Тропой испытаний

Эта симпатюшка с веснушками на прелестной мордашке наблюдала за мной, и, похоже, что-то ее беспокоило. Я допил кофе и отодвинул стул.

— Здорово устал. Пока!

Затем резко встал и, не оборачиваясь, вышел. Мне хотелось неожиданным уходом вывести его из равновесия, и это, похоже, вполне удалось. Минуту назад казалось, я никуда не спешу, собираюсь посидеть еще, попить кофе, поболтать… Придя в свою комнату, я сразу же закрыл дверь и подставил под ручку стул, чтобы ее никто не смог открыть снаружи.

Первое, что пришло мне в голову, это вылезти через окно и убраться восвояси. Причем как можно быстрее. Но погода стояла отвратительная, и к тому же я действительно слишком устал. Смертельно устал.

Затем у меня появилась мысль получше. Он ведь не знает, какая из лошадей моя, так как приехал сюда раньше меня и не имел причин интересоваться мной, пока я не вошел в тот зал и не назвал его папой.

Холод, конечно, штука противная… Что ж, придется потерпеть еще. Я открыл окно пошире и лег в кровать.

В комнату задувал ледяной ветер, и я, конечно, не мог согреться даже под одеялом, но что поделаешь? Приблизительно через час кто-то попытался открыть мою дверь, тихо, медленно поворачивая ручку. Дверь не поддалась — там же стоял стул, — и через минуту-другую ручку отпустили. Но к тому времени мой гость, похоже, почувствовал струю холодного воздуха из-под двери, и до меня донеслось приглушенное восклицание и звук быстро удалявшихся шагов, а через несколько минут — цоканье лошадиных копыт на улице. Отлично! План сработал! Я закрыл окно и довольный собой снова забрался в постель.

Из города вели две дороги, так что ему предстоит проверить обе, а я тем временем смогу и спокойно выспаться, и отдохнуть, и решить, что делать дальше.

Лежа с закрытыми глазами, я задумался: этот человек, больше некому, пытался открыть мою дверь. Ему от меня явно что-то надо, и он похож на моего отца. Ну и что из всего этого следует?

Ровным счетом ничего за исключением того, что он ускакал из города, пытаясь меня догнать, думая, что птичка выпорхнула из клетки…

Зачем?

Папа мертв, кем-то застрелен — либо судьей Блейзером, либо одним из его дружков. Или кем-то еще? Если я случайно столкнулся с тем самым «кем-то еще», то он убил папу не для того, чтобы ограбить, поскольку это сделал судья… или попытался сделать.

Предположим, Блейзер не убивал папу, а просто оказался рядом и не упустил свой шанс. На него это больше похоже. Тогда, значит, это сделал кто-то другой, тот, кто глядя на его обшарпанный вид, на потрепанную одежду, даже и подумать не мог, что у папы столько денег.

Но в таком случае он, наверное, знал папу раньше и явился из его прошлого.

— Прямо как в книжке, — произнес я вслух. — Даже и придумывать ничего не надо.

С какой стати кому-то из папиного прошлого убивать его? Папа уже много лет не ездил на Восток — если, конечно, он был родом оттуда — и, насколько я знал, никогда не получал оттуда писем.

Ладно, пора и поспать. Но рано утром, когда я открыл глаза, эти мысли по-прежнему крутились в голове. Хотя никуда так и не вели.

Слегка ополоснувшись, почистив одежду, я тщательно причесался и спустился вниз. В холле никого не оказалось, я подошел к конторке, перевернул журнал регистрации лицом к себе и поинтересовался записями.

Там красовалось мое имя, а над ним — единственный, кто записан за последние три дня — некий Феликс Янт. Имя мне ничего не говорило, а на память я пока не жаловался, но я решил, что оно не настоящее.

Зал тоже пустовал, но из кухни доносились приглушенные голоса и звон тарелок. Я с шумом отодвинул стул и сел за столик. Надо побыстрее перекусить и, не теряя времени, делать ноги.

На шум вышла та с конопушками и сразу направилась ко мне.

— Что-то рановато. Толком еще ничего не готово, но можно пожарить блины.

— Отлично. А как насчет пары яиц?

— Попробую. — Она чуть поколебалась. — Вы с тем парнем знакомы? Ну с которым вчера здесь сидели.

