Конагер

— Вы останетесь на ужин? Мы как раз собрали зелени.

— Что ж, с удовольствием, но только если вы позволите мне внести свою долю. Я всего несколько дней как из Плазы, и у меня есть бекон, пакет изюма, пара фунтов чернослива. Вы можете все это использовать. И еще есть кофе.

— Благодарю вас, мистер Конагер. Я принимаю ваш взнос. Мы и правда давно сидим без кофе.

— Поджарьте бекон, — предложил он, — а я пойду взгляну на лошадь.

Она сказала, что они сидят без кофе, но у Конагера было впечатление, что они много без чего сидят. Все выглядели изможденными… может, им не пришлось голодать, но их стол, очевидно, изобилием не отличался. Как Эви Тил сводила без мужа концы с концами, он даже не мог себе представить.

Ковбой вытер насухо коня, бросил ему сена, занес под навес свое седло. Винтовку, веревку и скатанные одеяла взял с собой в хижину.

Оглядев усадьбу, покачал головой: в хозяйстве явно не хватало мужских рук. Мальчуган еще не дорос до того, чтобы справляться с обязанностями взрослого мужчины, а женщине они вообще не по силам. Прихватив инструменты, ковбой починил поилку, поправил угол навеса, растрепанный ветром, а ближе к закату взял свою винтовку.

— Пойду прогуляюсь на часок, — предупредил хозяйку. — Может, попадется олень. Они здесь непуганые и как раз в это время спускаются к воде.

Человек, живущий на Западе, по привычке запоминает по пути расположение источников, звериные тропы, ориентиры в горах. Побывав в этих местах однажды, Конагер быстро нашел нужное направление, взобрался на гребень, выбрал место с подветренной стороны в тридцати ярдах от источника, залег в кустах и стал ждать.

Не прошло и получаса, как появился олень, а затем еще два. Охотник выбрал большого самца и тщательно прицелился ему в шею. С такого расстояния он не мог промахнуться. Освежевав тушу, сложил мясо в шкуру и принес к хижине, уже на подходе к которой до него донесся запах кофе и жареного бекона.

Переступив порог, сразу отметил про себя перемены в домочадцах: приглаженные волосы Лабана и ленточку на голове Руфи. Эви тоже убрала волосы в прическу. На столе появилась скатерть в красно-белую клетку, и вообще вся хижина сияла праздничной чистотой. Конагер почувствовал себя неловко.

Он несколько дней не брился, засыпая где придется. У него не было возможности уделять внимание своей внешности: умывался да причесывался — вот и весь туалет.

— Прошу прощения, мэм, я приведу себя в порядок. — Он вышел во двор, закатал рукава и умылся; глядя в треснувший осколок зеркала, почти наугад причесался; затем снял рубаху, вытряхнул, надел ее и вернулся в комнату.

— Извините, мэм, — проговорил Кон. — Бриться уже слишком темно.

— Какие пустяки, мистер Конагер. Прошу к столу!

После собственной стряпни любая еда казалась ковбою хороша, но эта была превосходна. На столе лежали два куска хлеба, и он уже доедал второй, когда вдруг осознал, что остальным хлеба не досталось. Молча дожевывая кусок, он обругал себя идиотом.

— Вы хорошо здесь обосновались, — заметил он. — У вас появились телята.

Эви рассказала про свой скот.

— Давайте-ка я его заклеймлю, миссис Тил. За лето тут пройдет не одно стадо, и неклейменый скот может потеряться.

— Я была бы очень благодарна, мистер Конагер.

Когда после ужина он поднялся и пошел к выходу, Эви проводила его взглядом: высокий, широкоплечий, длинноногий — у него прекрасная фигура, отметила она про себя.

Движения его отличались мягкостью, характерной скорее для охотника, чем для ковбоя. И еще он производил впечатление уверенного в себе человека, но без малейшего вызова,

Под внешним спокойствием Джейкоба всегда проглядывала тень тревоги. Эви казалось, что муж в глубине души никогда по-настоящему не верил в себя. В любом начинании он ожидал провала, несмотря на всю свою суровость, трудолюбие и умение внушить уважение к себе.

О Коне Конагере она не знала практически ничего — только то, что его считали мрачным, жестоким типом, никогда не просящим о снисхождении… но которого лучше не задевать, как выразился Мак-Клауд.

