Огонь и сталь (СИ)

А вот этого говорить не следовало… глаза Тинтур потемнели, в уголках тонких губ промелькнула нехорошая улыбка. И, кажется, до паренька начало доходить, что он ляпнул лишнего. Он втянул голову в плечи, исподлобья глядя на Соратницу, словно крыса из норы, только глазенки злобно мерцали в полумраке глубокого капюшона.

— Ты одет в броню Гильдии воров. Я поймала тебя, когда ты попытался залезть ко мне в карман. И ты воняешь. Да, буквально воняешь Рифтеном, — вор снова дернулся, растоптав последние крупицы терпения босмерки. Она дернула гильдийца на себя и резко вывернула его запястье. Тонко хрустнула кость, мальчишка взвизгнул и упал на колени. Эльф отбросила его безвольную руку, которую он прижал к груди, не переставая скулить.

— Ты пожалеешь об этом! — простонал он, размазывая по лицу сопли. — Ты заплатишь!

— Уже жалею… что сломала тебе руку, а не шею, — Белое Крыло подкинула на ладони свой кошелек, только что изъятый у начинающего воришки. — В следующий раз выбирай жертв получше. Ведь не все такие добрые, как я.

Тинтур отвернулась от хныкающего паренька и наткнулась на удивленно-любопытные взгляды горожан. Время на рыночной площади будто замерло: люди оставили свои дела и вопросительно глазели на эльфа и скорчившегося в пыли на дороге мальчонку. Презрение, безразличие, ненависть, обнаженная словно клинок, все это сейчас окружало босмерку плотным вихрем, однако тяжелое бремя общественного мнения вызвало у Тинтур лишь горькую усмешку. Скайрим для нордов же, верно? Особенно после подписания Конкордата Белого Золота. И сейчас не имеет значения, что она поймала вора, возможно, ограбившего добрую половину прохожих. Главное — эльф покалечила норда, ребенка, едва достигшего совершеннолетия. Убрав кошелек за пояс, Белое Крыло направилась к чертогам Йоррваскра, провожаемая волнительным перешептыванием, напомнившим ей шорох палой листвы.

— Совсем обнаглели остроухие… как у себя дома…

— На детей руку поднимают!..

— Вот мразь! Только попадись она мне…

— Я с ней как-нибудь разберусь, — мрачно пообещал один из стражников, когда эльф проходила мимо него. Тинтур даже не удостоила его взглядом.

В главном зале Йоррваскра было неожиданно пусто, не считая Тильмы Усталой, сидящей в дальнем уголке зала и что-то тихо вышивающей. Белое Крыло опустилась на скамью и подперла подбородок кулаком. Слухи разносятся быстро, а, значит, о ее маленькой выходке к вечеру будет знать весь Вайтран, включая и остальных Соратников. Будь на ее месте кто-нибудь другой, об этом посудачили бы и забыли… но юному норду руку сломала она, Тинтур Белое Крыло, босмер и бывшая разбойница, разыскиваемая за вознаграждение по всему Скайриму… эх, да что толку теперь сожалеть, сделанного не воротишь. Но ее поступок повлечет за собой бурю. Наверняка. И вьюга недовольства не заставила себя ждать. Уже через минуту чертог был полон галдящих Соратников.

— Тинтур, во что ты вляпалась? — огорченно пробасил Фаркас, стукнув кулаком по столу. — Ты что, превратилась в волка прямо в городе?

— Хуже, — голос Эйлы хлестал будто плеть, — подняла руку на ребенка.

Босмерка не отвечала. Не видела смысла. Ее все равно не будут слушать.

— О чем ты вообще думала?! — рявкнула Каменная Рука. — Ну, залез тебе мальчишка в карман… ты вернула украденное? Вернула! Сдала бы пацана стражнику! Но нет, нужно было обязательно вспомнить свои бандитские замашки, да?! — Ньяда рывком развернула эльфа лицом к себе. — Да кем ты себя возомнила?!

— Наша репутация итак подпорчена, — рычал Вилкас, — а у тебя хватает наглости позорить нас! Особенно, после того, что ты натворила!

— Ну, хватит, — тихий, но твердый голос Кодлака эхом разнесся по залу. Соратники мгновенно замолчали и расступились, пропуская своего Предвестника. Тинтур встала навстречу Белой Гриве. Она думала, что ушей Кодлака это достигнет несколько позже.

