Taedium phaenomeni (СИ)

      Юу, немного помедлив, кивнул.

      - Я никакой им не экзорцист. Надеюсь, хоть ты это понимаешь…? - сказал не то с горечью, не то просто с проеденной дымом смиренностью. - Я вообще по-ихнему не рождался и нет у меня никакой предрасположенности. Лучше бы искали тех, кто может по-настоящему, а не вытаскивали бы ее крохи из сдохших тел и не впихивали в меня - из-за этого я ее ненавижу, а раз я ее ненавижу - черта с два она меня когда-нибудь примет. Сраный Сирлинс вот постоянно говорит, что ее де нужно любить, тогда все получится, а с какого черта я им ее стану любить? Больные, что ли? Не хочу я быть никаким экзорцистом. Не хочу никого спасать. Можно подумать, меня самого кто-нибудь захочет спасать... Так почему я должен стараться для них...?

      Наверное, когда-то в иное время, еще с жалкий год назад, Аллен ответил бы иначе. Наверное, он просто сам не заметил, как и когда вырос, потерял прежние взгляды, упустил прежнего себя, и теперь, с тоской вглядываясь в ссутуленное тельце, только тихо, успокаивающе вышептал:

      - Ты никому ничего не должен, малыш, - чертов запрещенный «малыш» лез сам, не спрашиваясь, а мальчонка на сей раз как будто бы даже и не заметил. - Я ведь сказал, что если бы ты только согласился... Впрочем, ответь-ка мне сейчас на капельку иной вопрос, - тут же сменил русло разговора он, как только заметил пробежавшее сквозь тощее сжавшееся тельце электрическое напряжение.

      Юу на этом, кажется, то ли расслабился, то ли, наоборот, разочаровался.

      - Ну? Что еще? - горько и недовольно цыкнул.

      - Эта родильная, о которой ты упоминал...

      Аллен честно понятия не имел, как правильно поставить странный, причудливый, все еще отталкивающийся от сознания извращенный вопрос, но долго ломать голову ему и не понадобилось; Юу, безразлично поведя плечом, с пустотой на лице кивнул, указывая куда-то за спину обомлевшего экзорциста.

      - Там твоя родильная. Они все зарождаются там, в этих дырах, куда...

      - Я и провалился, - поежившись, договорил Уолкер, с новым нервозным ужасом осознавая, что детское скрюченное тельце ему, выходит, вовсе не примерещилось. К глубочайшему, черти, сожалению. - Надеюсь, я ничего там не испортил? Если из-за меня...

      - Да что ты там мог испортить? - надувшись, отрезал возревновавший, кажется, мальчишка, не устающий его раз за разом поражать чередой сменяющейся нелогичной непостижимости. - Я же сказал, что тоже туда проваливался. Тут многие проваливаются, потому что либо гоняются за мной, либо ни черта все равно не видят - понавели здесь своего гребаного газа, вот теперь сами и мучаются, а шастают тут каждый второй день. Им там глубоко похрен: спят себе и спят, да и просыпаются, если ты так хочешь знать, только единицы. Кроме меня тут вообще никого до сих пор нет. А если и просыпаются, то обычно с поломками, и их тут же ликвидируют обратно, как неудавшийся образец. Мусор. Ничего с ними не случится - все равно там одни трупы и плавают. Они все пытаются заставить меня запомнить их имена, а я один черт не вижу зачем - все равно никто никуда не всплывет, не надо рассказывать своего вранья...

      - И ты... Ты тоже там родился? В одной из этих ячеек? - непослушными потяжелевшими губами спросил Аллен.

      Юу кивнул. С апатией махнул куда-то рукой, наверное, пытаясь показать конкретную дырку. Подумав, зачем-то добавил:

      - Здесь паршиво, ты сам видишь, но я часто прихожу сюда. Жалею, что не могу залезть обратно и снова уснуть, чтобы больше никогда не просыпаться. Я пытался, конечно, но все равно ничего не получается - они находят, откачивают, и я снова зачем-то просыпаюсь.

