История маленькой верности (СИ)

Его любил Мастер, его любили братья, а он до умопомрачения и звездочек в глазах любил каждого из них.

И Лео их любил, а они его, и бестолочь Майки, и даже сухарь-логик Донни.

Они все любили друг друга, то есть варились в большом булькающем котле общей, разделенной, данной и принятой любви…

А в чем варился Кадзэ?..

Он избегал разговоров о своей семье и Мастере, да Раф и не спрашивал особо, интуитивно понимая, что не все там гладко, не сказать хуже.

«Как будто у Шредера может быть хоть кому-то хорошо!»

- Что это? – Раф задевает цепочку на щиколотке Кадзэ и удивленно опускает взгляд.

Такой же равнодушный, как и Лео, ко всему аскет, вдруг нацепил украшение? Да еще золотое!

- Это… - Кадзэ торопливо закрывает браслет ладонью. – Мастер выронил, а я взял.

Он опускает голову, пряча глаза, словно ему стыдно, и тут же вскидывается, оправдываясь.

- Он сказал, чтоб не видел больше, но это же не запрет носить…

Раф долго смотрит на него, чуть щурясь и успокаивающе поглаживая по стиснутым пальцам, потом отнимает руку от браслета и всматривается в золотые звенья.

Их сэнсэю и в голову бы не пришло запрещать такое.

Уж сколько они его поясов перетаскали и шнурков для кимоно, навязывая себе на панцири вместо ремней в детстве… Мастер только улыбался в усы и иногда отбирал, когда совсем уж нечем становилось завязывать кимоно, но вот так «чтоб не видел больше».

Нет, мог… мог, конечно, сэнсэй, особенно Рафу, высказать, когда тот домой приползал с бутылкой или пробовал закурить…. Но это тоже… любя это было. Даже палкой по голове и то – любя.

- Возьми, - он решительно стаскивает с шеи цепочку и заматывает Кадзэ на щиколотку поверх его браслета. – Я вот с радостью буду на него смотреть.

Тот минуту изучает стальную плоскую цепь, а потом поднимает на Рафа до странного серьезные глаза.

- Подарок, - Рафаэль улыбается и обнимает его, пресекая поток глупых вопросов и благодарностей.

Раф прошелся по крыше, касаясь пальцами тумана, как живого существа.

«Ладно, Великий Мастер Саки скуп даже на лишнюю улыбку и каждый свой чих расценивает как высшее благо для сирых и убогих, че уж. Но братья… у Кадзэ же есть братья… неужели и те не могли отогреть недоумка этого, поскупились?»

Он вздохнул, вспомнив свой разговор с Лео перед уходом и тепло его рук на плечах.

Да тот наизнанку готов был вывернуться и из панциря выскочить только бы ему, Рафу, хоть как-то помочь.

Любой из его братьев на потолок залезет ради него, как и он сам. И в этом нет ничего необычного, для них – это нормально.

«Кто ж тебе не дал-то любви совсем, горе мое дурное? Кто тебе не рассказал, что это нормально - принимать любовь и заботу, а не выпрашивать их и пытаться купить своими поступками?»

Раф горько вздохнул, вспомнив младшего брата Кадзэ и запись с телефона.

Вот попробуй кто-то при нем его брата так … убил бы. И не задумался даже.

Он с отвращением передернул плечами, представив, что кто-то вздумал бы при нем так унизить Лео, а он бы стоял и снимал это на телефон…

- Бля! – Раф уперся лбом в лифтовую надстройку и несколько раз боднул ее, чтобы выбить эту мерзость из головы. – Бля… Кадзэ, да где ты? Че ты ему по морде не дал, Мастеру своему дюже Великому, за такой приказ?

Прислушавшись к себе, он понял, что здесь, на крыше, ждать нет смысла, надо идти дальше. Вдруг Кадзэ придет домой, вдруг все же сам будет искать Рафа… вдруг Лео прав, и есть в душе его клона что-то еще, кроме выполнения приказа?

***

- Три слепые мышки, три слепые мышки

Смотри, как бегут они…

За Фермершей следом, которая им

Хвосты отрубила ножом кривым.

Три слепые мышки…

Тихо напевая в абсолютной тишине своей лаборатории, Винсент не спеша собирал диски и банки, бережно укладывая их в большую сумку.

- Три слепые мышки…

Он взял со стола серую маску с темными стеклами и вытащил правое, усмехнувшись себе уголками губ, перебрал пальцами лен и отложил ее в сторону.

