A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

— Я не могу его видеть, — резко сказала Эмили, парализуя взглядом злосчастную тюль.

— Что? — Регулус осекся.

— Ремус. Я не могу его видеть, — повторила Эмили. — Я так люблю его, что не могу его видеть. Меня тошнит от своей собственной слабости и от того, что я только что сказала, но я не могу. Я не могу. Даже притом, что сказал Малфой.

Регулус замолчал, подбирая слова.

— Он примет тебя любой.

— Я слаба. Мне снится Мальсибер, иногда мне кажется, что ты ненастоящий и все это — очередные галлюцинации. Внушения. Когда я думаю, что перестану пить таблетки, и чувства вернутся, меня колотит от страха. Мною снова можно будет управлять. Малфой будет меня шантажировать… Ремусом.

— Ты вылечишься от своего страха, Мэл. Мы будем работать над этим. Можно пойти к колдомедикам, а не к маггловским врачам… — Регулус скривился. Эстель и Фрэнсис категорически отвергли любое магическое вмешательство. — Ты сможешь. Ты все сможешь, Мэл.

Эмили обернулась.

У нее было худое, посиневшее лицо, впалые щеки и запавшие глаза с огромными черными кругами. Она улыбалась холодной, будто нарисованной улыбкой, и Регулусу на мгновение стало страшно. Она улыбалась и ничего не говорила. Вернее, не так. Она говорила что-то, но безмолвно, одними лишь горящими глазами и этой жуткой гримасой, растянутой на ее лице, но, как Регулус ни силился, он не мог понять.

Эмили потухла, вздохнула и медленно отвернулась, вновь приблизившись к окну.

Ремус Люпин с поникшими цветами и тортом все еще стоял перед дверью ее дома. Он опустил голову, сжав кулаки, и было непонятно, что он сделает в следующую секунду — вышибет дверь или уйдет прочь.

В дверь комнаты постучались. Эстель аккуратно приоткрыла ее, мягко улыбнулась Регулусу и сказала, обращаясь к дочери:

— Приходил милый Ремус. Он сказал, что будет ждать тебя хоть десятилетиями, пока ты не захочешь с ним увидеться. И что будет приходить каждый день.

В этот момент Ремус запрокинул голову и посмотрел прямо на Эмили. Он не мог видеть ее через занавеску с такого расстояния, только лишь силуэт, но он будто бы посмотрел ей прямо в глаза и одними губами сказал что-то.

«Я вернусь».

Эмили сжала губы.

Она того же обещать не могла.

Видео к главе: https://vk.com/video-72499916_171454760

========== Глава XXXI: Амнистия для Эмили Паркер ==========

Хогвартс, гостиная Гриффиндора

С запоздалых Пасхальных каникул не вернулось две трети школы. Замок стоял пустой, одинокий, не прогретый еще капризным весенним солнцем. Пустые рыцарские доспехи в холле потеряли всякое желание подшучивать над студентами, большую часть которых теперь составляли видавшие виды старшекурсники. Пивз прекратил завывать под потолками и кидаться чернилами в студентов, и даже Филч утратил львиную долю своего отвратительного характера, превратившись в обыкновенного ворчливого мстительного старика.

Хогвартс стал похож на полузаброшенную крепость с самыми старыми ее аборигенами. И только небольшие группки учеников, сосредоточенные в своих гостиных, яркими всполохами озаряли его своды. То тут, то там раздавался неуверенный, но искренний смех. По вечерам в гостиных и в холодных коридорах раздавались шепотки влюбленных парочек, приглушенные разговоры мальчишек, не желающих торчать в кроватях после отбоя, и даже квиддичные команды вышли наконец на свои новые тренировки.

Из школы в Хогсмид никого не выпускали, но некоторые смельчаки умудрялись пробраться, и тогда реки сливочного пива разом сдабривали хмурых уставших студентов, корпевщих над тяжелеными томами ветхих книг. Некоторые из которых, между прочим, вполне по-звериному кусались.

Самоубийства и дурные настроения сошли на нет. Кто-то считал, что виновник был исключен в общей волне покинувших школу, еще до Пасхальных каникул. Некоторые разумно предполагали, что даже если виновник все еще в школе, людей в Хогвартсе осталось слишком мало, и продолжать действовать — означало бы большой риск разоблачения.

Потихоньку, шаг за шагом ученики втягивались в привычную рутину, вспоминая о том, что помимо войны грядет кое-что более неотвратимое и не менее ужасное — выпускные экзамены. До них оставался всего лишь месяц. И как бы странно это не было, но война начала казаться обыденным кошмаром, а вот экзамены были темной лошадкой.

