Эффект незаконченного действия (СИ)

— Кииис-кис-кис… — позвал его Влад, поманив пальцем.

Дима тут же остановился и сел на пятки, глядя на Влада с веселым возмущением.

— Так и знал, что тебе просто кота не хватает. Учти, Соколовский, сухой корм я не ем, на коврике не сплю. А еще за мной нужно ухаживать, гладить и вообще вести себя хорошо.

Гостиничные пижамные штаны были на Владе великоваты, а теперь, когда тесемка, поддерживавшая их на талии, развязалась, они и вовсе норовили сбежать. Соколовский поерзал, пытаясь вернуть их повыше, а потом подполз к Диме и устроил голову у него на коленях.

— Уговорил. Тебе картошечки, супчику?

— Утром? — Дима улыбнулся, принимаясь поглаживать его по волосам. — Ты извращенец, Влад. Но раз уж мой привычный завтрак из кофе и сигарет ты вряд ли мне устроишь, сойдут и оладьи. Не ел их со времен ГИТИСа.

— Со сгущенкой, угу, одевайся, кот, поехали. — Влад щекой потерся о его ногу и тихо заурчал.

— Это Я — кот? Кажется, здесь кто-то себя недооценивает, — Дима чуть сдвинулся и склонился над Владом, быстро целуя кончик носа. — Хорошо, уговорил. Тогда отпусти меня.

Соколовский перевернулся на спину, забавно прижав к груди руки на манер кошачьих лапок, и, широко улыбнувшись, принялся «умываться».

Дима пару мгновений ошарашено смотрел на него, а потом звонко расхохотался и рухнул на постель рядом, чувствуя себя таким легким и свободным от… всего. Словно и не было всех этих лет. Словно он не «звезда» мирового уровня, а всего лишь пацан, малолетка, еще не серьезный, смешной, чуть наивный.

Повинуясь непонятному, но очень сильному желанию он, тихо пофыркивая, подтянулся и лизнул кончиком языка «умытую» скулу, тихо шепнув:

— Для котенка ты, конечно, великоват, да и из меня мамочка никакая, но вот тут ты пропустил местечко.

— М… ты самый замечательный кот в мире… Чеширский… — Влад положил ладонь ему на затылок, мягко массируя и потянулся к губам, лизнул, осторожно прикусил нижнюю, довольно щурясь.

— Влааад… — выдохнул Дима, отвечая коротко, несильно. Ощущать его губы так близко было… потрясающе приятно. И внутри дрожало… что-то. Какой-то сладкий ужас и предвкушение. — Кажется, кто-то у нас здесь проголодался?

— Можно сказать и так, — шепнул Влад, с наслаждением целуя его. Мягкие губы, нежные и теплые. И пошел весь мир к черту. Все, кто существует ЗА дверью этой спальни.

Дима еле сдержал стон. Почти злой, отчаянный. Вместо этого он провел ладонью по щеке Влада, даря почти невинную ласку, не в силах закончить этот странный, но такой жгучий поцелуй.

— А как же супчик и картошечка? — выдохнул он с почти нежной усмешкой, когда Влад сам отпустил его, чтобы глотнуть воздуха.

— И супчик, и картошечка… и оладьи на сладкое… все будет… — сердце просто выламывалось из груди, пульс бился перед глазами алыми разводами.

— А потом растают замки, затем оазис и даже верблюд. И я останусь один в пустыне. Снова, — Дима был готов сам себе вырвать язык за все сказанное. — Но, знаешь… Мне плевать. Плевать, пока я вижу этот замок и отдыхаю в тени. Влад… — следующее касание губ было другим. Совсем другим. Не робким и почти невинным. А жарким. Неистовым.

— Нихрена, Димка… ты всегда будешь знать, где я живу, — он поднимался навстречу поцелую, жадно отвечая на каждое движение губ, на каждый вздох, на каждое касание.

