Just got broken (СИ)

========== 01. Она устала ==========

Маринетт тихо выдыхает, закрывая лицо ладонями.

Маленькое тело снова пробивает дрожь, а соленые капли вновь мчатся по щекам вниз и скапливаются на остром подбородке.

Прошло уже около часа с того момента, как она вошла домой, но Маринетт так и не сдвинулась с места.

Как села спиной к комоду, подтянув к себе согнутые ноги, так и не вставала.

Потому что — не верила.

Потому что — это случилось первый раз.

За всё то время, что она носила на своем лице маску ЛедиБаг, Маринетт ни разу не допускала, чтобы мирный житель пострадал.

Не говоря уже о близких людях.

Она снова сдавленно всхлипнула, крепко зажмурив глаза.

Но это не помогло избавиться от пляшущего под веками лица Альи, которая, прижимая руки к животу, пыталась не позволить багровому пятну разрастись по клетчатой оранжевой рубашке.

Маринетт громко выдыхает и трясет головой, прогоняя слезы и стараясь перестать снова и снова прокручивать этот сюжет в голове.

Эти секунды, когда она, громко крикнув «Алья!», помчалась в сторону падающей на землю подруги, прикрывая рот ладонью.

Когда Кот, выбив из рук преступника уже не заряженное ружье, повалил его на землю, прижимая повернутую в сторону голову ногой к влажному от дождя асфальту.

Преступника, который целился в ЛедиБаг. Но который промахнулся.

И когда Маринетт, истерично вызвав скорую помощь, прижимала руки к животу подруги, промакивая чем-то, что подарил супер-шанс.

Дюпэн-Чэн запрокинула голову вверх, с силой комкая пальцами невидимую пыль в вытянутых руках и снова протяжно выдыхая.

Алья осталась жива.

Пуля не задела жизненно важные органы, только повредила ткани в области талии, но…

Ей понадобилось переливание крови. И Маринетт в который раз, стоя в образе ЛедиБаг с пикающими сережками в ушах, не могла ей помочь, замерев в приемной.

— Ей нужен донор, — громко сказала тогда медсестра, и несгибаемая спасительница Парижа залилась слезами.

Потому что у них были одинаковые группы крови.

И она не могла ей оказать помощь.

Через двадцать минут нашли добровольца с той же группой.

Каково же было удивление Маринетт, когда в палату влетела Хлоя Буржуа со словами:

— Не думайте, что это меняет моё отношение к этой девчонке, я просто дочь мэра. И я — ваш единственный шанс, так что обращайтесь со мной, как подобает.

В ту секунду что-то мелькнуло в глазах Буржуа, но Маринетт так и не смогла понять, что именно.

Подав подписанный отцом документ о разрешении сдачи крови несовершеннолетней, Хлоя прошла в отделение, закрывая перед носом ЛедиБаг дверь.

Они чуть было не опоздали, но Алья осталась жива.

— Выкарабкается, сильная девочка, — заметил пожилой доктор, снимая маску с лица. — Вы — родственница?

Он обращался уже к Маринетт, которая, избавившись от трансформации в подсобке, стояла возле палаты Альи, почти не дыша, и смотрела через стекло на её едва вздымающуюся грудную клетку, трубки с иглами, вставленные в руки, и маску на бледном смуглом лице.

— Подруга, — хрипло исправила она, не сводя с неё глаз.

— Простите, мисс. Можно только родственникам.

И опущенная теплая ладонь на острое плечо Дюпэн-Чэн вернула её в реальность.

Девушка вздрогнула, несколько раз моргнула.

Невидящим взглядом уставилась в глаза доктору.

— Поправится, — сорвался шепот с её губ. — Она поправится?

Он кивнул, чуть улыбнувшись. И отправил Маринетт домой.

Она не помнила, как добиралась. Не помнила, как вошла к себе.

Помнила только, как внезапно оказалась в своей комнате с покрасневшими от слез глазами и одной мыслью в голове: «Я устала».

Маринетт Дюпэн-Чэн устала от всего этого. Устала от двойной жизни.

Устала от того, что её близкие всегда в колоссальной опасности.

Устала от осознания того, что её жизнь больше никогда не будет прежней.

Что она связана с Тикки по рукам и ногам на неопределенный срок.

