Король горы

— Не понимаю. Ты говорил, у тебя сокровище. И эти самородки…

— Самородки? Если поохотиться на бобра в этих горах, то рано или поздно найдешь несколько. А величайшим сокровищем в мире я уже поделился с тобой.

— Что ты хочешь сказать?

— Погляди на горы, — сказал Зик. Когда Нат не подчинился, дядя с силой повторил: — Ну же, посмотри на них!

Натаниэль поднял взгляд на величественные громады Скалистых гор.

— Озеро. Давай посмотри на него.

Нат послушно окинул взглядом сверкающую, как серебро, водную гладь.

— Долина. Посмотри на деревья, на оленей, лосей и других животных. Подумай о том, что теперь все это твое. Моя хижина, мой карабин, одежда — это я оставляю тебе, — сказал Зик. — Но я дарю тебе еще одну вещь. Величайшее сокровище в мире. Сокровище, которое я обрел, приехав в Скалистые горы и которое я хотел разделить с единственным из родственников, на кого мне не наплевать. Сокровище, которое я хотел подарить тебе, Нат.

— Что это?

— Свобода.

Пораженный, Натаниэль потряс головой, прижал ладонь ко лбу:

— Ты привел меня сюда, чтобы подарить свободу? Но она у меня и так была!

— Ты считаешь, что целый день сидеть за конторкой, царапать закорючки на бумаге и подчиняться человеку, который считает, что он лучше и выше тебя, — это свобода? Свобода — это жениться на женщине, для которой деньги важнее твоего счастья? Свобода — это когда твоей жизнью распоряжаются другие?

— Но меня же никто не приковывал цепями.

— Цепи не всегда можно увидеть глазами, Нат. Ты мне рассказывал о тех рабах. Эти люди закованы в цепи. Цепи же, что держали тебя, другого рода, и они еще хуже. Ты всю жизнь провел в невидимых кандалах законов и правил, которыми окружающие сковали тебя, чтобы использовать в своих корыстных интересах! — страстно проговорил Зик. Усилие обошлось ему дорого. Подбородок задергался, Изекиэль застонал.

Натаниэль взял дядю за руку:

— Я не знаю, что сказать.

Одними губами дядя Зик прошептал:

— Обещай мне, что останешься здесь. Живи здесь. Охоться здесь. Оставь свой след.

— Я не умею охотиться!

— Шекспир тебя научит.

— Как я его найду?

— Он будет здесь через пару дней. Мы собирались вместе ехать на встречу. Он останется с тобой. Ты можешь ему доверять.

— А что если я захочу поехать домой?

— Ты можешь доверять Шекспиру, Нат, — повторил Зик, будто не расслышав вопроса.

— А если придут юта?

— Покажи им, что ты мужчина. Докажи, что ты хозяин долины, король гор! — Дядя улыбнулся — и замер, отчаянно глотая ртом воздух.

— О нет! Зик!

Изекиэль обратил глаза к небу. Его взгляд прояснился.

— Теперь ты мужчина, Нат. Детство осталось позади. В городе в девятнадцать лет ты можешь быть мальчишкой. Здесь другая жизнь. Здесь ты Натаниэль Кинг, мужчина, колонист, свободный траппер, а главное — хозяин своей судьбы! — Дядя хрипло втягивал воздух, борясь с удушьем — Я… сделал все, что мог. Теперь дело… за тобой. Живи… так, чтобы я мог тобой… гордиться, Нат… А я поплыву по водам Вечности.

— О боже, дядя Зик!

Тихий шепот сорвался с губ умирающего. Изекиэль дернулся, вытянулся в полный рост и затих. Голова его бессильно упала на траву, глаза закрылись, но не погасла улыбка на губах. Нат молча сидел у тела дяди, а высоко в небе, под самыми облаками, над хижиной и озером, деревьями и горами, кружил орел.

ЭПИЛОГ

Он приехал в долину через расщелину между двумя утесами, — мужчина на белой в яблоках лошади, с карабином «хоукен» в огромных руках. Глаза у него были ярко-голубые; борода, усы и длинные волосы поседели до снежной белизны. На мужчине была одежда из оленьей кожи, на голове — коричневая бобровая шапка, на широкой груди прилажены рог для пороха и мешочек для пуль.

Долина была тиха.

Всадник привычной дорогой ехал к озеру, насвистывая себе под нос. За озером показалась знакомая хижина. Из трубы поднимался дымок. Ничего не меняется, подумал всадник. Он улыбнулся и пустил лошадь рысью. Только когда всадник был уже в двадцати ярдах от хижины, взгляд его упал на свежую могилу.

К югу от хижины, на открытом месте, откуда виден был пик Лонга, вырос невысокий холмик.

Всадник крепче сжал в руках карабин и направился к хижине. И тут он заметил мертвого индейца. Труп был оставлен разлагаться в тридцати ярдах от хижины. Индеец лежал лицом вверх. Он был оскальпирован.

— Чем могу помочь?

Всадник обернулся. К бревенчатой стене хижины прислонился молодой мужчина с карабином в руках. Черноволосый, с зелеными глазами, он был одет в ярко-красную куртку-мэкинау.

— Привет, сосед, — дружелюбно сказал всадник. — Ты кто?

— Я у себя дома, а ты стоишь на моей земле, — ответил мужчина. — Поэтому назови себя первым.

— Люди зовут меня Шекспир.

— Ты Шекспир? — Мужчина шагнул вперед. — Зик сказал мне, что ты приедешь.

— А ты кто?

— Его племянник.

Шекспир с трудом сдержал возглас удивления:

— Ты — Натаниэль?

— Нат. Нат Кинг.

— Ну что ж, рад тебя видеть. — Шекспир посмотрел на могилу. — Там тот, о ком я думаю?

— Зика убил кайова.

Ярко-голубые глаза траппера затуманились грустью.

— Бедный Изекиэль. Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине [6].

— Что?

— Это Шекспир, Нат. Так он написал. Потому меня так и зовут. — Он ткнул пальцем в скатанное в рулон одеяло, привязанное к луке седла: — Я всегда ношу с собой томик старого доброго Уильяма Ш.

— Рад нашему знакомству, — сказал Нат. — У меня на обед жареная лосятина. Согласитесь разделить со мной трапезу?

— С превеликим удовольствием, — ответил Шекспир. Он подъехал к хижине и спрыгнул с лошади.

— Мы можем отправиться на встречу прямо с утра, — сказал Нат.

— Хочешь поехать на встречу?

— Да. Дядя сказал, вам можно доверять. Он сказал, вы научите меня всему, что нужно.

Траппер улыбнулся:

— Похоже, такая уж у меня судьба — учить Кингов жизни.

— Меня не надо учить жизни. Я уже знаю ее, — сказал Нат. Он махнул рукой, приглашая гостя в хижину. — Проходите, садитесь. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о Зике.

Шекспир засмеялся:

— Все? Это займет не меньше года.

— Времени у меня навалом, — серьезно сказал Нат. Он вошел в хижину. Шекспир собирался шагнуть вслед за ним, когда вдруг его внимание приковал к себе скальп, гвоздями прибитый к двери. Свежий скальп. Он оглянулся на труп индейца и снова перевел взгляд на окровавленный кусок кожи.

— Что это? — спросил он. Ответ не заставил себя ждать:

— Да так, ничего. Ничего особенного.