Любовь без памяти (СИ)

По залу прошлись лёгкие аплодисменты, когда она закончила, и на сцену один за другим выходили парни и женщины, старики и подростки – все, кому было, что сказать. И Магнус был так рад слушать их, принимая их внутренние переживания и безмолвно поддерживая. Было в этом нечто волшебное: ты стоишь на сцене и из-за яркого света лампы не видишь лиц сидящих в зале, но говоришь им то, что никому другому бы не рассказал. Изливаешь душу. Магнуса так зацепила эта мысль, что он решил, что однажды, в пятницу или следующий вторник, сам выйдет на сцену.

Когда пожилая дама закончила читать стихотворение об утраченной жизни и на сцену вышел следующий парень, Магнус чуть не свалился на пол. Это был Алек.

Свет освещал его макушку, и он весь в тёмной одежде походил на ангела, упавшего с небес и поселившегося среди людей. Алек криво улыбнулся, поправляя рукава, и прикрыл на секунду глаза, прежде чем открыть их и, прочистив горло, начать.

Я думал, что сердце из камня,

Что пусто оно и мертво:

Пусть в сердце огонь языками

Походит – ему ничего.

Алек горько усмехнулся и, обведя зал взглядом, продолжил.

И точно: мне было не больно,

А больно, так разве чуть-чуть.

И все-таки лучше довольно,

Задуй, пока можно задуть…

Он снова прикрыл глаза, но теперь его руки и плечи были напряжены, и зачитал дальше, почти шёпотом.

На сердце темно, как в могиле,

Я знал, что пожар я уйму…

Ну вот… и огонь потушили,

А я умираю в дыму.

Последнюю строчку он прочёл, распахнув повлажневшие глаза, и Магнус слишком громко вдохнул воздух полной грудью, который тут же обжёг его лёгкие. Он только сейчас заметил, что вовсе не дышал.

По залу прокатилась волна аплодисментов. Алек поклонился и спустился со сцены, тут же удаляясь вглубь и занимая своё место где-то в третьем ряду. Магнус не спускал с него глаз, а когда вечер подошёл к завершению, выбежал из зала, боясь столкнуться с ним лицом к лицу. Он скрылся за колонной и наблюдал, как Алек пересекает холл, опустив голову вниз и держа в руках несколько книжек. Его волосы были всё ещё растрёпаны, шарф небрежно повязан вокруг шеи, тяжёлые ботинки на длинных ногах эхом отстукивали по мраморному полу. Магнус ощущал странную боль в районе груди, глядя на него, и это обескураживало мужчину. Он видел Алека всего лишь третий раз в жизни, а тот так прочно поселился в его голове, что становилось страшно. Страшно и интересно.

Тем временем Алек уже выходил из библиотеки, и Магнус решил проследить за ним. Парень шёл вдоль улицы, даже не обращая внимания на снег и сильный ветер, что не оставлял Нью-Йорк последнюю неделю, и не глядя по сторонам. Его взгляд был направлен лишь вниз, он был полностью погружен в себя. Магнус старался не отставать, но потерял его из виду, когда Алек оказался у спуска в метро и слился с толпой.

Магнус потерянно оглядывался по сторонам, пытаясь выхватить взглядом его фигуру, но тщетно, и он вышел к дороге, выставив руку с поднятым вверх большим пальцем. Такси остановилось почти сразу. И пока оно везло его домой, а за окном проплывали огни Манхэттена, Магнус думал о том, что обязательно посетит вечер поэзии ещё раз. А потом ещё. И так до тех пор, пока не удастся хоть немного приблизиться к Алеку. Он сам не знал, зачем это было ему нужно, но болезненно сжимающееся при упоминании голубоглазого парня сердце твердило, что так правильно.

Комментарий к Вечер поэзии

Стихотворение Иннокентия Анненского «Я думал, что сердце из камня…».

========== Манящая опасность ==========

Алеку нравились вечера поэзии. Этот мрак в зале скрывал от выступавшего на сцене зрительный зал, и создавалось ощущение, что ты говоришь с самим собой, но в то же время делишься с окружающими. Поэтому он сильно нервничал сейчас, пересекая улицу за улицей своими длинными ногами и опаздывая уже на двадцать минут. Обрушившийся на Нью-Йорк снегопад почти стих, и теперь снегоуборочные машины работали не впустую и расчищали тротуары и проезжую часть, своими громадными ковшами собирая целые сугробы. Алек ловко обходил прохожих, стараясь не задеть кого-либо, и ускорил шаг. До библиотеки оставалось чуть больше десяти метров.

