Golden Age (СИ)

Утром весь Кэр-Параваль охватила дикая беготня и суета. Как всегда, перед самым началом выяснялось, что что-то не закончили. Хоть сто лет празднуй, все равно каждый год все повторялось! Люси закопошилась перед самым выходом и теперь летела вниз по лестнице. Алое платье так и струилось по воздуху. Из-за спешки она позабыла о короне, без которой никак нельзя появляться на публике. Родные ждут снаружи, она ведь не хочет опоздать! Потому, когда на пути повстречался Онур, королева промчалась мимо.

- Ваше Величество! – его неуверенный голос заставил девушку притормозить.

- Онур, прости, я просто очень тороплюсь, - произнесла запыхавшаяся Люси. – Что ты хотел?

- Я… - бравый капитан выглядел на редкость потерянно и неловко. – Я хотел поговорить с Вами о королеве Сьюзен…

- О Сьюзен? С чего это? Это срочно? – Онур покачал головой. Люси этому страшно обрадовалась. – Мне сейчас очень нужно бежать, я опаздываю. Давай поговорим об этом после праздника! Хорошо?

Отважный мореплаватель кивнул уже пустоте. Младшая королева умчалась подобно ветру и в седло коня взлетела не хуже птицы. Торопиться не было особой нужды. Ехали правители все равно медленно – Арханне на шестом месяце было рискованно ехать галопом. Люси не хотелось, чтобы Эдмунд ее поддразнивал целый день копушей, только и всего. Торжественная процессия прекращала смеяться, только когда очередной нарниец выскакивал из лесу, чтобы поздравить правителей. То фавн, перебирая копытцами, застенчиво вручит принцессе цветочек, то дриады, звонко хихикая, пробегали у коней под ногами. Молодые жеребцы от таких проказ начинали волноваться. Только умудренный жизнью Филлип никак не реагировал. Его поступь была уже не такой легкой и проворной. И хотя младший король слыл всадником, любящим скорость, ни эта, ни любая другая причина не заставили бы его сменить коня и так предать лучшего друга.

Нарнию охватили гуляния в самый долгий день лета, после которого тепло пойдет на спад и Природа сменит зеленый наряд на золотую мантию. Дабы проложить ей путь по воде, королевы опустили свои венки в озеро. Вместе с сотнями других поплыли они по волнам, яркие пятнышки в глубокой синеве, словно следы легкой поступи Природы. Затем начались танцы среди деревьев. Суэр-Гуин встречали в городах, летнее солнцестояние праздновали в лесах. Тень от могучих крон укрывала от яркого солнца, дарила долгожданную прохладу. Меж изумрудных листьев пылали кусочки разноцветных тканей, машущие на прощание уходящему лету. Оно еще вернется – только через год, дождавшись своей очереди… Этот священный день не был лишен светлой грусти, но и очарованием не был обделен. Воздух словно был вкуснее и слаще, даруя густой аромат лесных цветов и трав всем, кто танцует в Нарнии сегодня.

Франческа убежала куда-то с маленькими фавнами. Арханна предпочитала не выпускать дочь из поля зрения, но восторженный детский визг говорил, что с ребятами все в порядке. Лукас, более разумный и серьезный, гладил по спине выбравшегося на свет олененка. Тот, хоть и не умел разговаривать, с охотой подпустил юного принца к себе. В Нарнии природа была тесна переплетена с цивилизацией. В древние праздники слабая грань между ними стиралась окончательно. Играла веселая музыка, то и дело раздавался искренний смех. Нарнийцы гуляли, и их правители предавались развлечениям вместе со своим народом. Вот Люси крутится юлой вокруг мистера Тумнуса. Фавн постарел и ушел на покой, однако поплясать со своей любимицей еще был в силах. Вот Сьюзен наигрывает на арфе залихватскую мелодию. Питер, выскочив незнамо откуда, повел Арханну танцевать. Если уж Эдмунд сумел уломать Кару, то им отставать не следует! На душе было поразительно спокойно. Этот год для Нарнии был самым счастливым и мирным. Не с кем было более воевать, неоткуда ждать подвоха, и дышать стало гораздо легче и свободней.

Легкий порыв ветра зашевелил ветви кустарника. Там мелькнуло что-то белое, но Арханна того не заметила. Верховная королева вся встрепенулась, когда услышала детский плач. Она извинилась перед Питером и поспешила в сторону от поляны, где танцевали собравшиеся. Оказалось, Лукас расстроился, что олененок ускакал, и принялся плакать. Рядом с ним уже стояла Кара. Серебряная королева подумала, что случилось нечто серьезное, вот и прибежала. Когда выяснилось, что все в порядке, она решила дождаться подругу, вручить ей сына и только тогда вернуться к гуляющим. Увы, женщин отвлек мистер Тумнус, подошедший поболтать. Кара, посмотрев ему за спину, заметила на поляне оживление. Нарнийцы что-то одобряюще кричали, а в центре, уже верхом на коне, крутилась Сьюзен Великодушная.

