Тайна сломанного револьвера

Я было принял эти записи за фальшивку, но по некоторым мелким подробностям понял, что тот, кто составил их, должен был быть или очевидцем событий... или талантливым исследователем. Многие вещи вообще бы не пришли в голову фальсификатору, что для меня являлось доказательством подлинности документа.

Техасский конец было легко проверить. Записи о делах семейства Туми велись вплоть до момента их отъезда. Сохранились дарственные, завещания, счета, справки поверенных и регистраторов. Старожилы помнили рассказы об этом семействе и крутых парнях, которыми слыли братья Туми.

Всего их было четыре брата. Старший погиб, сражаясь за южан. Клайд и Джон воевали на стороне Северных штатов, ибо верили в нерушимость союза штатов, а когда вернулись, то почувствовали себя объектом всеобщей ненависти. Это и заставило их распродать имущество и покинуть Техас.

Семья у них была деятельной, состоятельной и весьма заметной, игравшей немалую роль в округе, где они жили. Они были не из тех, кто проходит свой путь незамеченным, и наверняка должны были оставить след на земле.

И тем не менее они пропали. В Аризоне я не смог найти никакого упоминания о них.

Далеко еще? спросил я у шофера.

Миль пять-шесть. А вы приятель Колина?

Я писатель. Колин Уэллз услышал, что я в городе, и пригласил к себе. Это позволит мне почувствовать душу этой земли.

Любит он гостей, Колин наш... А вы про что пишете-то?

Большей частью о покорении Запада. И исторические работы на ту же тему.

Это была индейская территория, в основном апачи здесь жили.

Простите, я не расслышал, как вас зовут?

Фамилия моя Рис... Флойд Рис.

Я почувствовал странное волнение. Девяносто лет назад среди ковбоев, перегонявших тот скот, был человек по фамилии Рис. Он был не из Техаса, а присоединился к ним по дороге.

До того как они пришли в долину реки Пекос, стадо сопровождали сорок человек; собственно, было два стада, примерно по две тысячи голов в каждом. Человек двенадцать ковбоев нанялись перегнать скот до Нью-Мексико и у Пекос-вэлли свернули на Санта Фе. К тому моменту скот в общем уже был легко управляем, но лишние руки в таком деле никогда не помеха.

Джон Туми нанял Риса, хотя и с некоторым предубеждением. Человек этот явно от кого-то скрывался и не отличался покладистым характером. Рис, с которым я сейчас разговаривал, мог приходиться тому родственником.

Вы сами из этих мест?

Мой старик работал в Ягодном. Я родился на ранчо.

Очевидно, что для Флойда Риса весь мир сошелся на ранчо Ягодное. Я с такими людьми встречался и, собственно, вырос среди них.

Меня всегда раздражало, что подобные люди считали само собой разумеющимся, что можно писать книги о том, о чем не имеешь ни малейшего представления. Колин Уэллз, например, полагал, что я, будучи писателем, ничего не знаю о жизни на ранчо.

Я рос на ранчо в Вайоминге. Когда подрос и мог держаться в седле, начал пасти скот, а лет с четырнадцати летом в каникулы перебирался на юг, чтобы подработать ковбоем в штате Колорадо, а позже и в Монтане. Еще годик я поработал шахтером и валил лес, прежде чем ушел добровольцем в Корею. Для меня корейская война продолжалась два года.

Высадка в Инчоне, поход на Ялу, на север. Тогда мы были уверены, что уже к Рождеству будем дома. А затем горькое отступление на юг, когда китайцы, которые, как нас заверяли, воевать не станут, все же вступили в войну. Раненный, я три дня пробивался сквозь снег, прежде чем китайцы меня схватили. Полагая, что я из-за своего ранения беспомощен, они стерегли меня недостаточно плотно, и мне удалось ускользнуть. Однако скоро я был схвачен, уже другой китайской частью, и познакомился там с Пио Альваресом, с которым мы вместе и смылись. Мы бежали, прятались, отстреливались, прежде чем вышли к американским позициям.

Вскоре после присвоения мне офицерского звания на поле боя я вернулся в Штаты, прошел курс обучения в школе коммандос, год отслужил в Штатах, затем окончил школу военной разведки.

После этого я год служил в Западном Берлине и ФРГ, а затем был переведен в Сайгон и вел войну с партизанами в джунглях Вьетнама. Снова был ранен, попал в плен, бежал. И все это убедило меня, что я слишком долго испытывал судьбу. Я решил вернуться к гражданской жизни и заняться писательским ремеслом.

