Сущность Альфы (СИ)

Следующий поцелуй был коротким, рваным, торопливым, незавершенным, а после омега начал плавно скользить языком по груди альфы, задевая соски и обдавая чувствительную плоть своим горячим дыханием. Плавно, медленно, будто играючи, Сай расстегнул джинсы своего альфы и помог ему занять полулежащее положение, приспустив штаны вместе с бельем, но и не сняв их, а приспустив именно так, чтобы освободить длинный, слегка изогнутый член с крупной, обнаженной головкой, которую омега легонько лизнул.

Язычок омеги был мягким, влажным и наигранно неумелым, аккуратно скользя по всей длине ствола, изучая каждую венку, лаская нежную кожу и щекоча налитую головку. Тонкие пальчики брюнета придерживали плоть альфы у основания, слегка сжимая. Язычок пробовал её на вкус, покрывая тонкими дорожками слюны. Губы оттягивали кожицу, подбирались к вершине, обнимали головку, заключая её в жаркий, заманчивый плен, и сразу же отпускали, развратно причмокнув напоследок. Гаара медленно, аккуратно запустил пальцы в мягкие волосы любимого, пока что не требовательно, но ощутимо сжимая их у корней и постепенно задавая все ускоряющийся темп. Стоит ли говорить, что при всем при этом Сай сохранял зрительный контакт со своим альфой, провоцируя его столь бесстыдным зрелищем? Стоит ли упоминать, как ярко, зазывно, жарко пульсировала метка их единства, взывая к сущности аловолосого? Стоит ли уточнять, что альфа уже давно ласкал своего омегу ментально, растворяясь в вихрях собственного, нет, обоюдного желания? Нет, не стоит, потому что это все было привычным, но в тот же момент настолько новым, ярким, что Собаку издал свой первый стон удовольствия, запрокинув голову и до боли сжав волосы брюнета. До сладкой, страстной, жадной боли, которая ещё больше распаляла жар вожделения между ними.

Скользящие движения жарких губ по подрагивающему стволу стали более требовательными, плотными, глубокими. Язык ласкал все настойчивей. Губы обхватывали все жарче. Ротик заманивал в свой жар, позволяя почувствовать мягкость влажных стенок. А тонкие пальчики завершали это жадное удовольствие, сжимая, балуя чувствительными подушечками, покалывая ноготками, играя с тонкой кожицей, то прикрывая, то обнажая головку. Слишком медленно. Нужно острее. Ярче. Ближе. Глубже. Обнаженнее.

И альфа не выдерживает. Срывается. Отбрасывает сдержанность, как полог плаща. Отталкивает, чтобы притянуть к себе ещё ближе. Разворачивает, чтобы обнажить. Наклоняет, чтобы любоваться. Заставляет упереться руками в спинку дивана, чтобы открыться. Избавляется от одежды, чтобы чувствовать. И прикасается губами к влажной коже. Точно между крыльев лопаток. А они дрожат. Сходятся на узкой спине. Натягивают кожу и мышцы. Рисуют заманчивый образ. Дополняют изящную дорожку позвоночника, впадинки поясницы, узкие бедра, разведенные ноги, острые коленки, которые утопают в мягкости дивана. И запах. Запах кружит. Запах становится частью воздуха. Замещает его. Меняет. Вычеркивает из него кислород, которым уже тяжело дышать. Только ароматом любимого. Только запахом желания. Только страстью каждого вздоха, который срывается с алых, прикушенных губ.

Жарко. И хочется кричать. Кричать о своей любви. Но почему-то из горла вырываются только хриплые стоны, когда плоть, медленно раздвигая податливые стеночки, проникает в глубину, заполняет жаждущее её пространство, пульсирует в такт. В такт дрожи тела. В такт дыханию. В такт биению сердца. Сейчас бы сорваться на рваный ритм. Заглушить рык сущности. Освободить инстинкты. Забыться в круговороте. А ведь, и правда, все кружится. Комната, да и весь мир кружится только вокруг них. И альфа теряется. Теряется в ощущениях, чувствах, желаниях. Слишком? Нет. В самый раз. Потому что с Истинным только так. Потому что биополя уже давно соединились в единый купол. Потому что их энергетика пульсирует. Переливается из одного сосуда в другой. Смешивается. Дополняет. И вновь круговорот.

