Darkness (СИ)

Шерлок говорил, что химия любви проста, но разрушительна. И сейчас он чувствовал, как внутри него разрываются все семь октиллионов атомов, каждая крошечная молекула и каждая клеточка его тела, сгорая от легкого, почти невесомого прикосновения к обжигающей коже, жар которой чувствовался даже сквозь плотную ткань одежды. Затем он взял в руку ладонь Джона, приложив ее к своей груди, в которой не менее оглушительно и быстро билось его собственное сердце.

«…если знать, как она звучит», - он судил по своей собственной мелодии сердца, которая неутомимо звучала с момента их самой первой встречи, и он точно знал, что это беспощадное чувство коснулось его самого, разом обрушив тысячи давно забытых чувств, ощущений и эмоций, вытеснивших собой холодную и равнодушную логику.

Джон лишь пораженно смотрел на Шерлока, глаза которого по-прежнему были прикрыты, а на губах блуждала бездумная полуулыбка. Прижав свою ладонь к груди детектива сильнее и приподнявшись на носочках, он мягко коснулся улыбающихся губ своими, чувствуя приятное тепло и мягкость, запах цитрусового одеколона и молока вперемешку с ароматом зеленых яблок и корицы. Шерлок замер, чуть вздрогнув, но ответил на поцелуй, прижав к себе доктора одной рукой за талию, а второй – за шею, изучая губами каждую клеточку других губ, запоминая все детали и сохраняя их в своих Чертогах.

Не спеша изучая новые владения, скользя по ним губами и проводя языком, он получал в награду сбивчивое дыхание и приглушенные стоны, то и дело срывающиеся с заалевших губ. Воздуха в легких хватило решительно ненадолго, и они, почти задыхаясь от нехватки кислорода, несколько мгновений смотрели друг на друга, тяжело дыша и пытаясь привести сбившееся дыхание в норму. Джон не мог сдержать улыбки, Шерлок не мог не улыбнуться в ответ, чувствуя непривычную легкость, следом за которой последовало возбуждение и желание.

- Я так и не сказал, - детектив вздохнул, обхватив лицо Джона ладонями и пристально глядя ему в глаза. - Я тоже тебя люблю.

Если бы Земля в эту секунду остановила свой ход или сошла с орбиты, если бы Луна раскололась на несколько кусков или Лондон ушел под воды Атлантического океана, Джон бы этого даже не заметил, без остатка растворяясь под взглядом пепельных глаз и этих четырех словах, сказанных тихим, низким и глубоким голосом. Он звучал в голове, словно мантра, не переставая и разгоняя незнакомое чувство по венам, словно наркотик, попадающий вместе с кровью точно в сердце.

Он хотел что-то сказать, набор слов или букв, но все это застряло комом в горле, и едва ли выразило все то, что он сейчас испытывал к этому удивительному и невозможному человеку. Вместо лишних и пустых слов Джон снова прильнул к пухлым губам, увлекая Шерлока в очередной поцелуй, которым он хотел показать все свои чувства, вложить в него все несказанные вслух слова и, слыша рычание вперемешку с глухим стоном, он понял, что шел в верном направлении.

Не помня, как именно они добрались до Бейкер-стрит, поднялись по лестнице до верхней спальни и не попались на глаза бдительному Шепарду, они увлеченно снимали друг с друга лишнюю одежду, не разрывая объятий и поцелуя, который длился уже несколько бесконечно долгих минут. Оставляя поцелуи-укусы на мягкой загорелой шее, Шерлок быстрыми движениями пытался избавить Джона от довольно узких светлых джинсов, борясь с бляшкой ремня, которая, в конце концов, поддалась под яростным напором ловких пальцев. Отбросив светлую материю в сторону, Холмс прижал к себе стройное тело доктора, снова углубляя поцелуй и скользя ладонями по гладкой спине, получая в ответ почти нетерпеливые стоны и вздохи, сопровождающиеся бесконтрольными движениями бедер.

Посадив Джона к себе на колени и прикасаясь губами к паутинке шрама на ключице, Шерлок осторожно просунул ладонь через боксеры, обхватив возбужденный твердый член и проведя пальцем по головке, чувствуя влажную проступающую смазку и слыша сдавленный стон, вырвавшийся с покрасневших тонких губ.

