Связанные (СИ)

Неделя, начавшаяся сумбурно и лихо, к своему концу подошла медленно и неспешно. Возможно, сказывалось отсутствие Хицугаи. "Блин, Тоширо, – шипела про себя Карин, возвращаясь из школы в пятницу, – Чем бы заняться без тебя?" Странное дело: всего пара недель, а Хицугая уже так глубоко вошёл в жизнь Куросаки, что его отсутствие ощущается так остро. Впрочем, Карин постаралась уверить себя, что такое затишье связано с тем, что школьные учителя еще не 'раскачались'. Со следующего понедельника её ждут танцы, да и задавать будут больше. Интересно, а у Хицугаи можно будет списать математику?

Карин плюхнулась на кровать и расслабила все мышцы. Она только что закончила влажную уборку в комнате брата, а до этого расправилась с гостевой зоной на первом этаже. Кухня, отцовская комната и коридоры лежали на Юдзу. Брюнетка в очередной раз подивилась, как близняшка умудрялась следить за всем домом в детстве, ведь Карин взяла часть обязанностей только в средней школе, и то меньшую. Правда, этому предшествовали крупные разборки между сёстрами: светловолосая закатила истерику с применением кухонной утвари, потом, когда первое не подействовало, устроила бойкот, игнорируя стирку и готовку для любимой сестры, а под конец решила поиграть в футбол в их комнате. И если во время бойкота Карин ничего не оставалось, как самой загружать свои вещи в стиральную машину и складывать обед в бенто, то такого бесцеремонного обращения с мячом допустить просто не могла. Карин, конечно, всё понимала: и что сестре тяжело следить за домом и домочадцами, и что самой, как будущей хозяйке, ей это пригодится, но к уборке тоже нужна привычка, как к утренней зарядке, и Юдзу помогла её выработать.

– Вот представь, Карин-тян, выйдешь замуж,… – поговаривала Юдзу. На этом месте брюнетка выразительно фыркала, – И нечего мне тут фыркать, выйдешь, никуда не денешься!

Карин только качала головой. Даже сейчас, когда в коридорах старшей школы то и дело попадаются парочки, ей тяжело представить, что на неё кто-то "позарится", а уж тогда и говорить было не о чем. Нет, Карин никогда не комплексовала из-за внешности и, даже, поведения, 'недостойного японской девушки', в которое её периодически тыкали. Она могла быть резкой, немного грубоватой, многим казалась невежливой, так как не использовала именные суффиксы, зато из множества вариантов обращения выбирала 'молодёжный мужской', часто была открытой и активной. Впрочем, к общественному мнению Куросаки относилась как к мнению тех, кого не спрашивали, чем вызывала еще одну волну неодобрения. С другой стороны, в её жизни бывали моменты, когда она никуда не лезла и попросту замыкалась, что также не способствовало формированию положительного образа, поскольку запросто могла сорваться и нагрубить всем подряд.

В старшей школе мысли о замужестве и свиданиях тоже не могли уместиться в черноволосую головку девушки. Даже когда она вздыхала по Сэиро, представить их отношения не получалось. Единственное, что девушке удавалось нафантазировать, и то в дни дождливых депрессий, – это Карин, все еще Куросаки, лет слегка за тридцать, приходит после работы в маленькую квартирку, где проводит очередной одинокий вечер в обнимку с лопоухим 'вроде-бы-медведем', как многие японские женщины, которых с каждым годом становится все больше – последствия гендерного равноправия.

Но сегодня, пусть она и устала, но на улице и в душе светит субботнее солнце, а в теле ощущается такая лёгкость, что можно пробежать целый кросс. Глупая привязанность (ну не любовь же), державшая её в постоянном напряжении, испарилась, уступив место свободе. Именно сейчас чувствуешь, что способна обнять весь мир, любить всех без условий и влюблять в себя лишь мимолетным взглядом.