- Да… ещё… - омега самозабвенно выгнулся в сильных и чутких руках, ведь ему тоже хочется кричать. Но он может только шептать. Шепот сквозь слезы. Слезы боли и удовольствия. Или только удовольствия? Уже не важно. Не тогда, когда рядом любимый. Когда он с тобой. В тебе. Когда твердая плоть с каждым толчком проникает все глубже. Резче. Настойчивей. Когда пальцы ласкают все тело, задерживаясь на плотно сжатых сосках, втянувшемуся животу, дрожащих от напряжения бедрах. Когда губы и язык альфы рисуют на спине слова речью страсти. Когда шепот отдается эхом в ушах, эхом других слов. Слов любви.

Подхватить под грудь, выпрямить и прижать к себе. Замереть так, чувствуя, как член плотно сжимают жаркие стеночки, как уже по собственным ногам стекает смазка омеги, как ребра ходят ходуном, как в плечо упирается влажный затылок, как дрожит все тело любимого. Нет, не от неудобной позы, хотя она, и правда, не самая лучшая, а от удовольствия, которое замерло вместе с ними, покорно ожидая секунды, которая станет толчком к пиршеству.

Омега цепляется влажными, скользкими пальцами за руку альфы и требовательно впивается в кожу ногтями. Он едва дышит. Так глубоко. Рвано. Надрывно. Втягивая и выталкивая воздух, насыщенный их феромонами. А ладонь альфы медленно скользит вниз, оглаживает каждое ребрышко и тонкую кожу между ними, будто перебирает струны, изучает талию, тонкую и дрожащую, следует к тазовой косточке, балует нежную кожу гладкого паха и мягко обнимает твердый, аккуратный член, по которому стекают соки омеги.

Синхронность. Ритм. Созвучие. Ладонь скользит по плоти омеги в такт глубоким, сильным, вершащим толчкам. Тела соприкасаются, чтобы тут же отпрянуть. Отпрянуть ровно на длину плоти альфы. Стоны и вздохи сливаются, творят, озвучивают страсть. Тонкие пальцы цепляют воздух. Губы больше не шепчут, они просто приоткрыты для вырывающихся с каждым новым толчком звуков. Глаза широко распахнуты, невидяще смотрят в пелену перед собой, и в это же момент в глубине их зрачков-озер плещется, мечется, клубится огонь, ожидая своего часа, чтобы вырваться и опалить. Сжечь в своих пылких объятиях. Осесть пеплом страсти и вновь вспыхнуть. Но ещё рано. Он только набирает силу. Наполняется. Сжигает изнутри. Тянется. Вырывается с криком, превращаясь в молящий шепот.

- Глаза… - выдыхает омега, - хочу видеть твои глаза…

Альфа вздыхает. Но не разочаровано. Сдержано. Согласовано. Жарко. Хрупкое тело покорно ложится на диван, соприкасаясь с его поверхностью только затылком, лопатками и бедрами. Спина изогнута тугим луком. Ноги разведены в стороны распахнутыми вратами. И пульсирующая дырочка мягко принимает в себя плоть альфы, смыкаясь у его основания плотным кольцом. Зелень глаз утопает в глубинной темноте взора. Антрацит взгляда сгорает в неоне очей. Близко. Рядом. Целиком. Полностью. И омега кричит, сгорая в волне страсти. Альфа пьет этот крик с его губ. Задыхается и пьет. До дна. До последней капли. Орошая нутро омеги своим семенем и позволяя плотному узлу завершить их танец страсти. Завершить танец, чтобы задать ритм волнам. Растущим. Покачивающим. Накатывающим. Жаждущим. Возрождающим пепел.

- Сай, я хотел бы кое о чем с тобой поговорить, - сиплым голосом сказал Гаара, когда они оба, выдохнувшись, сохранив силы только для того, чтобы прижаться друг к другу, медленно лаская горячие, потные тела, лежали в объятиях друг друга на узком диване, обивка которого впитала в себя следы их страсти

- Сейчас? – омега недовольно нахмурился и послал аловолосому ленивый ментальный толчок, при этом закинув ногу ему на бедро и слегка поелозив. Нет, он не намекал на продолжение, просто говорить о чем-то именно сейчас было слишком лениво, и хотелось только одного – понежится в объятиях своего альфы, отложив все вопросы и проблемы на потом.

- Да, - безапелляционно ответил Собаку, старательно прикрывая бедра тонким, так и норовящим сползти халатом, который лишь символично скрывал их наготу. Вообще-то он не планировал этот разговор сейчас, но почему-то момент показался ему подходящим, да и смысла тянуть, как такового, не было, потому что время неумолимо поджимало.