Ватсон часто дышал, сжимая пальцами мягкую черную простыню и чувствуя жар, распространяющийся по всему телу и переплетающийся со сладостной истомой. Жгучий коктейль растекался по венам, вызывая ощущения на грани наслаждения и боли – слишком сильно, слишком много.

«Что-то не так», - подумал Джон, чувствуя, как приятное чувство постепенно превращается в боль, которая затмевала собой все происходящее.

- Как же вовремя… - сдавленно прошептал Шерлок, отстраняясь и внимательно глядя на Джона. – Ты меня слышишь? Хорошо, мы… Черт, прошу, потерпи.

Холмс спрыгнул с постели, подхватив свои брюки и рубашку с пола, и выскочил из спальни, позвав Уилла и одевшись, а затем поспешил одеть и самого Джона, попутно пытаясь успокоить его, пока на того накатывала паника. Шепард влетел в спальню, словно ураган и, сыпля различными указаниями для Холмса, взял доктора на руки, неся его в просторную гостиную, в которой Шерлок уже сдвигал мебель, освобождая максимальную сводобную площадь.

- Что… происходит?

- Видимо, наш гений все-таки понял, что «выпустить волчонка из табакерки», - отозвался Уилл, кружась вокруг Джона, как заведенная юла. – Шерлок, морфий.

- М-морфий?

- Будет чертовски больно, мой друг. Холмс предусмотрел все возможное, это должно будет помочь, но сильно не рассчитывай на обезболивающий эффект.

- Джон? – Шерлок сидел рядом на полу, держа в руках металлический шприц с морфием. – Мне жаль что… Что все это происходит сейчас, так «вовремя». Ничего не бойся, я буду рядом, идет?

- Идет, - прошептал Джон, слабо улыбнувшись и чувствуя, как кости словно начинает выламывать изнутри, а мышцы разрываются, не выдерживая натиска.

Раздался крик, громкий и оглушительный, и доктор, рухнув на пол, начал хватать губами воздух.

- Началось…

========== XI. Живая легенда ==========

Крики, что оглашали комнату неустанной чередой, терзали детектива, который пытался всячески отвлекать Джона от невыносимых вспышек боли. Картинки перед глазами Джона расплывались в мутной пелене, а затем взрывались яркими фейерверками, которые ослепляли своими ядовито-яркими красками. Шерлок сидел на полу, положив его голову себе на колени, прикасаясь пальцами к лицу и светлым волосам, нашептывая бесконечное множество слов, которые должны были хоть немного успокоить его, отвлечь от того огня, который распространялся по всему телу, словно сжигая заживо. Шерлок знал, что боль первого превращения - самая сильная, и многие не могли пережить первой пытки, погибая прямо во время начальной стадии трансформации. Он подготовился - через юную мисс Хупер добыл морфий, много раз обсуждал с Шепардом возможность того, что Джон может начать превращаться прямо в квартире, знал, что гостиная - самая большая по площади комната, в которой молодой волк сможет провести хотя бы несколько часов.

Джон говорил, что если убьет кого-нибудь невиновного, то никогда не сможет простить себе этого.

Шерлок говорил: «Ты идиот. Я никогда такого не допущу».

Окровавленные ладони и алая кровь, капающая на темный пол, пробудили совсем недавние воспоминания, когда Шерлок превращался в том особняке во время торжественного бала. Тогда Джон, еще толком не зная его, остался с ним в одной комнате, рискуя собственной жизнью, и пытался хоть чем-то помочь. Сейчас Холмс делал то же самое – пытался помочь, облегчить боль, бездумно целуя искаженные болью черты лица и видя, как сквозь маску агонии пробивается слабая улыбка Джона, исчезающая со следующей фазой трансформации и очередной вспышкой боли.

- Шерлок, отойди! – раздался командный голос Шепарда, и Ватсон слабо кивнул, прошептав одними губами: «Иди».

Холмс нехотя выпустил доктора из своих объятий и отошел на несколько шагов назад, чувствуя на своих плечах грубые сильные ладони, которые удерживали его на месте, не давая возможности вернуться обратно.

Уильям рассказывал, что превратился после того, как погибла его семья.

Шерлок говорил, что он был укушен во время нападения на его семью, и что в волка он превратился через несколько дней, во время полнолуния, сгорая, как ему казалось, в предсмертной агонии.