Чик Боудри — техасский рейнджер

Фосс Дилл тоже посматривал на этот участок и злился на Петтибона за то, что тот застолбил его раньше.

Еще не рассвело, а Боудри уже ехал по дну каньона. Том тщательно проинструктировал его, и Чик знал, куда ехать. Он нашел мертвую лошадь, лежащую около заболоченного, поросшего водорослями источника в каньоне, отходившем от каньона Блю. Это была отличная кобыла, вне всякого сомнения.

Боудри задумчиво оглядел скалы и стены каньона, наконец подошел к источнику и тщательно осмотрел траву, росшую поблизости.

Сев на корточки, он вытянул одно растение, с перистыми листьями и клубневидным корнем. Вернувшись к коню, он уложил добычу в седельную сумку, отвел чалого подальше и, держа руку поближе к револьверу, вспрыгнул в седло.

Боудри уже почти доехал до ранчо Петтибона, когда послышались выстрелы, а в ответ глухое буханье «шарпса».

Послав чалого в галоп, он выскочил из каньона и увидел, как дом огибают четыре всадника, а затем услышал пронзительный крик из конюшни. Высоко подняв руку, он въехал во двор.

Один из всадников выехал ему навстречу.

— Езжай своей дорогой, парень. У нас свои проблемы, они тебя не касаются.

— Не парень, а рейнджер! — сказал Боудри. — А теперь спрячь винтовку в чехол и отзови своих псов, иначе я вышибу тебя из седла!

Всадник презрительно рассмеялся.

— Да я могу…

И вдруг на него уставился кольт.

— Хватит! — сказал Боудри. — Хватит, убирайся!

Визг, раздавшийся из конюшни, подстегнул Боудри. Чтобы не подставлять спину врагу, он резко послал коня вперед и ударом револьвера выбил всадника из седла. Резко развернувшись, он въехал в конюшню.

С Дотти боролся мужчина с искаженным от ярости лицом и расцарапанной окровавленной щекой. Заметив Боудри, он отшвырнул девушку и потянулся к оружию, но чалый хорошо знал свое дело: когда Боудри пришпорил коня, он плечом ударил человека, повалив его на пол.

Чик тут же очутился рядом, схватил его за рубашку, выбил из рук оружие, а затем нанес второй удар — по голове.

Боудри сорвал с бандита оружейный пояс и уже поворачивался, когда увидел, что в амбар вбежали двое. Он навел на них револьвер.

— Бросьте оружие! Бросьте оружие, быстро!

Медленно и осторожно, чтобы не сделать роковой ошибки, они расстегнули пряжки оружейных поясов.

— Теперь шаг назад!

Из дома вышел Том Петтибон с «шарпсом» наготове.

— Возьми их на мушку, Том. Если кто-нибудь из них пошевелится, сделай из него фарш!

— Эй, мистер, — запротестовал было один из двоих. — У малыша могут сдать нервы!

— Тогда стойте и молитесь, чтобы не сдали, — предложил Боудри.

Он подошел к человеку, которого сбил револьвером, разоружил и связал его. Когда он вернулся в конюшню, Дотти с вилами в руках стояла над нападавшим на нее человеком.

— Спасибо, Дотти. Я с ним справлюсь.

Рывком подняв человека на ноги, он связал ему руки и вывел во двор.

— За то, что ты тут натворил, — провозгласил один из нападавших, — Ниро Татум снимет с тебя шкуру!

— Так вы ребята Татума? Не успели отца этих ребятишек посадить в тюрьму, а вы уже здесь. Что вам надо?

— А тебе очень хочется знать? — насмешливо ухмыльнулся один из них/

Чик улыбнулся.

— Я узнаю. Намерен разузнать. Посмотрите-ка на меня внимательно, ребята. Мое лицо вам что-нибудь напоминает?

— Ты похож на проклятого апача!

Чик снова улыбнулся.

— Так подумайте вот о чем, — сказал он и повел рукой. — Мы далеко от ближайшего жилья, а я только что поймал вас за тем, что вы приставали к девушке. Вы ведь знаете, что техасцы такого не любят. Вы думали, что вам это удастся и никто ничего не узнает. Так вот: прежде чем я закончу работать с вами, вы не только расскажете мне все, о чем я спрошу, но более того — границы Техаса покажутся вам слишком маленькими. В Техасе все будут знать, какая вы ползучая мразь. — Может быть, — добавил он, — вас повесят. Я рейнджер, и мне не положено допускать суда Линча, но я могу и отвернуться. Конечно, с точки зрения апача, повешение — слишком легкая для вас смерть.