- Ну где вы? Упустим же! – восклицала она со смехом. Мимо нее промчалась гнедая молния, и до Кары донесся насмешливый голос Эдмунда.

- Девочки могут остаться, оленя я настигну сам!

- Не дождешься! – королева пришпорила свою лошадь и кинулась вдогонку. Люси метнулась следом, хохоча, и Питер поскакал за младшими. Мелькнули между стволами серебряные и золотые короны и пропали вдали.

- А что случилось? – полюбопытствовала Арханна. Кара продолжала смотреть в сторону, где скрылась четверка. Сердце вдруг сжалось в предчувствии чего-то нехорошего, будто ветер что-то шепнул и ускользнул, не взяв за труд объяснить.

- Белый Олень снова объявился, - пожал плечами фавн. Верховная королева удивленно что-то протянула, но недоговорила. Лукас уже успел сбегать к Франческе и вернуться. Мальчик дергал мать за палец и сказал, что сестра на спор обстригла себе все белокурые локоны, да еще и палец порезала. Арханна ахнула и кинулась туда. Кара все еще смотрела на запад. Почему покой покинул душу, поселив на свое место тревогу? Почему грудь стиснули тиски какого-то предчувствия? Надрывная трель Франчески заставила ее вздрогнуть и торопливо направиться к рыдающей принцессе. Если к возвращению Питера она истечет кровью через маленький порез на пальце, то нехорошо получится.

***

- Ох, беда! Беда, беда-беда! – приговаривал мистер Тумнус, тяжело дыша. В его-то годы бегать по лестницам тяжело. Потому первый министр и ушел на покой – думал, что ушел. Совесть не позволила ему высиживаться в стороне, когда Нарнию окутал мрак. Вновь застучали по ступеням копытца, да вот только не вторили им звонкие голоса и искренний смех. Когда-то светлый, полный солнечного света дворец затих, погрузился в безмолвие, отдающее отчаянием. Витражи потускнели, коридоры опустели, и сквозняк казался влажным и промозглым. «То лишь осень!» - заявила бы логичная Сьюзен, и трудно было бы с ней поспорить. Дожди и слякоть на улице – естественное явление. Тогда почему сердце так ноет по вечерам, когда в окна его пещерки бьют холодные струи? Из-за старости? Мудрый фавн чувствовал – то природа оплакивает потерю всей Нарнии, в которую никто не желал верить.

Слуг Тумнус нашел, вдоволь набродившись по хмурому Кэр-Паравалю. Ветки садовых деревьев, с такой любовью высаженных королевой Сьюзен, скребли по стеклам первого этажа. Мрамор казался не белым, а серым, как все вокруг: небо, море, обитатели дворца. Те двигались перебежками, и не стихал их тревожный шепот. При появлении первого министра фавны тут же затихли, опустили головы. Тумнус не стал их за это отчитывать – болтовня была самым безобидным из того, что сейчас творилось в Нарнии.

- Мне нужно увидеть Верховную королеву! – заявил он безаппеляционно. – Где ее найти?

- В покоях государя. Она часто бывает там, - ответили уныло слуги. Тумнус поспешил туда. Тоска впилась в сердце острыми когтями пуще прежнего. Зачем туда пошла королева Арханна? Зачем бередит душевные раны? Ей ведь нельзя волноваться, скоро ей рожать… Жаль, что Питер не увидит этого. Имя старшего из четверых словно потревожило мглу, окутавшую Кэр-Параваль. По ней пошла рябь, и до Тумнуса донеслось далекое эхо смеха и песен, что когда-то здесь раздавались. В противоположном конце коридора мелькнули три фигуры – две женские и одна мужская. То Люси Отважная, Сьюзен Великодушная и Эдмунд Справедливый шли к Питеру в гости, беззаботно болтая меж собой. Фавн так и застыл с поднятой для стука рукой, моргнул – и прекрасное видение исчезло. Призраки былого рассеялись как дым. По щеке министра пробежала одинокая слезинка и затерялась в бороде. Он поспешно вытер ее, глубоко вздохнул и дернул ручку, обжигающе холодную. Стуком нарушать хрупкий покой этого места он не посмел.