— Никогда не видел его раньше… А ты?

— Нет, но он сказал моей тете, что хочет купить какие-то рудники и поэтому много разъезжает.

— В такую-то погоду? Что тут увидишь, когда все покрыто снегом?

— Нам тоже так показалось.

Она принесла кофе, а затем через несколько минут стопку блинов и немного жидкого варенья.

— Яйца у нас есть. Тетя говорит, заказывай, если хочешь. — Она снова помолчала. — Ты ей понравился.

— Прекрасно. Может, мне стоит здесь задержаться?

— Тут мало работы. В основном рудники и лесоповал. А за горами, к югу, разводят скот. Ты ковбой?

— Могу делать все, что предложат, но сейчас… сейчас мне надо кое-что доделать.

Она задумчиво посмотрела на меня — я не очень походил на человека, который собирался всю жизнь крутить коровьи хвосты. Я не стал ей ничего объяснять. Зачем? Сама мысль об этом доставила мне удовольствие, впервые заставила меня отнестись к моим деньгам как к моим деньгам.

— Меня зовут Тереза, — представилась она. — Чаще просто Терри.

— А я Макрейвен Кирни. Хотя иногда меня называют кто как хочет. — Я улыбнулся. — Давненько мне не приходилось видеть такой симпатичной девчонки.

Она чуть зарделась, но, похоже, от удовольствия. Я не считал себя мастаком вести приятные разговоры с женщинами, не говоря уж о девушках. Вот папа — другое дело. «Всегда старайся сказать им что-нибудь приятное, — посоветовал он мне как-то раз, — особенно официанткам, да и другим тоже. Не забывай, они на ногах с утра до ночи, им частенько приходится терпеть упреки и брань. От тебя не убудет порадовать их добрым словом».

Я, безусловно, наговорил бы Терезе целый короб добрых слов, если бы, конечно, умел.

— Он что-нибудь рассказывал?

Она сразу поняла, что я имел в виду.

— Нет… Почти все время молчал. Он все смотрел, подмечал, что происходит вокруг…

Именно в этот момент вошел Феликс Янт и довольно бодро произнес:

— Доброе утро! Однако раненько ты встаёшь.

— На ранчо всегда встают до солнца, — ответил я. — Мне в любом случае никогда не приходилось залеживаться.

Он повел себя вполне по-дружески, начал восхищаться горами, каньонами, затем стал сравнивать их с горами там, на Востоке. Я вслушивался в каждое его слово, стараясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку, чтобы объяснить, почему этот человек меня так тревожил. Чувствовалось, он знает про меня больше, чем нужно, и мне это не нравилось, совсем не нравилось. Создавалось ощущение, будто за тобой следят, следят, не переставая…

У него были руки картежного игрока — тонкие, белые… очень красивые руки. Подозреваю, он принадлежал к тем, кого здесь принято называть джентльменами, хотя, на мой взгляд, скорее, только по рождению, а никак не по натуре. Вместе с тем он оказался отменным рассказчиком, слушать которого нередко доставляло истинное удовольствие.

— Все это очень хорошо, — заметил он, обводя рукой вокруг, — но этого мало. Надо путешествовать, надо видеть другие места, надо иметь основу для сравнений.

Казалось, он обращается больше к Терезе, чем ко мне, а что может быть приятнее для молодой женщины, когда с ней вот так говорят! Этот маленький уютный городок показался совсем крошечным, совсем незначительным, когда он стал описывать Сан-Франциско, Нью-Йорк, Лондон, Париж… Создавалось впечатление, что он везде побывал, все на свете уже повидал. Тереза смотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами, и мне это, конечно, действовало на нервы, ужасно раздражало. Мне тоже хотелось рассказать что-нибудь по-настоящему увлекательное, но… когда от зари до зари гоняешь коров по горам, то о чем уж тут говорить?! И все-таки…

— Мы с отцом тоже кое-что повидали, — равнодушно заметил я. — Проехали чуть ли не весь Запад. Видели Додж и Эль-Пасо… Это через реку от Мексики!

— Даже так? — Янт приятно удивился и не скрывал этого. Затем он как бы ненароком, но так хитро, что я чуть не купился, спросил: — Кстати, твой отец когда-нибудь предлагал тебе съездить домой? То есть к нему домой?