Карин рывком поднялась с кровати, сгоняя все время расплывающуюся улыбку, и поменяла домашнюю футболку на тёмно-синюю тунику с длинным рукавом, щелкнула пластиковой застёжкой неширокого чёрного пояса, который стащила с полки сестры. Задумалась на секунду, критически осматривая в зеркале чёрные легинсы, которые носила дома – что-то темновато получается. Хитро улыбнулась самой себе и подскочила к столику с зеркалом, на котором Юдзу держала косметику. Двумя легкими движениями нанесла тушь, чуть подкрасив реснички, и, сморщив носик, обратила-таки внимание на тюбик – русоволосая сестра предпочитала коричневую тушь. "Похоже, придется разориться на собственную", – решила брюнетка и резко развернулась, застигнутая на месте преступления.

– Карин-тян? – Юдзу бросила взгляд в коридор и аккуратно прикрыла дверь. – И куда это ты… накрасилась? – русая хитро прищурилась и привалилась к двери.

– Юдзу? – Карин немного опешила, так как сестра могла устроить допрос с пристрастием, потом бросила нервный взгляд на дальнюю внутридомовую стену и оскалилась: – Пойдём-ка, сестрёнка, прогуляемся. Заодно обсудим и каникулы, и начало учёбы…

Карин подошла к двери, продолжая нервно поглядывать на стену, ухватила русоволосую за руку, и попыталась вытащить из комнаты. Юдзу оторопело похлопала глазами, соображая, что это сестра задумала. Она хмуро проследила за её взглядами, бросаемыми на стенку, которая по-партизански молчала, затем всё-таки выдернула руку из плена со словами "я только кофту возьму". Карин отпустила и поскакала вниз по лестнице. Следом затопала Юдзу, на ходу надевая кофту на простое домашнее платье. Обувшись, девушки выскочили из дома.

– Куда? – весело поинтересовалась младшая.

– Ммм, в парк! – постановила Карин и, обхватив сестру за руку, бодро зашагала вниз по улице.

Иссин со вздохом сел на кровать и посмотрел на стакан, который только что прикладывал к стене, общей с комнатой дочерей.

– Растут девочки, – грустно констатировал отец вслух, хотя в доме никого уже не было.

Вчера звонил командующий, в очередной раз звал обратно в Готей капитаном восьмого. Куросаки в очередной раз указал на семью и послал Готей лесом. Кёраку ещё поболтал о том, о сём, расспрашивал о дочерях и их ухажёрах. Иссин в намёках разбираться не стал и посоветовал старому охальнику прогуляться в Уэко Мундо – там и лес гуще, и меносов больше.

– Ой, не могу! Нашли 'чистый кавай'! – Юдзу покатывалась от смеха, слушая весенние приключения спортсменов. Карин наблюдала за ней со снисходительной улыбкой. Она не могла припомнить, чтобы они болтали вот так по-сестрински. Да и не любила брюнетка сплетничать, потому не обсуждала никого и ни с кем, но сейчас ей было необходимо поговорить откровенно.

– Кстати, госпожа журналист, надеюсь, я не увижу эти подробности в школьной газете.

В ответ Юдзу многозначительно подняла брови – это можно было расценить и как "да за кого ты меня принимаешь, сестрёнка", и как "не знаю – не знаю, зависит от твоего поведения и наполненности выпуска".

Юдзу вытерла остатки слёз и взглянула на мечтательно задумавшуюся сестру.

– Скучаешь по нему? – просто спросила русоволосая. Карин неопределенно пожала плечами, с ним-то однозначно веселее.

– Как думаешь, – тихо продолжила Юдзу, – а он скучает там без тебя?

– Да правда что! – фыркнула в ответ Карин, – У него же там работы выше крыши.

Сейретей. Всё еще пятница.

Хицугая оглядел синигами, которые выстроились в шеренги в шахматном порядке. При этом первую шеренгу составляли офицеры, имевшие в своем подчинении группы в среднем по 25 рядовых. Кроме чисто боевых групп десятый отряд в своем составе имел три аналитические. Именно они тесно контактировали с Институтом, анализируя обстановку по Сейретею и Руконгаю, вычисляя точки прорыва пустых или отыскивая сильные души, которых направляли в Академию. Порой, им же поручали и некоторые дела по миру живых (вот откуда в десятом отряде повышенный документооборот!). Но это вовсе не означало, что их физическая подготовка была ниже. Скорее, наоборот, капитан частенько тренировал их лично, а также устраивал проверку и умственных способностей на местности.