Автомобиль замедлил ход, и я увидел двух всадников, спускавшихся по склону горы. Один из них суховатый старик с широкой, но довольно неприятной улыбкой. Второй крепкого сложения, лет тридцати пяти. Оба вооружены.

Когда они подъехали к нам, Рис остановил машину.

Это писатель, сказал он. Зовут Шеридан.

Затем представил их:

Дэд Стайлз и Рип Ааркер. Уже много лет работают в Ягодном.

Когда мы снова тронулись, я заметил:

Они вооружены.

Ясное дело. Нам доводится сталкиваться с конокрадами и ворами, а до шерифа путь неблизкий. Шериф не любит, чтоб его беспокоили, а у меня значок помощника шерифа.

А что, конокрады разве проблема?

А то как же. Они приезжают с грузовиками и скотовозными трайлерами. Выгрузят своих лошадок, прорежут брешь в проволочном заборе, отловят несколько голов скота и снимаются. Хотя обычно далеко уйти им не удается. У нас не забалуешь. Однако единственно, как можно отсюда смыться, ежели без нашего согласия, так это обернуться птицей.

А что, они сопротивление оказывают? Я имею в виду конокрадов.

Ага, а кому ж охота попадаться, тем более они знают, чего их ждет.

Машина подкатила к дому, и, честно говоря, я был рад избавиться от общества Флойда Риса, так как оно не особенно пришлось мне по душе.

Мексиканец, одетый в белую куртку, вынул из багажника мой чемодан и пишущую машинку. В это время по ступенькам крыльца навстречу спустился Колин Уэллз, держа в руке бокал.

Добро пожаловать в Ягодное! Заходите, выпьем. Вы как раз вовремя. Мы с вами успеем выпить перед тем, как позовут к ужину!

На пороге стояла сероглазая девушка с темными волосами, одетая в бежевые брюки и блузку. В ее взгляде не читалось особой радости от моего появления. Не был он и оценивающим. Скорее удивленный и несколько настороженный, подумал я.

Моя невестка, Шеридан, Белл Досон, сказал Колин.

Белл, а это писатель, о котором я рассказывал.

Очень приятно, у нее была быстро вспыхивающая и дружелюбная улыбка. Читателю всегда приятно познакомиться с писателем.

И наоборот, сказал я, улыбаясь в ответ, но не пугайтесь, я не собираюсь допрашивать вас, читали ли вы мои произведения.

А ведь я читала, мистер Шеридан! Причем все, насколько знаю. У вас дар, истинный дар воссоздать прошлое.

Это не дар. Скорее большая тяжелая, кропотливая работа. Приходится рыться в старых газетах, каталогах, дневниках, отчетах судебных медиков, других документах, которые попадаются в руки.

Я посмотрел в сторону и приметил метрах в трехстах за корралями низкое приземистое здание. Оно стояло почти на гребне холма. Построено оно было из природного камня, без окон, только небольшие узкие бойницы, из которых можно вести ружейный огонь. В памяти моей всплыли слова из дневника Джона Туми:

«И на второй день мы начали строить форт, где можно было бы укрыться от нападения апачей. Когда мы закончили, получилось низкое каменное здание. Оно стоит на вершине холма, недалеко от ручья».

Осторожнее, мистер Шеридан, сказала Белл с иронией. Вы проявляете слишком откровенное любопытство.

Вон то каменное строение напомнило мне о доме. И я на мгновение забылся.

Оно уже стояло, когда дед Колина решил здесь обосноваться. Сейчас его используют для хранения старой упряжи, седел и разных инструментов. Так, сарай, куда сваливают всякую всячину.

Четыре тысячи голов скота и двадцать семь человек. Они дошли сюда.

Бурбон, не так ли? Колин Уэллз подошел ко мне, протягивая бокал. Я помню, кто что пьет. Если вас что интересует, хотите узнать что о ранчо, можете спросить Белл. Она знает о нем не меньше меня.

Девяносто лет срок немалый, и вряд ли мне удастся найти какие-то следы. Этот старый форт, скорее всего, просто один из многих подобных. Прошлое слишком свежо в моей памяти, поскольку я так много работал с ним, переживая события минувших дней, при написании книг и в период подготовительной работы.