«Уже не пригодится… даже жаль немного, столько сил впустую угробил».

Он повесил сумку на плечо и окинул пристальным взглядом помещение.

Да, здесь столько сил угроблено впустую, что можно о каждой банке сожалеть и о каждом незаконченном опыте.

Винсент передернул плечами, решительно выдохнув, на миг закрыл глаза и вышел, аккуратно закрыв дверь.

«Как будто есть в том надобность, в этом моем сожалении».

Он прошел по дому, задержавшись около своей комнаты, постоял несколько минут в гостиной и направился к Й’оку.

- Идем, – Винсент присел перед старшим братом и взял его безвольно лежавшие на коленях ладони в свои.

- Куда? -Тот повернул голову и долго-долго смотрел в янтарные глаза, словно что-то силился в них прочесть.

- Подальше от этого места, - Винсент сжал его руки, надеясь на ответное пожатие. – Идем.

Й’оку отрицательно качнул головой и отвернулся.

- Я не могу.

Винсент смотрел на него очень долго с откровенным сожалением, но уговаривать больше не стал. Он не мог сказать, что так уж сильно осуждал брата за его фанатичную преданность Мастеру и прочие самурайские загоны, даже спокойно к этому относился вот до сегодняшнего дня. Но сейчас… после сделанного Мастером что-то разве могло остаться?

- Он никогда не будет тобой доволен, - негромко произнес Винс. – Никогда, понимаешь? Что тебя тут держит?

Старший промолчал.

- Ясно, - Винсент отвел глаза и неожиданно обнял брата, чего до этого не делал никогда в жизни. – Я бы хотел пожелать тебе удачи, бро, или хоть чем-то помочь.

Й’оку кивнул и, уцепившись за руку брата, с трудом поднялся на ноги.

- Пусть она тебе сопутствует. Береги себя.

Тот кивнул, перебросил через плечо сумку, с коротко звякнувшими колбочками, и шагнул к двери.

- Тогда прощай.

- Прощай.

- Три слепые мышки

Смотри, как они бегут…

***

Уже приближаясь к их дому, Рафаэль занервничал, увидев приоткрытую дверь, а за ней слабый, едва уловимый свет.

Он же, кажется, растоптал все свечи до последней, пока бесился тут…

Вытащив сай, Раф осторожно толкнул дверь и оглядел помещение.

На располосованном им одеяле, валявшемся на полу у стены, среди сломанных и кое-как зажженных свечей сидел тот, кого он искал, привалившись спиной к кирпичной кладке, и методично бился затылком в стену.

- Кадзэ? – Раф подошел ближе и сглотнул, увидев залитое кровью лицо, кое-как прикрытое пропитавшейся красным маской.

- Рафаэль… - тот еле повернул голову, уставившись на него одним глазом. – Прости. Я не хотел этого.

- Дурак! - Раф бросил сай в ножны и присел рядом, осторожно ощупав его голову. - Т-шш, все хорошо будет.

На пальцы налипли сгустки крови, легко оторвавшись и освободив красные ручейки.

- Прости, - Кадзэ уцепился за его руку, прижав ее к щеке. – Прости… я же на самом деле… я люблю тебя, Раф…

Он вздрогнул и свалился Рафаэлю в руки, крепко обняв и прижавшись дрожащим горячим телом.

- Я, правда, тебя люблю…

***

Расплывчатый, двоящийся, хоть как-то видимый вход в их дом.

Распахнутая дверь, разбросанные вещи, исполосованный в клочья диван.

Взорванная паникой, ужасом, криком о помощи душа, налетевшая на пустоту.

Й’оку подобрал один огарок свечи и с третьей попытки смог зажечь, поставив на пол около себя, потом ощупью отыскал второй.

Свалился у стены и откинул голову назад, ударившись затылком в кирпичи.

Он не знал что делать, мечась внутри себя, как загнанный зверь, ища выход из кромешного ада уже принятого за него решения и мечтая только умереть и не знать исхода этой истории.

Если бы, если бы можно было обменять себя на Ёдзи! Но даже на это он не был годен, ценой жизни малыша была совсем другая смерть, к которой прилагалось предательство того, чьей защиты Й’оку сейчас искал, как спасения от себя самого.

Его трясло так, как никогда до этого в жизни, а руки беспомощно хватали пустоту, словно ища опору.