Марлин полулежала на диване, расплескав пшеничные волосы по округлому бархатному подлокотнику. Она закинула на спинку длинные ноги в рваных джинсах и, лениво свесив руку с бутылкой сливочного пива, пускала в потолок густые кольца дыма. Мир вокруг был таким медленным, а пламя в камине таким ласковым, что Марлин задремала.

Ее пальцы начали разжиматься, зажженная сигарета опасно приблизилась к обивке дивана, бутылка почти уже готова была выскользнуть из пальцев…

Свет от плещущегося в камине огня заслонила чья-то фигура, Марлин вздрогнула и проснулась. Лениво приоткрыла глаза, отметив знакомый силуэт и черную шевелюру.

— Сириус, — констатировала она.

— Ты меня извини, дорогая, — ворчливо, почти как бабушка, сказал он, — но видеть тебя в таком состоянии выше моих сил.

Марлин хотела было возмутиться, но опасно накренившаяся сигарета и полупустая бутылка невиданным образом были выхвачены из ее рук, успешно перекочевав к Блэку. Марлин тут же распахнула глаза, резко села и гневно уставилась на Сириуса. Тот только посмеивался в ответ, затягиваясь.

— Отдай, — нехорошо сказала она.

Он наклонился к ней близко-близко, так что смутил бы любую, и проникновенно спросил:

— Думаешь, это делает тебя круче?

Судя по всему, Марлин именно так и думала. Она фыркнула и отодвинулась.

— Нет, детка, — он рухнул на диван рядом с ней, весьма неаккуратно перехватывая ее стройные ножки и укладывая их на свои колени. — Ты становишься похожей на дешевую шлюху, только и всего.

— Гори в аду, Блэк, — недовольно отозвалась Марлин, отбирая у него свои ноги и подбирая их под себя. — Я просто хочу немного расслабиться.

— Ну, съешь пирожное. Почитай книжку. Свяжи платок. Полетай на метле, в конце концов. Или найди себе какого-нибудь симпатичного мальчика.

— Сириус Блэк читает мне нотации о здоровом образе жизни? — Марлин изогнула бровь.

Сириус скосил на нее глаза, улыбнулся как-то грустно, и Марлин заметила то, чего в Блэке никогда ранее не видела. Он повзрослел.

— Слушай, Марлс, — он затянулся в последний раз и небрежно отбросил окурок в камин. — Я курю, потому что я люблю курить. Я пью огневиски, потому что мне нравится его вкус. А иногда — и даже очень иногда — я покуриваю травку, потому что мне нравятся ощущения. Но я не делаю все это напоказ. Я делаю то, что хочу и, кстати, не считаю это правильным. Более того, будь у меня дети, я бы порол их за такое. Просто чтобы они понимали, что для них польза, а что нет. Но ты… ты пытаешься притвориться кем-то. Есть разница, а, Марлс?

Марлин пожала плечами.

Сириус Блэк своими устами сказал про своих гипотетических детей. Это был просто исторический момент.

Марлин отвернулась к огню, поправила выбившийся локон и тут же сморщилась. Руки воняли ужасно, и она совсем-совсем не любила этот запах. Но ей вроде как захотелось доказать себе, что она тоже может нарушать правила. Хотелось просто привлечь внимание.

С тех пор, как все они вернулись в Хогвартс — Лили и Марлин из Блэкшира, а Мародеры из Мунго, что-то в них переменилось. Джеймс и Лили друг от друга не отлипали, все реже появляясь в кругу общих друзей и все чаще пропадая в каких-то залах, комнатах, кабинетах… Они стали похожи на единый организм, смеялись одним и тем же шуткам, заканчивали друг за другом фразы. Даже когда ругались, все равно делали это так потешно, что нельзя было воспринимать их ссоры всерьез. Сириус фыркал и говорил, что Джеймс где-то обронил свои яйца и что ему стоит поискать их в сумочке у Эванс, а Марлин просто было завидно. Завидно по-доброму, ведь Лили была ей подругой, но легче все равно не становилось.

Еще и Алиса. Она покинула Хогвартс вместе с Фрэнком и так и не вернулась. Марлин понимала и ее тоже. Девчачья дружба не похожа на дружбу парней. Девчонки забывают друг про друга, стоит только появиться на горизонте кому-нибудь симпатичному и не слишком глупому. Девчачья дружба как раз и заключается в том, чтобы отпустить подругу к тому, кого она любит, и быть готовой прийти ей на помощь, даже если кажется, что она совсем про тебя забыла.