Единое целое (СИ)

- Господа, позвольте вам представить моего мужа, капитана Джона Уотсона, служившего в Королевском армейском медицинском корпусе. Джон, это Арнольд Уоррингтон, Джеймс Причард, Колин Эбернати и Хью Донегол. Мы вместе учились в Итоне.

Уотсон церемонно наклонил голову, сжав руку Холмса ещё крепче. Четвёрка от потрясения потеряла дар речи. Один из них даже не заметил, что стоит с открытым ртом.** Джон изобразил самодовольную улыбку. Шерлок продолжил фарс, посмотрев на мужа с искренней обеспокоенностью.

- Я думал, сегодня с ногой всё в порядке, ты должен был мне сказать.

- Ничего страшного, - ответил Уотсон под ошеломлёнными взглядами пребывающих в шоке бывших итонцев. – Ты знаешь, как бывает с пулевыми ранениями: обычно они не беспокоят, но время от времени… Ничего не поделаешь. По крайней мере, мои руки-ноги на месте, верно? Чего не могу сказать о стрелявшем в меня парне, – и Джон зловеще засмеялся.

Приятели Шерлока окончательно растерялись и принялись переминаться с ноги на ногу. Посмотрев на сияющее лицо детектива, наслаждающегося их поражением, доктор решил, что пока с них довольно.

– Ты обещал показать мне здесь всё, не так ли, Шерлок?

- Конечно, дорогой, - ответил тот, сжав пальцы Джона. На этот раз самодовольная улыбка появилась непроизвольно – и притворяться не пришлось. Шерлок всегда называл его исключительно по имени. Новое обращение взволновало, наполнило радостью и показалось невероятно приятным.

- Матушка умирает от желания повидаться с тобой. Господа, мне бы следовало сказать, что я был рад с вами встретиться, но вы остались теми же тупицами, какими были в шестнадцатилетнем возрасте. Наслаждайтесь угощением. Канапе сегодня изумительные. Всех благ.

И Шерлок потащил Джона прочь, прекрасно осознавая, что они попали под пристальное внимание многих пар глаз. Уотсону вдруг стало кристально ясно: хотя все собрались на приём по поводу их вступления в брак, но сомнения в том, что найдётся хоть кто-то, готовый связать себя с Холмсом-младшим на всю жизнь, испытывали не только четыре приятеля по школе.

- Кто были те идиоты? – спросил Джон едва слышно.

- Мы жили вместе, когда учились в закрытой школе, - ответил Шерлок.

- От поступления до выпуска?

- Почти. Последние два года администрация школы сочла, что мне целесообразно предоставить отдельную комнату, - Шерлок подхватил бокал шампанского с подноса, предложенного официантом, и передал его Джону, взяв себе ещё один. – Это было сделано как для их безопасности, так и для моей собственной, знаешь ли.

Джон резко остановился.

- Что, они тебя…

- Частенько кто-нибудь из них настолько выходил из себя, что стремился выразить это физически, - признал Шерлок, склонив голову и внимательно наблюдая за сменой эмоций на лице супруга: вместо удовольствия оно теперь было искажено гневом. Бывший военврач никогда и никому не спускал с рук дурное обращение со своим другом, в чём бы оно ни выражалось. – Джон, прошли годы. И уверяю тебя, я в долгу не оставался.

- Хочешь сказать, что не позволишь мне размолоть их в фарш? – проворчал Уотсон. – Напыщенные засранцы. Да как посмели они говорить с тобой в таком тоне? В твоём собственном доме?

- Джон, - успокаивающе проговорил Шерлок. Уотсон закрыл глаза, взял себя в руки и прогнал пелену ярости, накрывшую его сознание. – Пойдём же. Я не доживу до вечера, если немедленно не представлю тебя матушке. Она чуть не запустила в меня блюдом, когда увидела, что я подхожу к ней без тебя.

- Правда? – и Джон позволил увести себя в другую часть сада, напоследок окинув взглядом безжалостного убийцы только что покинутую ими группу мужчин. Судя по их округлившимся глазам, внимание Уотсона не осталось ими незамеченным.