Она устала.

Она истощена, вымотана. И вишенкой на торте стало то, что во время очередного ночного патруля они с Котом оказались в том проулке.

Черт знает, зачем Алью понесло туда в одиннадцатом часу.

Глупая. Глупая девчонка.

Маринетт впервые допустила это. Маринетт впервые увидела это.

Настоящую опасность. Без акум, без фокусов Бражника.

Реальную угрозу.

Вылитую из свинца, смертельно быструю. Которая чуть было не отправила на тот свет дорогого ей человека.

Она устала.

От всей ответственности, которая навалилась на её плечи.

От того, что она забыла, что значит быть просто подростком.

От вечно нависающей — как черное облако — опасностью над её головой.

Она устала. Она просто сломалась.

— Я устала, — хрипло сквозь слезы выдавила Маринетт, качая головой из стороны в сторону. — Устала от этого. Я хочу, чтобы всё закончилось…

Маленькие балетки с гулким звуком хлопнули по деревянному полу, когда рама внезапно распахнувшегося настежь окна громко задребезжала, вынуждая Маринетт резко подняться на ноги.

Она подошла к окну и закрыла его, глядя на то, как над Парижем снова нависает непогода. Сильный ветер и морось была мелочью по сравнению с тем, что надвигается сейчас.

Девушка тихо выдохнула и, задернув шторы, повернулась назад. И вдруг…

— О, Боже! — воскликнула Маринетт, хватаясь против воли за сердце и отпрыгивая назад. — Кто вы такой?! Как вы сюда попали?!

— Я услышал твои слова, дитя моё, — протянул низкий мужчина преклонного возраста с острой седой бородкой.

— Кто вы?! Что вам нужно от меня?! — взволнованно проговорила Маринетт, широко распахнув глаза. — Мам!

— В этом нет необходимости, — заверил её внезапный гость, успокаивая вытянутой вперед рукой. — Я — мастер, — представился он, и Маринетт скептически на него посмотрела.

Да ей не горячо и не холодно от этого заявления. И не особо-то хочется вникать в слова мимо проходившего — из воздуха появившегося — старца в красной рубашке в цветочек.

— Сережки. Я передал тебе шкатулку…

Маринетт сжала руки в кулаки. Против воли. Закусила нижнюю губу, смаргивая снова наворачивающиеся слезы.

Это был он. Словно сотню лет назад. Она вспомнила.

— Я услышал твои слова, — он немного подождал, обдумывая слова, — и могу тебе помочь.

Дюпэн-Чэн чуть расслабилась и, набравшись смелости, сделала несколько шагов вперед.

— Как? — словно не своим голосом спросила она, сглотнув.

Мастер потянулся во внешний карман на рубашке и вытащил небольшой пузырек, в котором находилась фиолетовая жидкость. Он взял его в руку и, кивнув на него, снова обратился к Маринетт.

— Этот эликсир я хранил на особый случай. Экстренный, — он заглянул девушке в глаза. — Твой случай.

Дюпэн-Чэн уже не на шутку заинтересовалась и присела на стул, внимательно продолжая слушать.

— Если ты его выпьешь, твоя личность разделится на два самостоятельных человека: на ЛедиБаг, — он запнулся, — и Маринетт.

— О, Боже, — выдохнула девушка, расширив глаза. — Это значит, что я смогу…

— … освободиться от привязанному к твоим запястьям грузу, — закончил он за неё. — Спасительница Парижа останется, а ты сможешь снова жить той жизнью, которая была у тебя до того момента, как ты споткнулась на светофоре, встретив меня, и рассыпала свои пирожные…

Маринетт громко выдохнула, цепляясь взглядом за свою заветную мечту в его руках, и встала с места, подходя ближе.

Она сможет жить. Жить, как обычный подросток.

Этого она и хотела. Никакой героической ерунды, никакой опасности для жизни близких ей людей.

Никакого Бражника.

— Согласна, — кивнула она, протягивая вперед руку.

Мастер отдал ей пузырек без лишних слов, а Маринетт…

Боже, Маринетт.

Если бы не нависшее над её головой облако горя, если бы не затуманенное болью сознание, если бы были здоровые нервы и отсутствовало душевное расстройство…

Она бы поняла.