, со своими пациентами. Бывало, что его среди ночи забирали из дома для очередной сложной операции. Когда я была маленькой, я помню, что они часто ругались, но потом это резко закончилось, и она стала какая-то спокойно-отстраненная. Даже когда отец приходил с работы она не шла встречать его, а молча накрывала стол, приносила газету, мыла посуду. Почти вся ее жизнь состояла из меня и Лили. Она очень хорошо готовила. Особенно хорошо ей удавалась яичница — такой вкусной я больше нигде не пробовала. Из рук мамы вся еда самая вкусная, жаль, что тебе не удалось попробовать, — сказав это, тетя погладила меня по голове и поцеловала в макушку.

Очень милый жест, прям материнский.

— Все, готово! Если хочешь, я могу заплести их, — предложила тетя.

— Нет, не надо, — ответил я.

Еще чего не хватало — с косичкой ходить. Как только я поднялся, зазвонил телефон. По старой привычке я ответил на звонок, почти не задумываясь. Голос, который я услышал в трубке, вогнал меня в состояние ступора.

— Гарри, с тобой все в порядке?

— Да, — ответил я немного на распев.

— Слава Мерлину!

— Зачем ты звонишь, ты ведь знаешь, что со мной сделают Дурсли, если узнают?

— Просто ты не пришел в кафе, не ответил на письмо и вообще все о тебе беспокоились не только я! — с другой стороны трубки уже слышались обвинительные нотки.

— Гермиона, со мной все в порядке, правда. Не нужно мне звонить и писать тоже не нужно. Не обижайся, но до конца каникул я хочу побыть один и подумать над всем, что происходит в моей жизни. Хотя признаюсь честно — мне тебя очень не хватает.

— Я тоже скучаю, Гарри. Извини за беспокойство. Увидимся в школе.

— Пока, — попрощался я и повесил трубку.

Это был странный, очень и очень странный разговор. Я еще с минуту смотрел на трубку аппарата, прежде, чем положить ее, вслушивался в приглушенные гудки, будто ожидая от них пояснений. Что это было? Неужели она догадалась? Она так смотрела на меня в кафе, будто узнала, кто скрывался под маской. Гермиона всегда была умницей, но разве можно было узнать в этом странном парне меня? Нет, не думаю, хотя она выдает такие логические выводы, что порой ум за разум заходит. И что интересно — ошибается она редко.

— Гарри, с тобой все в порядке? — спросила тетушка.

Я кивнул, мол «Да, все в порядке». Наверное, этот разговор должен был ободрить меня, придать сил и уверенности в том, что она уж точно настоящий друг, но отчего-то на душе стало гадко-пригадко. Я откровенно заигрался во всех этих николовских штучках. Зацепился за возможность стать сильнее и могущественнее, и забыл о том кто я. А кто я? Подросток, сирота, герой. На самом деле героем была моя мама, а я просто не умер, благодаря ей. В этом и заключается все мое геройство, а остальные мои приключения это так, чьи-то хитро вымудренные партии, а не мои заслуги. Я всегда играю роль меча в чьей-то руке, разящей зло в любом ее проявлении. Даже сейчас я не более, чем оружие. Может, я просто ни на что больше не гожусь?

-

Дадли ушел в мясную лавку, дядя Вернон на работу, а тетушка за покупками. А я остался наедине со своими мыслями. Я лежал на кровати, тупо пялился в потолок и размышлял о своей жизни. Все не заладилось с самого моего рождения, наверное, еще даже до зачатия… Глупо с моей стороны надеяться на благополучный исход моей жизни. Все мое существование подчинено служению свету и добру, никто не хочет понимать того, что я обычный мальчик, который хочет просто жить. Как же я неистово задолбался! Уехать бы на необитаемый остров, чтобы все оставили меня в покое и сами сражались со всевозможными темными магами и прочей шушерой. Феликс лежал где-то в районе моей головы и тихонечко мурлыкал. Может у меня, как и у него, скоро все наладиться и кто-нибудь заберет мою многострадальную тушку из всего этого хаоса. Хотя, если быть до конца честным, его я использую в своих целях. Он — моя маскировка. Извини меня, кошара, но я обещаю, что тебе будет комфортно в моем доме и безопасно.

-

Четверг. 11 июля. Прошла неделя с тех пор, как я покинул дом Николаса и он все еще не объявлялся. А я по-прежнему сидел в доме Дурслей и читал ту книжку с заклинаниями. Даже об уже известных мне слоформах я почерпнул много нового и полезного. О таком в школе не скажут, а если и скажут, то так, что ничего не поймешь, даже если захочешь. Вот она — великая сила слова. Особенно интересной стала информация о некоторых побочных действиях тех или иных заклинаний в зависимости от фазы луны и времени года. Что летом в новолунье взрослому магу хорошо, то подростку — смерть. Это навело меня на мысль о том, что это могло быть одним из пунктов запрета колдовства во время летних каникул. Особенно опасными для здоровья в летний период становились разрушительные заклинания. Видите ли летом, как и весной, — время созидать, а не разрушать. «Юные маги, не достигшие семнадцатилетнего возраста, связаны с силами природы теснее, чем взрослые представители магического мира… Одно из преимуществ подобной связи — если вовремя ее осознать и закрепить… дает возможность постоянной магической подпитки… В более зрелом возрасте… способность управлять силами природы и использовать в своих целях». Что тут скажешь — информация полезная и занимательная. Знать бы еще как эта связь закрепляется. А вот и подводные камушки: «Маг не должен намеренно вредить природе, разрушать и подавлять как флору, так и фауну… грозит серьезными последствиями… возможна даже полная потеря магических способностей». Вот те раз! А если я случайно сломаю дерево или в образе кота мышь придушу? Нет, так не пойдет.