— В этот раз… только так, как хочешь ты. — Куда делся тот Дмитрий Берг, которого он видел каждое утро в зеркале последние пять лет? Куда испарился искусный, разбалованный и капризный любовник, которого видели в постели его редкие пассии? Сейчас он был другим. Совсем другим. Просто мужчиной, млеющим под лаской чужих губ. Просто… Димой.

— Так, как хочу я… — глаза Влада вспыхнули дьявольскими огоньками. — Отлично. Потому что хочу я тебя. Всего… целиком!

Он выпрямился, тыльной стороной ладони погладил точеную скулу, откидывая с лица Димы непослушные прядки. Пальцы коснулись шеи, очертили линию плеча и скользнули на грудь. Четкие, хорошо развитые мышцы под золотистой кожей дрогнули, чуть напряглись. Влад улыбнулся и накрыл губами темно-медовое солнышко соска.

— Влаааад… — прошипел сквозь зубы Дима, выгибаясь, откидывая голову и кусая губы. Как… хорошо. Как коротит нервы резкое, неожиданное удовольствие. Нет сил сопротивляться. И воли… тоже нет. И ведь не монах. Но не испытывал раньше такого… никогда.

— М?.. — быстрый взгляд из-под ресниц. Влад обвел кончиком языка второй аккуратный сосок и легко опрокинул Димку на постель, покрывая его грудь и живот невесомыми поцелуями, перемежая их с покусываниями. Впадинка пупка так и манила. Он не смог сдержаться, чтобы не лизнуть, не погладить чувствительную кожу, прежде чем губами коснуться нежной головки уже слегка возбужденного члена.

— Соколовский! — Дима с силой сжал пальцами его короткие прядки, зажмурился, мотнул головой, закусив губу. — Владик… — застонал, захлебнувшись воздухом. Только не останавливайся. Только не сейчас. Погладить плечи, чуть царапнуть ногтями кожу, когда, кажется, терпеть эту пытку больше не сил.

Тихое гортанное «умгу…»

Влад проворно стащил с Димки шелковистую ткань белья. Язык прошелся вдоль ствола, проследив голубую венку, обвивающую его под тонкой кожей. Соколовский облизнулся.

— Вкусный…

Дима неровно, как-то потерянно рассмеялся.

— И все-таки сначала тебя нужно было накормить, — сжал плечи, отстранил от себя. — Может, все-таки завтрак? — А в глазах горит, горит огонь. Растревожил Влад, разбудил что-то внутри. Потянуть вверх, коснуться губ, слизывая с них свой собственный вкус.

— Потом, — усмехнулся тот, лаская его губы. — Сейчас я тебя хочу, а не завтрак… Можно?

Он зацепился взглядом за затуманенный Димкин взгляд и вот так, не отпуская, медленно сполз ниже, всем своим телом касаясь его. Втерся меж его разведенных ног, ладонью погладил внутреннюю сторону бедра.

— Можно, — тихий выдох и ладонями по плечам. Позволяя… И не надо просить его быть осторожнее. — Поцелуй меня… еще…

И еще. И еще. Пока воздух между ними не накаляется, пока хватает дыхания. Кровь пульсирует в теле, тяжелая жаркая волна возбуждения разливается внутри.

— Димка… хороший мой… — Влад с трудом заставил себя отстраниться, всего на миг, тяжело дыша. Дрожащими руками стянул себя шелковые пижамные штаны. — Где?..

Димка усмехнулся криво, обмяк:

— В сумке… в гостиной… Если хочешь… можно так…

— ТАК не хочу! — почти прорычал Соколовский и соскользнул с постели. Быстрое, но сильное прикосновение губ к губам, будто приказ: не смей даже думать.

«Сумка» — это скромно сказано. Чемодан, больше похожий на сундук. О, ТАКИЕ чемоданы охрененно дорого стоят и выдерживают вес даже асфальтоукладчика. Куча функциональных отделений и кармашков. Он за малым не смеялся сам над собой, представив, как выглядит со стороны. Совершенно обнаженный, возбужденный до предела, роющийся в чужих вещах в поисках… тюбика.