Океания. Остров бездельников

А потом мы неожиданно отрываемся от земли. Пилот без всяких видимых усилий выжимает на себя рукоять управления и одновременно поворачивает тумблер на своих серых наушниках. Из–за приглушенного рева двигателей до меня начинают доноситься металлические звуки поп–музыки, и мы взмываем вверх, оставляя свою тень самостоятельно скользить по земле.

Удостоверившись в том, что обе половинки моего пристежного ремня плотно закреплены, я оглядываюсь, чтобы посмотреть, как остальные пассажиры пережили взлет. Однако все уже погрузились в сон.

Только что перед нами торчала высокая изгородь и маячил старый ангар, и вдруг за ветровым стеклом оказывается чистейшее синее небо такого насыщенного цвета, что, кажется, к нему можно прикоснуться. Совершив крутой подъем, самолет выравнивается. После того как мои уши привыкают к гулу, а глаза смиряются с тем, что дверца люка окружена щелями, я начинаю получать удовольствие от происходящего.

«Соломоновы, или Счастливые, острова являются поразительно красивой страной, состоящей из шести основных островов». Так сообщалось в глянцевом журнале, единственном подобном издании на архипелаге, как гордо извещалось на его страницах. На карте были изображены Гуадалканал, Малаита, Санта–Исабель, Шуазель, и после непродолжительных поисков я обнаруживаю Нью–Джорджию. До этого момента мне думалось, не стал ли я жертвой невероятно изощренного розыгрыша и места моего назначения просто–напросто не существует.

Вид из иллюминатора обнадеживающий, и это успокаивает. Крохотные островки, как брызги, располагаются вокруг более крупных, утопая в глубокой лазури Тихого океана. Внутренние острова защищают атоллы, обнимающие их своими длинными бледными руками, состоящими из переплетающихся коралловых рифов. За рифами располагаются лагуны — тайные водные пути, по которым островитяне перевозят свои сокровища. Только с воздуха можно заглянуть в этот потаенный мир, являвший собой воплощение всех детских грез: пустынные пятна земли, кокосовые пальмы всех оттенков зеленого и бирюзового, нависающие над водой, пляжи, речки, отвесные скалы, вздымающиеся из моря, словно стены древних крепостей, и горы, полого спускающиеся к выбеленному прибрежному песку или сумрачным зарослям мангровых лесов.

И лишь кое–где заметны следы человеческого присутствия. Квадратики и прямоугольники домов на сваях, сбившихся у самой кромки воды, и длинные узкие каноэ на берегу. Порой по струйкам дыма, поднимающегося над кострами, можно было определить местонахождение скрытых бушем деревень, расположенных на холмах вдали от моря.

Изогнувшись, я стараюсь заглянуть за край странно подрагивающей распорки крыла. Это приводит к необычным ощущениям в области шеи и глазных яблок, но мои усилия оказываются оправданными. Внизу виднеется бесконечный простор океана, поверхность которого мерцает, как подсыхающая на ветру краска.

И вдруг неподвижная гладь взрывается пенным фонтаном. Такое ощущение, будто кто–то повернул кран, чтобы выпустить со дна гигантский выхлоп. Огромные волны разбегаются от эпицентра, взметая вверх мириады брызг.

— Э–э… вы видели? — кричу я, обращаясь к затылку пилота.

— Подводный вулкан, — отвечает он.

— Да–да, конечно, подводный вулкан.

Через несколько недель это станет для меня привычной штукой. Я снова смотрю вниз. Из кипящего жерла вверх вылетают камни и целые валуны, затем вновь погружающиеся в глубины. Я уже готов к тому, что сейчас из океана появится морское чудище, которое вцепится своей когтистой лапой в надоедливо гудящий самолетик. Однако, к счастью, ничего такого не происходит.

Безбрежность водного пространства заставляет критически взглянуть на сушу планеты, а размеры материков и вовсе начинают казаться смехотворными. Соломоновы острова мерцают, словно созвездия, в великом океане, и я, следя за тем, как наша тень послушно скользит за нами, начинаю испытывать внутренний восторг при мысли о том, что со всем этим мне предстоит познакомиться. Естественно, воодушевление сопровождается легким волнением — ведь мы уже почти подлетаем.

— Впереди Мунда, приятель!

