Сто тысяч Рю (СИ)

– Ты ранен? – спросил он, когда Коршун вернулся. Он был пыльный и уже не такой холеный, как вчера вечером.

– Хуйня, – отрезал тот, – Пойдемте, нечего тут вертеться.

И повел его под навес вправо, по деревянным мосткам над путями. Рю шел следом, отогреваясь, напитываясь спокойствием. Депо пришлось ему по душе, и он сразу почувствовал, как усталость, накопленная за день, наваливается на плечи.

Коршун привел его в небольшую комнату с матрасами на деревянных лежаках. Прошел внутрь, занимая место, а Рю застрял на пороге. Димка, с рукой на перевязи, догнал их, запыхавшись.

– Вы меня не забыли? – спросил он, стараясь скрыть обиду в голосе.

– Нет, – сказал Рю, – я думал, ты рядом идешь.

Димка запыхтел, зафырчал, но потом сглотнул вертевшиеся на языке слова и только затянул:

– Отряд не заметил потери бойца и «Яблочко»-песню допел до конца.

– Достал петь, – рыкнул Коршун, но Димка только ухмыльнулся, прошел и занял соседний лежак:

– Лишь по небу тихо сползла погодя, – он едва не сорвался на фальцет, уставившись на Коршуна, – на бархат заката слезинка дождя…

– Заткнись, – рыкнул тот, усталый и злой, но в Димку словно черт вселился. Он замолчал, обхватил раненое плечо и болезненно вскрикнул.

– Дим! – тут же обернулся к нему Рю, – тебе плохо?

– Не очень, – фыркнул сконфуженный Димка, – не смертельно.

– Все так говорят, – хмыкнул Рю, – дай, посмотрю. Я аккуратно… сильно болит?

– Да ну не ори ты так, не отвалится же.

– Прости, – вздохнул Рю, молча ослабил слишком тугой узел повязки, быстро вколол лекарство, а Димка, стиснув зубы, мужественно терпел боль. И едва сдерживался от победного взгляда в сторону Коршуна.

Народу тем временем прибыло, шумных, с гитарой и изрядно навеселе. Приволокли котелок – собрались варить суп-дружбу. Затолканный в угол Рю сидел на лежаке и редко моргал. Не хотел высовываться, в углу спокойнее было. А Димка с Коршуном, не сговариваясь, незаметно уселись с двух сторон от него, чтобы никто больше не мог ближе подобраться.

В шуме и гвалте Рю чувствовал себя слегка потерянным, отказался от водки, пришедшей по кругу. Сидел, смотрел в огонь и лишний раз не шевелился, чтоб не привлекать к себе внимания чужих, а потом уставился в упор на Коршуна. Тот склонил голову чуть набок и вопросительно поднял брови.

– Ты, наверное, в одиночку там половину уложил, – спросил, наконец, Рю. В темных, чуть выпуклых глазах отражалось пламя костра.

– Куда там? Две трети! – фыркнул тот, потянулся за колбасой. – Ну чего ты глупости говоришь?

– Почему глупости, ты же у нас мистер Рэмбо, – и отвернулся от него сердито, – а ты, Дим?

– Не знаю, – пожал плечами. – Наверное, подстрелил кого. Но они убежали все.

– Ясно. В общем, вы сегодня не особо отличись, – рассудил он, все-таки отхлебнул из граненого стакана, когда тот вновь пришел к нему.

– Не особо отличились от кого? – Коршун навис над ним.

– От самих себя.

– Зато у меня теперь есть УЗИ, – похвалился Димка. Рю улыбнулся и потрепал его по плечу.

– Не трожь его, – велел вдруг Коршун, и Рю уставился на него, непонимающе склонив голову к плечу:

– Это почему еще?

– А то развалится, – кисло пошутил Коршун и сменил тему, – чего ты такого натворил, что решил скрываться в Зоне?

– Не убил, кого следовало, убил, кого не следовало, – проговорил он скороговоркой, откинулся, вновь становясь похожим на восточного божка.

– Как интересно. Так значит, ты уже убивал людей?

– А то ты не знаешь, – хмыкнул Рю.

– По тебе не скажешь. Пошли-ка, проветримся.

– Ну… – выдохнул Рю, посмотрел на него, потом на Димку и умолк.

