Сorvum nigrum (СИ)

Некоторое время мы просто пили чай и болтали о погоде. Я сверлил ее своим самым красноречивым взглядом, но она упорно продолжала вести светскую ничего не значащую беседу, пока не допила первую чашку.

— Я вижу у тебя много вопросов, Гарри.

Это был отнюдь не вопрос. Это была констатация факта. У меня миллион вопросов! И еще парочка…

— Очень, — кивнул я и поставил чашку на стол.

— Спрашивай, — сказала она и налила мне еще чая.

Я взглянул на напиток и подумал, что предпочел бы бокал крепкого виски, но вслух сказал совсем другое:

— Что с тобой произошло? Почему ты теперь… такая? — я не знал, как выразить свои чувства, поэтому просто указал на нее всю.

Несмотря на то, что в голове вертелось множество других, менее важных, более точных вопросов, наружу вышло лишь это. Она усмехнулась, впервые проявив хоть какие-то эмоции. Я заметил в ее глазах некую обреченность, принятие. Такое бывает у тех, кто давно потерял что-то важное для себя, но нашел силы с этим смириться и начать жить дальше. Не смотря ни на что. Не оглядываясь назад.

— Мой образ отвечает нашим потребностям в данный момент. Такой мрачный вид настраивает на серьезный лад, ни у кого не возникает желания пошутить на мой счет, припомнить то, сколько мне лет и через что мне пришлось пройти. Никто не смеет назвать меня старым именем. Все прекрасно понимают, глядя на меня, что той маглорожденной девочки больше нет — она вышла замуж, вступила в род, стала его частью. Ни моя одежда, ни макияж не могут похвастаться красками, а значит и рассматривать тут нечего — так что я сразу приковываю внимание к себе, как личности. Собеседник вынужден слушать меня, а не рассматривать. Знаешь, на приеме Рон так и не подошел ко мне, чтобы поздороваться.

Улыбка получилась грустной. В глазах промелькнула капля сожаления. А может быть это просто воспоминания о безмятежных днях нашего ушедшего детства.

— А дети тебя не боятся? — спросил я, представляя, что в детстве мне бы пришлось общаться с такой леди.

— Как ни странно нет, но и не выказывают особой любви. Видишь ли, я для них не просто хозяйка приюта, в котором они живут. Для всех детей, которые пришли к нам жить я — крестная мать, а Ярослав — крестный отец. Мы не просто взяли на себя обязанность по их воспитанию, мы взяли их в семью. Отныне они не просто воспитанники — они наши дети. Маглорожденные от которых из-за способностей к магии отказались родители, ребята, выросшие в приюте и не знающие своей истории. Они будут носить нашу фамилию, будут считаться боковой ветвью рода Каркаровых. Но, к счастью таких не много, пока только трое.

— Не думаю, что я совсем все понял.

— Когда я только прибыла в Россию, глава поставил одно условие — Ярослав женится на мне и пустит корни в Англии, станет официальным представителем русского рода. Он теперь не просто один из младшей ветви. Переехав в другую страну и официально заявив о себе, он образовал собственную ветвь. Автономную. Теперь он глава рода британских Каркаровых.

— И в чем смысл? — нахмурился я.

— Особой выгоды для русского рода нет. Пока нет. Однако это делает ему честь и возвышает над остальными, — но видя мой недоумевающий взгляд, добавила: — Для русских важна семья. Родители никогда никого не изгоняют и не убивают. Не предают. С паршивой овцы хоть шерсти клок — так говорят. Любому найдут применение. Ярослав оказался той самой «овцой» с которой главе удалось отхватить приличный кусок шерсти. Для русских магов важна связь с землей, которую они назовут родной. Ярослав назвал своей родиной Британию, а он является частью русской семьи. Значит, теперь любой представитель семьи Каркаровых сможет чувствовать себя на Оловянных островах как дома и не мучиться из-за длительного отсутствия на родной земле. Тем более в случае, если вдруг род угаснет и лишится наследников, один из наших потомков может занять место главы рода в России.

— Ясно, — кивнул я.

Гермиона что-то недоговаривала, только я решил, что это не моего ума дело. Если она намерена хранить секреты своей новой семьи — это ее выбор. Мы беседовали еще примерно час — больше задерживаться было неприлично. Она рассказала о своем обучении — сейчас Гермиона учится дома, помогает Ярослав. Летом она вернется в Россию и сдаст все экзамены. Перемены, произошедшие с ней, не пришлись мне по вкусу. Вроде бы она осталась той девушкой, с которой я учился и попадал во всевозможные передряги, а вроде совсем другой человек. Складывалось ощущение, что ее что-то сдерживало изнутри. Скорее всего, на нее навешали кучу Обетов, которые не позволяют ей оставаться собой в полной мере. Я не чувствовал себя рядом с ней свободным, как раньше. Не мог поделиться наболевшим.