Пока Том сторожил связанных по рукам и ногам бандитов, Дотти выкатила повозку.

Тем временем Чик насобирал щепочек и немного соломы из амбара и разжег огонь. В костер он положил клеймо. Пленники смотрели то на него, то на костер.

— Эй, ты чего? Какого дьявола ты?..

— Вы мне не поверите, с каким твердым характером иногда встречаются люди, — сказал как бы между прочим Боудри. — Представьте себе: иной раз приходится напрочь сжечь человеку два-три пальца, а то и ухо, чтобы он наконец разговорился.

Боудри неожиданным рывком поставил на ноги подонка, напавшего на Дотти.

— Вот ты, например. Я хочу поглядеть, насколько ты крепкий.

Он взглянул на остальных.

— Запах горящего мяса вас, ребята, не смущает? Иногда он беспокоит даже меня. Но не сразу. Через некоторое время.

— Послушай-ка!.. — запротестовал один.

Чик посмотрел на Тома, глядящего на него широко открытыми глазами.

— Если кто-нибудь из них дернется, сразу стреляй.

— Постой минутку. — Человек, который произнес это, был небольшого роста, жилистый, неопрятного вида. — Я не верю, что ты это сделаешь. Я не верю, что ты кого-нибудь из нас поджаришь, а вот когда ты привезешь нас в город, нам придется предстать перед судом и…

— А суд у Татума сидит в заднем кармане! — ухмыльнулся другой.

Боудри глянул на него.

— Я передам твои слова в суде, а молодые люди засвидетельствуют. После этого у него не будет суда в заднем кармане. Он сам сядет в тюрьму. Я всего лишь один из рейнджеров. Если со мной что-то случится или мне нужна будет помощь, рейнджеры примчатся отовсюду. Мы начали работать над этим делом, когда Джош Петтибон был в тюрьме, и у нас достаточно улик, чтобы перевешать вас всех до единого, но Татумы будут первыми…

Жилистый мужчина прервал его:

— Я уже сказал, что не верю, что ты кого-нибудь из нас поджаришь. — Он поглядел в жесткие черные глаза Боудри и покачал головой. — А с другой стороны, может, и поджаришь. Я вот что хочу сказать: если я заговорю, то смогу ли выпутаться? Допустим, я подпишу признание и предоставлю улики? Ты дашь мне возможность бежать?

— Дам.

— Ларидо! Ради Бога!

— Нет. Вы, ребята, делайте что хотите! Я с этим делом завязываю. Я не собираюсь, чтобы мне из-за кого-то растягивали шею, и тем более не собираюсь стоять перед судом.

— Дотти? — сказал Боудри. — Возьми карандаш и бумагу и запиши все, что расскажет этот человек. Потом он подпишет. Но вначале… — Левой рукой Боудри залез в седельную сумку и достал оттуда маленькую Библию, — вначале пусть поклянется.

Остальные ждали в молчании. Один из них в тревоге дернулся.

— Ларидо, подумай, что ты делаешь!

— А я уже подумал. Если меня поставят перед судом, то кто-нибудь меня обязательно узнает. Что мне сделали такого хорошего эти Татумы, чтобы я за них висел? Они мне платили, а я отрабатывал каждый цент. Они мне остались должны за несколько дней, но пусть они подавятся своими деньгами.

Ларидо помолчав продолжил:

— Нас послали на ранчо Петтибона, и Татум сказал, что ему наплевать, что будет с юнцами, ему не хочется, чтобы они путались под ногами. Он приказал выгнать их отсюда или еще что-нибудь такое, он сказал, что Джош все равно не вернется. Вот что сказал нам Ниро Татум.

Ему дали лист, на котором были записаны его показания, и он подписался. Не говоря ни слова, Боудри срезал веревки и показал на лошадей.

— Бери свою и убирайся!

С минуту все молчали.

— А как насчет меня? — спросил жестокого вида человек в грязной рубашке. — Мне можно подписать и уехать?

— Будь ты проклят, Бад!

Один из оставшихся рванулся к нему, но поскольку он был связан по рукам и ногам, смог только боднуть его головой. Бад отпихнул его.

— Ладно, Бад. Подписывай и уезжай, но ты будешь последним.

— Что? Это нечестно! Послушайте, вы…

— У вас всех была возможность. Теперь ее нет. Вы пойдете под суд.