Джону хватило двух минут, проведённых в обществе Селесты Холмс, чтобы она стала для него вторым по важности человеком в мире. Было очевидно, что ум и манеры Майкрофт получил по наследству от матери, но её миндалевидные льдистые глаза были поразительно похожи на другие, хорошо знакомые. Она держала себя с достоинством, которое иначе как королевским Джон назвать не мог; платье идеально соответствовало случаю, драгоценностей было немного, но запредельная их стоимость не вызывала сомнений, густые серебристые волосы были уложены в безупречную причёску.

- Джон Уотсон, я полагаю, - проговорила она, прервав дружескую беседу с гостями, когда услышала покашливание младшего сына, и, бросив на его спутника беглый цепкий взгляд, продолжила:

- О, вы действительно превосходны. И костюм смотрится отлично. Шерлок, дорогой, ты сделал прекрасный выбор. Но теперь, когда мы познакомились, я больше не позволю эгоистично прятать Джона Уотсона от меня.

- Матушка, - начал было Шерлок, но предостерегающий взмах её затянутой в изысканную кружевную перчатку руки прервал его.

- Помолчи, милый. Ты говоришь слишком много. Джон, дорогой, подойдите и познакомьтесь с моими друзьями. Уверена, вам тоже не помешает отдых от непрерывной болтовни моего сына.

С этой секунды Джон полюбил её всем сердцем. Он искренне улыбнулся и предложил ей свою руку, подмигнув Шерлоку и игнорируя его плохо скрытое недовольство.

Приём в саду был чудовищно раздражающим. Доктор всегда чувствовал себя неуютно, оказавшись в центре внимания, а детектив это вообще ненавидел, за исключением тех моментов, когда на него были устремлены преисполненные восхищения или неприкрытого изумления взоры, в то время как он оглашал неочевидные умозаключения, обзывая всех идиотами, а затем подробно объяснял, как было совершено убийство – и всё это на одном дыхании.

Джона обсуждали, осматривали и восхищались им так, будто он был призовой лошадью, выставленной на продажу. Шерлок тихо закипал, стоя рядом с ним. Джон несколько раз наступил ему на ногу, чтобы предотвратить обличительные речи, направленные против гостей; Селеста видела это и одаривала зятя понимающими улыбками, полными одобрения.

Казалось, эта пытка длилась целую вечность, и наконец Шерлок вырвал Джона из матушкиного плена и повлёк его в укромный уголок сада, прихватив с собой целый поднос с шампанским и сиреневыми макарунами***.

- У тебя невероятная мама, Шерлок, - сказал Джон, опустившись на прохладную мраморную скамью. От посторонних глаз их скрывала красиво постриженная живая изгородь. Шерлок фыркнул и подсел к Джону, придвинувшись ближе, чтобы положить голову ему на плечо.

- Я ужасно недоволен, что ты не познакомил нас раньше. Господи, что это такое? – изысканный вкус миндаля заполнил рот, когда Джон положил на язык пирожное.

- Макаруны. Зная матушку, могу предположить, что их доставили из Парижа. Она любит производить впечатление.

- Ты невыносим, Шерлок. Отменные штуки. Немного приторные, но очень вкусные.

Холмс снова фыркнул, уткнувшись носом в шею своему доктору, будто хотел забраться туда целиком, спрятаться и больше никогда не выходить.

- Они собрались здесь, чтобы посмотреть, кто же настолько потерял рассудок, чтобы связаться со мной, - произнёс он через несколько минут. Джон успокаивающе улыбнулся и обнял мужа за плечи.

- Ну и ладно, - сказал он, целуя Шерлока в лоб. Они посидели так немного, слушая доносящийся до них гул разговоров прогуливающихся по саду гостей. Шерлок вздохнул и обнял одной рукой Джона за талию, нежно прижав его к себе.

- Тебе действительно тяжело здесь находиться? – задумчиво спросил Уотсон, бросив в рот ещё один макарун. За такое лакомство и душу можно продать. Роскошь поместья его угнетала, но Селеста (она дала выбор: называть её либо Селеста, либо матушка, но ни в коем случае под страхом мучительной смерти – миссис Холмс) так тонко и расчётливо сумела организовать всё мероприятие, что доктор, человек намного более простого происхождения, прекрасно вписался в аристократическое окружение.