      Аллена от этих слов вконец покорежило. Прошлись по сердцу склизкие холодные руки десятков утопленников, прогнул чувствительные барабанные перепонки чудовищный смех витающей поблизости смерти, вспыхнули калейдоскопом глаза тех, кто носил белые халаты и так спокойно, так пространно говорил о томимом на нижних этажах маленьком дьяволе, когда дьяволами здесь оставались все и каждый кроме самого этого несчастного существа.

      Боль поднялась опоившей волной, толкнула изнутри, вынудила протянуть руку и сделать это трижды запретное - коснуться кончиками пальцев нежной дрогнувшей щеки, такой холодной и звонкой, будто была сделана из чистого ограненного льда. Мальчишка, непонимающе приподняв брови, уставился на него, застыл, даже дышать прекратил, широко-широко распахивая ресницы, позволяя нырнуть пальцами за бархатное ухо, зарыться в мягкие волосы, приласкать...

      А после, вспыхнув багрянцем, быстро отшатнулся, задышав сорванным сбитым всхлипом, поспешно отводя в любую иную сторону потемневшие взмокшие глазищи.

      - Послушай, ты, Уолкер...

      - Уолкер - это фамилия, малыш, - мягко и вкрадчиво прошептали согретые непонятной им самим истомой губы. - Меня зовут Аллен.

      - Да мне плевать! Уолкер, - демонстрируя все вшитое под кожу упрямство, прорычал непримиримый зверенок. - Убирался бы ты отсюда по-хорошему...

      - Я не могу, - спокойно, тихо, осторожно отняв руку, качнул головой ничуть не менее упертый Аллен.

      - Чего ты там не можешь?

      - Оставить тебя здесь одного.

      - А я не могу никуда с тобой пойти, - в тон ему рыкнул Юу, сам уже как будто вовсе не радостный своим словам. - Я... я должен торчать здесь, как бы хреново тут ни было. Ясно тебе? Я просто… должен. Мне они ничего не сделают - я все равно не сдохну, так что старания бесполезны. А тебя могут поймать, и в этом уже ни черта хорошего нет. Понял? Поэтому вали, пока еще не поздно.

      - Я польщен тем, что ты беспокоишься за меня, малыш, но, увы, выполнить твоей просьбы не могу. Я никуда не уйду без тебя. Это мое последнее слово. Дальнейшие споры бессмысленны. Просто прими это.

      - Но я никуда не пойду! Ты что, не слышал?! - в сердцах взвыл доведенный зверек, стремительно догоняя мордахой расцветку окутанных бинтами ножонок.

      - Все я прекрасно слышал, Юу. Что ж... это, безусловно, опасно и чревато, но, полагаю, у меня попросту нет иного выхода, кроме как остаться в таком случае здесь самому. С тобой. Хотя бы до тех пор, пока ты не захочешь переменить своего решения. Ты же, надеюсь, побудешь настолько добр и согласишься меня где-нибудь спрятать, правда?

      - Ч-чего...? Что за… нахер…?

      - Зато тебе больше не придется страдать в одиночестве: у тебя появится верный друг, я всегда тебе помогу и позабочусь в меру моих сил, и...

      - Да ты что... Совсем спятил?! Ты совсем больной на голову, спрашиваю?! О чем... о чем ты таком...

      - О том, что все уже решено без твоего на то мнения, хороший мой: я остаюсь здесь, - с искрящейся обескураживающей улыбкой подытожил сияющий всем своим нутром, втихую наслаждающийся произведенным фурором, Уолкер. - Я остаюсь с тобой, и мы вместе дожидаемся твоего согласия покинуть это место, чтобы... Остаться под моим присмотром и снаружи, я полагаю? - он сам не знал, почему выпалил это, но, только произнеся сокровенно сумасшедшие слова вслух, понял вдруг, что ведь ни разу не солгал, что судьбу мальчишки успел предопределить и так: никому он его не отдаст, никуда не денет, заберет с собой, вытянет как-нибудь сам.