Невольно она стала свидетельницей того, как Кон проделал путь чуть ли не через весь штат, чтобы вернуть скот на ранчо, где работал, — скот, украденный опасными преступниками. И все же он казался ей странно застенчивым и мягким. Хотя этим отличались и некоторые другие встречавшиеся ей люди, имевшие репутацию опасных.

Она постелила себе наверху, вместе с детьми, а гость улегся на полу.

Проснувшись утром и увидев, что он опять исчез, как тогда зимой, Эви вдруг испугалась. В его присутствии она чувствовала себя так уверенно; первый раз за многие месяцы спала спокойно и крепко.

Она торопливо одевалась, когда раздался выстрел, затем второй. Быстро спустившись вниз, Эви разожгла огонь и принялась готовить завтрак к приходу Кона. На душе у нее потеплело.

— Добыл пару дроф, — улыбаясь, сказал он, входя в дом. — Жирненькие такие.

Весь день Конагер работал во дворе и думал о девушке, которая писала записки и привязывала к кустам перекати-поля. Если он собирался ее искать, то пора бы трогаться в путь. Но он опять задержался. Сначала клеймил телят, потом помог Лабану управиться с тяжелыми бревнами в лесу на гребне холма, а вечером подстрелил еще одного оленя.

— Мясо можно завялить, — посоветовал он и показал Эви, как надо резать тонкие полоски для сушки.

Дважды он выезжал осматривать окрестности. Джейкоб Тил выбрал плохое место для ранчо; он и здесь потерпел бы неудачу. На ближних лугах трава оказалась редкой и чахлой; чтобы запасти на зиму сена, пришлось бы ездить далеко, и летние пастбища выглядели не так хорошо, как у «Пяти решеток».

Вечером, когда Конагер сидел на крыльце и смотрел на закат, Эви с подойником в руке остановилась возле него.

— Правда красиво, мистер Конагер? — спросила она. — Я люблю смотреть, как ветер гуляет в траве.

Он открыл рот, чтобы ответить, но ничего не успел сказать. Во двор въезжал Крис Малер.

Глава 16

Конагер увидел, как напряглось лицо Малера, когда он его заметил.

— А я думал, ты сменил штат. Мне сказали, что ты ушел от Старика. — Лошадь Криса, перебирая ногами, развернулась немного боком; выровняв ее, он спросил: — Ну и чего ты добился, рискуя ради него головой? Разве что из-за этого погибла пара хороших ребят.

— Они погибли не из-за того, что сделал я, а из-за того, что они сами собирались сделать. А насчет того, чего я добился, — я просто делал свое дело, потому что по-другому не умею.

— А я что — не делал свое дело?

— На этот вопрос ты лучше ответь себе сам. Ты бросил Старика, когда был ему нужен, и присоединился к его врагам.

— Наглая ложь!

— Было время, когда я при таких словах хватался за револьвер. Но ты прекрасно знаешь, ложь это или нет, и я знаю. Что бы ты ни говорил — ничего уже не изменишь.

Малер холодно и зло глядел на него.

— Ты мне никогда не нравился, Конагер. Мы разные люди.

— Спасибо за комплимент.

Малер резко развернул лошадь и ускакал. Конагер задумчиво посмотрел ему вслед, а потом повернулся к Эви:

— Сожалею, миссис Тил. Наверное, он приезжал повидать вас.

— Это не важно. — Немного подумав, она заметила: — Мне все говорили, что вы запальчивый и обидчивый человек, а вы намеренно избегали ссоры, мистер Конагер. Приятно удивлена.

— Я не хотел с ним драться. Он отличный работник, когда берется за ум, и вообще неплохой парень. Но стоит на грани — еще немного, и превратится в нечто противоположное. Да и вы были рядом, — добавил он. — Я не стал бы затевать драку в присутствии леди.

— Спасибо.

Они вместе подошли к двери, и он распахнул ее перед ней. Когда Эви скрылась в комнате, он снова уселся на крыльцо.

Последний луч солнца погас, и на небе зажглись первые звезды. Ночной ветерок волновал траву. Кон смотрел на холмы. Было в этом что-то успокаивающее: сидеть вот так, окончив дневные труды, под негромкие голоса и простые домашние звуки. Ему, оказывается, этого так не хватало… Когда же он последний раз жил в доме, где хозяйничала женщина? Наверное, в детстве, у тетушки с дядюшкой.