Джубал Сэкетт

Начи! Что же, они в конце концов оказались верны ей? Или будут защищать ее до поры до времени? Капата тоже наполовину начи, а среди них воинов уважают. И все-таки, очевидно, решили защищать ее как Солнце.

Я взял лук и копье, вышел из-под деревьев и вошел в лагерь. Один из начи поднял голову и увидел меня. Он быстро вскочил, мы оказались лицом к лицу.

— Это моя женщина, — громко заявил я.

— Она сказала об этом. Она носит твое дитя.

Я уставился на него, пораженный. Неужели это правда? Или хитрость, которой она воспользовалась, чтобы защитить себя?

Ребенок? Ну а почему нет? Теперь тем более была причина сражаться с Капатой.

Стали подниматься и остальные индейцы. Я окинул взглядом лагерь. Капата сидел на траве, на том месте, где только что спал, глаза его налились ненавистью.

— Я пришел, чтобы сразиться с ним. — Я снова посмотрел вокруг. — Не с вами. С ним! Он решил завладеть моей женщиной. Очень хорошо, пусть он сразится за нее!

Индейцы сидели тихо, глядя на меня во все глаза. Тенса — свирепые воины, им хотелось убить меня. Но я вызвал Капату, и они понимали, что бой за ним.

Кеокотаа стоял среди деревьев, окруживших лагерь, наблюдая за происходившим.

— Пусть они дерутся, — произнес он.

Из шалаша вышла Ичакоми и стояла, высокая, прямая, глядя на меня сквозь пламя костра. Я подошел к ней, снял с пояса оба пистолета и положил их на землю к ее ногам.

— Голос, который убивает на расстоянии, я оставлю Ичакоми, — указал я и, повернувшись к Капате, выхватил нож. — Подходи! — предложил я. — Посмотрим, какого цвета у тебя кровь.

Мой соперник поднялся с земли, как большой кот, и двинулся по травянистому полю с ножом в руке. Он явно презирал меня.

— Наивный глупец! — сказал он. — Я убью тебя!

Он имел некоторое преимущество — за счет длины рук и роста, но отец научил нас кое-каким приемам английского бокса, поэтому, когда он замахнулся ножом справа налево, я ушел, так что удар его ножа разрезал воздух. Ответным ударом я задел его бедро, полилась кровь.

Разозленный, он пошел на меня и действовал очень быстро, быстрее, чем я мог ожидать. Но я парировал удар, и мы стали осторожно кружить по площадке. Сделав резкий выпад, Капата пытался ударить меня в лицо, но я вовремя успел убрать голову. Сдвинувшись вправо, я не мог достать его ножом, зато нанес левым кулаком удар под дых.

Этого мой соперник никак не ожидал. Наверное, он прежде никогда не получал такого удара и сразу задохнулся. Пока он судорожно хватал ртом воздух, я с размаху всадил в него нож. Он упал почти у моих ног. Все напряглись, ожидая моего последнего удара. Но бить лежачего — не в моих правилах. Поэтому я отступил назад, сделав знак, чтобы он поднялся.

Вскочив на ноги, Капата ринулся на меня. Мы снова стали двигаться по кругу. Проходили минуты, наши ножи звенели, нанося удары и парируя их. Моих скудных познаний в технике бокса оказалось достаточно, чтобы сравнять наши силы, а нежелание принять легкую победу он принял за презрение и теперь дрался с яростью. Несколько раз он задел меня ножом, я тоже оставил тонкую красную полоску на его левой руке.

Площадка, на которой мы сражались, была неровной, ее покрывал слой мусора — сломанные ветки, куски коры, камешки. Внезапно один такой камешек попал мне под ногу, я поскользнулся, упал на спину, и Капата бросился на меня.

Саданув его ногой, я ткнул большим пальцем ему в живот и затем перебросил через голову.

Мы вскочили с земли одновременно, я сделал выпад, но промахнулся и упал лицом вниз. Он мгновенно оказался сверху, и я понял, что сейчас он нанесет последний, смертельный удар. Повернув руку вверх и назад, я вонзил нож ему между ребрами. Он успел нанести удар, но я дернулся в сторону, и нож глубоко вошел в землю рядом с моей шеей.

Потеряв равновесие, Капата не мог сопротивляться моим отчаянным попыткам и свалился на землю. Наши ножи скрестились, но мой, скользнув по лезвию, вошел в его тело. Отбросив меня, он поднялся с трудом. Имея две глубокие раны, он тем не менее шел на меня, размахивая ножом.