Лицо опалило тёплой волной, едва он вошёл в холл. Здесь было много людей, что суетливо бродили из стороны в сторону, собираясь в кучки и что-то обсуждая. Алек окинул их взглядом, стараясь вспомнить слова Тессы, которая говорила днём о каком-то то ли семинаре, то ли форуме, но быстро отбросил эти мысли, едва оказался перед дверью зала, в котором обычно проходили вечера поэзии.

Пробираясь почти на ощупь, он уселся вглубь последнего ряда и неотрывно наблюдал за стариком на сцене, который исполнял что-то на незнакомом ему языке. Взгляд его потускневших с течением времени глаз был направлен во второй ряд, на конкретную пожилую женщину, и эта связь между ними была видна невооруженным глазом. И было это очень трогательно.

Вообще весь вечер прошёл не так болезненно, как представлял себе Алек. Страданий было мало, и, несмотря на то, что сам он выступать не выходил, от прослушивания он получил не меньшее удовольствие. Постепенно эти вечера заполняли его жизнь, он чаще читал и искал подходящую поэму или стихотворение для выступления, и было ещё кое-что. Странно, но стихотворения для него теперь были неразрывно связаны с Магнусом. Теперь, когда его не было рядом, Алек вместо сообщений выступал на вечерах, но всё так же безмолвно посвящал каждое своё выступление ему. Оказалось, что становится легче, когда кому-то рассказываешь о том, что тревожит, пусть даже и в таком виде.

Толпой покидающих зал людей его вынесло в холл. Он брёл, опустив голову, углубляясь в мысли о том, что всё же время, наверное, лечит, и ему необязательно обращаться к доктору Старквезеру. Возможно, однажды от воспоминаний о Магнусе не будет так жечь в груди. Он улыбнулся, представив, что в один день подумает о нём и небо над головой будет чистым и ясным, а непогода исчезнет из его души и из города.

Из размышлений его выловил телефонный звонок.

– Да, Из, – ответил он, обходя кучковавшихся подростков, что-то бурно обсуждающих посреди холла.

– Ты где?

– Выхожу из библиотеки.

– Как насчёт ужина в следующую пятницу?

– Я не в настроении, прости.

Изабель устало выдохнула.

– На этом ужине мы с Саймоном хотим объявить о помолвке. Я уже позвала родителей, ты не можешь пропустить!

– Хорошо, – Алек остановился у дверей и открыл одну для выходящей женщины с целым выводком детей, которая ему благодарно улыбнулась. – Где?

– Скину координаты сообщением, – голос девушки повеселел. – И, Алек?

– Что?

– Оставь хмурого себя дома, пожалуйста.

– Это твой день, Из, – Алек улыбнулся и оглянулся, чтобы проверить, что за женщиной никто не следует, – я сделаю всё, что… – и его взгляд пересёкся со взглядом злато-зелёных глаз.

На другой стороне холла, пряча своё тело за колонной и высунув только голову, стоял Магнус. Он быстро прошмыгнул в первую попавшуюся дверь, как только понял, что Алек смотрит на него.

– Алек! – слышался голос сестры из трубки. – А-а-алек!

Но парень уже не слышал. Он пересекал холл стремительным шагом в сторону двери, за которой, как он знал, находилась уборная. Внутри возле раковины стоял тот самый старик, что некоторое время назад выступал на сцене, и мыл руки. Алек остановился около соседней раковины и начал тоже споласкивать руки, но медленно, нарочито растягивая движения и попутно оглядывая уборную. Все двери кабинок, кроме одной, были открыты. Старик улыбнулся Алеку в отражении широкого зеркала и, вытерев руки о бумажное полотенце, вышел за дверь. Алек сразу же поспешил к закрытой кабинке.

Он чувствовал себя идиотом. Это было так глупо, так по-идиотски. Он сверлил светло-серую дверь больше минуты, прежде чем постучал. Ответом служила тишина.

– Магнус! – выкрикнул он тогда. – Я знаю, что ты здесь. Выходи!

Дверь отворилась, и медленной походкой, с абсолютно невозмутимым выражением лица Магнус направился к раковинам.