О Боже! Я снова заглядываю через плечо пилота и вижу, как самолет ныряет вниз, а затем накреняется вперед еще больше и больше. Судя по всему, мы почти вертикально падаем на грязно–коричневую взлетную полосу. Наше воздухоплавательное средство начинает визжать и выть, повторяя саундтреки к военным кинофильмам, и у меня проносится мысль, что пилот вот–вот исчезнет, повиснув на стропах парашюта. Я незаметно ощупываю пространство под сиденьем и вполоборота высматриваю, как на наше пике реагируют остальные пассажиры. Однако все продолжают спать; лишь у некоторых приоткрылся рот, а у других носы елозят по иллюминаторам, вибрируя в такт работе двигателя. Но в остальном царят мир и покой. Я снова поворачиваюсь вперед и смотрю вниз.

Когда дух замирает окончательно и я уже готов поделиться своими опасениями с пилотом, он вдруг беззаботно нажимает на рычаги, и мы начинаем скользить параллельно земле. Приземляемся с едва заметным ударом и, еще несколько раз мягко подскочив, останавливаемся.

Выходя из самолета, я искренне благодарю пилота и отдаю должное его мастерству. Однако даже мои комплименты не заставляют его улыбнуться. На трапе лениво появляются остальные пассажиры. Они так ничего и не поняли. Я забираю свои вещи, распрямляю позвоночник и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов.

Оказывается, самолет приземлился в самом центре небольшого городка. Слева от меня располагается крохотное почтовое отделение с проржавевшими решетками, справа — современное здание банка, однако он тоже закрыт в связи с завершением рабочего дня. К собственной радости вижу и пару супермаркетов; через открытую дверь того, что побольше, мне даже удается рассмотреть ряды банок и упаковок, а также стеллажи с аккуратно сложенной на полках одеждой, инструментами, кастрюлями и сковородками. Прямо передо мной располагается терминал аэропорта — низкое обветшавшее здание, напоминающее по своему виду сельскую управу. Кажется, оно подверглось бомбовому удару. Ободранные выцветшие занавески трепыхаются на ветру, задувающем через входное отверстие, лишенное двери. Мужчина в безукоризненно чистой голубой униформе вдохновенно болтает по радиосвязи, работающей от автомобильной батареи. Пространство между строениями заросло травой, среди которой виднеются оранжевые и белые цветы, и полностью исполосовано тропинками, соединяющими разные дома. В предвечернем свете все выглядит аккуратно и привлекательно.

Когда солнце начинает клониться к горизонту, я спускаюсь с холма в поисках гостиницы, где мне предстоит встретиться со своим провожатым. Со стороны берега поднимается сухопарый босоногий старик в шортах, направляющийся в сторону «центра города». За спиной у него болтается блестящая рыболовная сеть; в сочетании с длинной палкой, которая оказывается гарпуном, она придает ему вид Нептуна, вышедшего из глубин, чтобы сделать очередные закупки в супермаркете. Я останавливаюсь на безопасном расстоянии и спрашиваю у него, куда мне идти.

— Кромка недалеко. — Он указывает в сторону моря. — Кромка счур недалеко.

— Простите, вы не повторите еще раз?

Он повторяет.

— Можете еще?

— Ты не бум–бум пиджин? — смеется старик. — Значит, ты не знаешь пиджина? — тут же переводит он.

Пиджина?

— Боюсь, нет. Я никого здесь не знаю. Я только что прилетел и ищу Джерри.

— Это там, недалеко. За красными воротами. Просто иди вперед. Джерри там.

Я следую его указаниям, спускаюсь по коралловой тропе, обрамленной кустами ярко–пурпурных цветов, растущих на пнях срубленных кокосовых пальм, и оказываюсь на веранде, с которой ведут двери в три номера. В косых лучах заходящего солнца их сливочно–голубые фронтоны и желтые косяки и подоконники выглядят очень привлекательно. Через москитную сетку, которой затянуто одно из окон, виднеется вяло вращающийся вентилятор.

Засовываю голову в открытую дверь в конце веранды и обнаруживаю перед собой мужчину среднего возраста с черной шевелюрой и ирландскими глазами — он босиком сидит за рабочим столом, с недоумением глядя на лежащий перед ним калькулятор. При виде меня мужчина встает, улыбается и протягивает мне руку.