Отступая, я поскользнулся и упал, но и он споткнулся и растянулся на земле. Я сразу же вскочил, мой противник тоже, но не так быстро, с трудом удерживая равновесие. Глаза его горели ненавистью, нож он крепко держал в руке.

— Теперь, — процедил он сквозь зубы, — я убью тебя!

Капата, видимо, не сознавал, что серьезно ранен. Он бросился на меня. Я уклонился, наблюдая за ним. Враг истекал кровью, но все так же жаждал меня убить. Он сделал очередной выпад, к которому я оказался готов и легко ушел в сторону. Но он повторил прием и поймал меня. Я держал нож в опущенной руке и нанес удар снизу вверх, лезвие вошло в тело Капаты по самую рукоятку. На секунду мы оказались с ним лицом к лицу.

— Тебе надо было остаться в деревне, с начи, — шепнул я ему доверительным тоном, вытащил нож из раны и отбросил «го в сторону.

Капата рухнул на камни, попытался подняться, потом покатился по земле и затих.

Он умер.

Я медленно обернулся. Индейцы смотрели на меня.

— Ичакоми — моя женщина, — повторил я. — Я пришел за ней.

Один из индейцев тенса сказал что-то, но я не знал его языка.

Кеокотаа перевел:

— Он говорит, что она твоя женщина. Они теперь уйдут домой.

Мы наблюдали, как они собирали свои скудные пожитки. Трое молодых индейцев начи стояли в растерянности. Я понял, что они не решаются вернуться к своим. Уйдя с Капатой, который считался в их племени отступником, они разделили с ним судьбу.

— Коми, они хорошие люди?

— Я напомнила им, что я дочь Солнца. Они охраняли меня и выполнили свой долг.

— Если хочешь, они останутся с нами. Выбор за тобой.

В конце концов, эти парни доказали, что верны Ичакоми.

Она заговорила с ними, они выслушали и охотно согласились остаться. Я был доволен. Еще три сильных воина и охотника только на пользу нашему маленькому сообществу.

— Теперь пойдем домой, Ичакоми Ишайа. Когда мы вернемся, я сделаю то, что обещал. У тебя будет Священный Огонь. Он всегда будет с тобой.

Разве ваш Ни'квана не признал во мне мастера магии? Разве ты не Дитя Солнца? Ты получишь Священный Огонь.

Глава 37

Мы снова шли по каньону, но теперь был светлый день и тени лежали только под деревьями, мы шли среди цветущего водосбора, лапчатки и других трав и молчали, потому что никаких слов не требовалось.

Один раз остановились у ручья отдохнуть, и Ичакоми спросила меня:

— Ты действительно можешь принести Огонь от Солнца?

— Да, могу.

Она долго задумчиво водила по воде тоненькой веточкой.

— Мне очень не хватает Огня, — сказала она, глядя на меня своими большими прекрасными глазами. — Я счастлива с тобой, но я выросла, поклоняясь Огню. Это часть меня самой, часть моей жизни.

— Я понимаю.

— Ты знал многих индейских женщин?

— Нет, всего нескольких. Вот, например, одну я видел всего раз. Она жила недалеко от Джеймстауна и была в дружеских отношениях с его жителями. Ее звали Матоака, но все прозвали ее Покахонтас. Так называл ее и отец. На их языке это означало «веселая». Она хорошо говорила по-английски.

— А еще?

— Поблизости от нас индейцы не селились. Они приходили к нам по торговым делам, а иногда мы ходили к ним. Или же охотились вместе с ними.

— Вы не снимаете скальпов. Мы слышали об этом задолго до того, как встретились с вашими людьми впервые, но не могли поверить. Если наши воины погибают в бою, мы забираем их скальпы, чтобы они не достались врагам.

— Наш ребенок будет Солнцем?

— Да. Если мальчик, то только при жизни, а если девочка — то навсегда. Это звание передается по женской линии. А у вас?

— У нас по мужской.

— Ха! Не очень-то вы доверяете вашим женщинам!

— Не все.

Наконец перед нами открылась долина. Мы остановились и смотрели на форт. За ним было освещенное солнцем кукурузное поле, дальше — широкие луга. От ветра по высокой траве бежали длинные волны.