— Мне стыдно за тебя, — Предвестник печально покачал головой. Но его морщинистом лице была написана печаль, однако в свинцово-серых глазах — укор и мрачная решимость. — Признаюсь, я и Скьор надеялись, что… прошлое кое-чему научило тебя. Но, видимо, мы ошибались.

— Дураки не учатся, — презрительно выплюнула Наяда, залпом осушая кубок. Белое Крыло непримиримо вскинула голову, однако в груди тугим клубком сплетались обида и разочарование, и вязкий холод начал медленно обволакивать ее тело, сковывая ледяной броней. Совсем как тогда, в Виндхельме…

— Мне очень больно говорить это, девочка, но… если ты не изменишь свое поведение, тебе придется покинуть Йоррваскр.

— Согласна, — Охотница бросила на босмерку полный пренебрежения взгляд, — таким, как ты, здесь не место.

— Эй… ну… ну, вы же не серьезно?! — Фаркас двинулся к Кодлаку, но Вилкас силой усадил близнеца на скамью. Удерживая брата за плечо, он повернулся к эльфийке, строптиво поджимая губы. Кодлак прав, другого выхода нет. Она просто не понимает. Ей выпала честь быть одной из Соратников, а Тинтур смеет бросаться этой милостью, продолжает вести себя так, словно она по-прежнему со своими головорезами, а не с последователями Исграмора. Вилкаса немного укололо, что босмерка никак не ответила на возможность изгнания. Лишь сухо кивнула и удалилась в жилые покои. Ни удивления, ни огорчения, ничего. Только каменное равнодушие.

— Кодлак, ты правда выгонишь ее? — с горячностью воскликнул Фаркас. — Тинтур наша сестра по оружию! Как ты…

— Уймись уже, тугодум, — фыркнула Эйла, — никто Белое Крыло не выгоняет.

— Но… но Кодлак же сказал…

— Я просто хочу, что бы она осознала свою вину, — Белая Грива провел рукой по бороде. — Нельзя уподобляться зверю, даже если в тебе течет звериная кровь.

— Да и куда ей идти? — буркнула Наяда, снимая шлем и приглаживая растрепанные волосы. — Попсихует, подуется, глядишь, надумает чего умное. А то совсем волчонок распоясался в своих рифтенских горах.

Вилкас слабо улыбнулся и сел за стол рядом с братом. Конечно, Тинтур не уйдет. Они же ее семья. Остальные поворчат для порядка, но вскоре все вернется на круги своя. Соратники вновь станут гильдией самых великих воинов Скайрима, вернут Йоррваскру былую славу и уважение. Завтра Вилкас возьмет Белое Крыло с собой на зачистку одного из бандитских притонов. Пусть увидит, чем заканчивается жизнь, которую она вела ранее.

И каково же было удивление Соратников, когда на утро они обнаружили, что спальня Тинтур пуста. Ни вещей, ни книг, ни оружия, ни самой босмерки. На аккуратно застеленной кровати лежал двуручный меч из серебристо-голубой стали. Выкованная на эфесе волчья голова яростно скалилась, темные провалы глаз с немым упреком взирали на воинов.

***

Голод сжигал ее изнутри, прогоняя сон и усталость. Деметра судорожно сглотнула и настежь распахнула окно, надеясь, что ночная прохлада немного остудит ее, но безрезультатно. Наждачная сухость на языке, огненный жар, сменяющийся на лихорадочный озноб и обратно, ломота во всем теле… Довакин медленно обернулась, не мигая глядя на безмятежно спящего Онмунда. Маг тихонько посапывал, обнимая подушку, и чему-то улыбался. При виде его руки, такой тонкой кожи на запястье, бледно-голубых вен рот бретонки наполнился слюной. Он же ее муж, он не будет против… кровь Онмунда насыщена магией, это придает ей особое послевкусие… Драконорожденная облизнулась, но тут же одернула себя. Нет! Нельзя! Нужно выбраться из города, пока ей окончательно крышу не снесло! Торопливо натянув робу и схватив первые попавшиеся свитки, женщина бросилась прочь из дома, моля Девятерых послать ей какого-нибудь разбойника или вора. Выскочив на улицу, Деметра кинулась к воротам. Под бледной кожей рук уже начали проступать почерневшие вены — признак четвертой, последней стадии голода. Еще немного, и она начнет кидаться на первого встречного. Жажда, желание вонзить клыки в чью-нибудь упругую плоть бурлила и клокотала в магичке подобно лаве Красной горы, сопротивление рассудка постепенно таяло… бретонка почти вышла за черту территории города, когда ее окликнул стражник.