Димка, с аппетитом уминавший кашу, поймал его взгляд. Замер с ложкой у рта, сглотнул беспокойно. Рю подождал, пока Димка скажет что-нибудь, предложит или возразит, но не дождался. Димка выдохнул, по горлу прокатился кадык. А потом он вновь зачерпнул кашу и принялся жевать так, будто его совершенно не интересовало, кто и куда пойдет гулять.

Рю решительно отложил банку и потопал к выходу. А Коршун тут же вскочил и пошёл следом. Димка проводил их тревожным взглядом, но потом плюнул и продолжил наворачивать кашу.

Каша в рот не лезла.

***

Снаружи прошел дождь, оставив после себя сырость и свежесть. В бочках по-прежнему горел огонь, надежный и успокаивающий. Ночной ветер был прохладным, и Рю, зябко поежившись, обхватил себя за плечи руками. Подошел к торчащей боком арматурине, оперся на нее, как на перила. Коршун подошел ближе, надвинулся на него черной скалой.

В наступившей тишине было слышно, как мирно потрескивает костер, как матерятся вдалеке охранники, и где-то совсем далеко воют не спящие псы.

– Рю, а расскажи о себе? – вдруг попросил Коршун.

– У тебя закурить есть? – спросил тот в ответ. Старался не глядеть в сторону долговца – боялся его присутствия.

– Нет. Я бросил. Зажигалка только есть.

– А у меня сигарет и нет. Но…как-то надо бы закурить, не находишь?

Коршун не ответил, и тишина натянулась струной.

И Рю преодолел страх и обернулся к нему. Долговец не нападал.

– Ну так что? Сколько, например, тебе лет? – спросил Коршун, когда тишина стала совсем уж невыносимой.

– Я взрослый мальчик уже. Двадцать один исполнился.

– А кем ты работал? На Кордоне говорили, ты от строителей отбился?

– Ну, это был временный приработок. А так я мент, – улыбнулся криво, – я думал, ты в курсе.

– Значит, и правда мусор? А какой конкретно? – ухватил его вдруг за ремень некрепко.

– Шестерка товарища полковника, – признался Рю и посмотрел на его руки. Сглотнул, постаравшись скрыть дрожь, и закрыл глаза.

– Секретарь? – чуть потянул его на себя.

– И не только, – засмеялся тихо, безуспешно пытаясь подавить волнение и страх.

Коршун осклабился так, будто все понимал, губы расплылись в широкой ухмылке, обнажив крепкие зубы. Притянул Рю вдруг резко к себе, придавил к груди ладонью, припечатав между лопаток. Зашарил по его груди, пытаясь стиснуть. Рю смолчал. Его взволновал неожиданный порыв, кровь застучала бешено. Сильный, крепкий, как гранит, долговец, лапал его, не позволяя вырваться, проводит от груди вниз, стискивая яйца.

– Эй, – вздрогнул Рю, попытался избавиться от жаркого морока, уперся ему в плечи, – боюсь тебя разочаровать, но я мужик.

Коршун посмотрел ему в глаза внимательно, светлый взгляд был холодным и испытующим.

– Правда, мужик, – мягко сказал Рю, стараясь не разбесить долговца, чтоб шею не свернул, – убери руки от яиц.

Коршун, странное дело, послушался. Убрал руку медленно, передвинул выше и крепко стиснул его чуть повыше поясницы.

– А кроме секретаря ты кто? Мокрых дел мастер?

– Ну да, всякое по мелочи. Мокруха, бляди… – вежливо улыбнулся он, размышляя, как так отделаться, чтоб уйти целым и живым.

– Ммм. А сам как? Никак? Не спишь со своим начальником? – Коршун, кажется, и не собирался его выпускать.

– Я ведь сказал, – фыркнул чуть раздраженно, – что я мужик.

– Ну вдруг у тебя начальник – баба? Откуда мне знать? Ты так загадочно выражаешься.

– Товарищ полковник не может быть бабой.

– А физически? – ухмыльнулся.

– И физически тоже, – выдохнул, потом положил ладонь ему на бок, провел осторожно, ощупывая края раны, – тебе лечиться не надо?

– Мне – нет. А бронежилету не помешало бы. Завтра сдам его в ремонт.

– Тебя не задело? – выдохнул, все еще держа руку на его груди

– Не до крови. Там синяки, должно быть, остались, – Коршун не договорил, потянул его на себя рывком, впился в губы, целуя властно и всерьез, царапая колючей щетиной. И, не позволив опомниться, стиснул его пальцы своими, быстро поволок его к одному из товарных вагонов. Затолкал в один из них, но обернулся, почуяв взгляд в спину.