— Знаешь, — сказала она с явным напряжением. — После свадьбы, когда были даны все клятвы, Ярослав рассказал о себе все.

Она взглянула на меня так пристально, что я понял — все, значит абсолютно все. Без утайки.

— И как ты отреагировала? — не без интереса спросил я.

Сердце бешено колотилось в груди — все же мне было важно ее мнение. Мерлин, надеюсь она не проклянет и не выставит вон.

— Сначала я была в шоке, потом я очень разозлилась, а затем впала в ступор. Мне было тяжело принять его таким, какой он есть.

— Но ты это сделала…

— Да, пришлось, — грустно сказала она. — Мы ведь не любим друг друга. Это брак по расчету — он спас нас обоих. Однако я уважаю и ценю своего мужа. Я благодарна Ярославу за все, так что приходится мириться с некоторыми… неудобствами. Река жизни со временем сгладит острые края.

— А Ярослав?

Внезапно на меня напало косноязычие. Вопросы не хотели формироваться правильно. Ум заходил за разум. Спасло лишь то, что Гермиона, кем бы она ни стала и как бы не называлась, осталась моей давней подругой, которая видит на сквозь, и понимает с полу слова.

— Он все время где-то пропадает, — ее губы сжались в полосу. — Говорит, что работает. Иногда он приходит ко мне и рассказывает о том, где был и что делал. Думаю, так он мне мстит за вынужденный брак. А еще он показал мне твое портфолио.

О, черт!

— И? — я отставил чашку.

— Впечатляет, — не без горечи ответила она. — Я всегда знала, что фантазии у тебя хоть отбавляй, не смотря на то, что лень идет с ней в равной степени. Ты талантливый маг, Гарри — этого я не могу не признать.

— Но…

— Никаких «но», — махнула она рукой, сминая все маски сдержанной и благовоспитанной особы. — Ты мой друг и точка! Жизнь порой ставит нас в такие позы… Да кому я это говорю — ты и сам все знаешь. Казалось бы нам тяжело, но одному человеку еще тяжелее — Ярославу. Не смотри на меня так, Гарри Поттер! Ты не видишь его каждый день, а я имею счастье наблюдать за ним. Поверь, в отличие от нас, у него нет абсолютно никакого выбора.

— Выбор есть всегда! — возразил я.

— Не в его случае, — покачала головой она. — Хочешь, я покажу тебе фото девушки, которую он любит? Вот, это Мила, — она протянула мне фотографию, которую только что призвала.

Я припоминаю тот разговор. Девушка, которая ему отказала. Любопытство кошку сгубило, кажется так говорят, вот и мне не поздоровилось. С обычной магловской фотографии на меня смотрела Гермиона с двумя смешными косичками. Те же веснушки, которые были особенно заметны весной, та же загадочная улыбка и темные лукавые глаза. Нет, она не была ее полной копией, немного различался овал лица, не такой высокий лоб, волосы не такие пышные и больше рыжие, чем каштановые. Но сам образ… Я знаю ее. Не такую молодую, не такую задорную. К тому времени, как судьба столкнула нас, время вытравило из ее глаз блеск, оставив там лишь печаль и глубокое понимание сути людей и самой жизни. Тогда я не придал значения поведению Ярослава, однако теперь понял. Каким-то непостижимым образом он знал, что в ту ночь я встретил не просто некромантку, я встретил его возлюбленную. Теперь кое-что в моей голове прояснилось.

Я поднял на Гермиону глаза. Снова посмотрел на фотографию. Они все еще были похожи, но теперь не так сильно. Почему-то мне кажется, что внешние изменения, произошедшие с Гермионой, пошли с подачи Ярослава. Я прислушался к себе. Уже давно я не чувствовал его, не мог зацепиться за нашу связь. Вот и сейчас внутри было тихо. Он мстит моей подруге за то, что она так на нее похожа,но не является ею. Он измывается над Гермионой, зная, что об этом станет известно мне. Он надеялся, что я все пойму, сложу два и два. И я сложил, но принять и понять самого Ярослава не смогу никогда. Зачем помогать грязнокровой ведьме, которая не просила о помощи, а потом глумиться над ней, хоть и не в открытую? Может быть даже не нарочно. Думаю, сначала он пожалел девушку, так похожую на его Милу, а потом возненавидел за то, что вынужден жить с человеком, который является вечным напоминанием о том, что он не сможет быть с той, которую любит. Ему бы смириться, но он уперт. Русский, одним словом.