Сезон дождей

Когда швейцар распахнул дверь такси, Мадлен выбралась из машины вслед за Александром. Он бросил взгляд на ее дорожную сумку, очутившуюся на мокром асфальте.

— Выпьем в баре, и я уеду, — сказала она, проследив за движением его глаз.

Он приехал в свой любимый отель, не изменяя старой привязанности. Остальные кочевали с места на место, скрываясь от арабов, японцев или нуворишей. Ему было плевать, он всегда приезжал сюда.

Они устроились в глубине бара.

— Что ты будешь пить? — спросил Александр.

— За все это время ты так и не запомнил, что я пью?

Он на секунду оторвался от созерцания посетителей за соседними столиками:

— Ты любишь вино, шампанское, коньяк, виски.

— Нет, в последнее время я всегда заказываю одно и то же, — упрямо продолжала она.

— Хорошо, — он улыбнулся, — я закажу тебе сам, на свой вкус. — Он подозвал официанта: — Два виски, лед отдельно.

— Одно виски и один коньяк с содовой, — перебила его Мадлен. — Ты правда не помнишь?

— Конечно помню, — спокойно соврал Александр. — Я просто хотел тебя позлить.

Мадлен недоверчиво не сводила с него глаз.

Они молчали. Стала слышна приглушенная музыка. Александр закурил, рядом громко засмеялась девушка.

— Смотри, — прервала паузу Мадлен. Она вынула из сумочки кошелек и достала маленькую фотографию.

— Что это? — он с облегчением взял фото из ее рук.

— Моментальный снимок, сделанный на Лионском вокзале. Помнишь?

— Сентябрь, — задумчиво произнес Александр, глядя на число на обратной стороне. — Куда мы ехали?

Мадлен грустно усмехнулась:

— Я уезжала к сестре, ты успел проводить меня перед самолетом.

Александр оторвал взгляд от фотографии и внимательно посмотрел на нее:

— Подаришь?

— Зачем?

Ему хотелось сделать ей приятное. Он спрятал снимок в портмоне между кредитными картами.

— Расскажи мне про Андре Перро. Как ты нашла его?

— Найти его оказалось совсем не сложно. Андре Перро — потомственный аристократ, его семья бежала во Францию из России сразу после революции. Он хорошо известен в высших кругах «старой» Европы. Имеет безупречную репутацию. Получил блестящее образование, знает семь языков, включая русский. Во Франции в его круг входили Набоков, Пикассо. Он является почетным членом Королевского географического общества. Богат. Увлекается Востоком. Финансирует серьезные археологические исследования в разных частях света. Те, кто лично встречался с ним, говорят о нем как о замечательном собеседнике и исключительно воспитанном человеке. Вдовец, много путешествует, в последние годы обосновался в своем особняке в Седьмом округе Парижа.

— Он легко согласился на встречу? — Александр сделал жадный глоток из бокала.

— Да. По натуре он авантюрист. И потом, — Мадлен улыбнулась, — у меня же есть скромный дипломатический опыт. — Ее лицо посветлело, на мгновение перед ним мелькнула девочка.

— Мадлен, я нашел дневник.

Она замолчала.

— Я хотел сказать тебе до отъезда, но не было подходящего случая. Все произошло слишком быстро.

— Ты купил его за сто тысяч евро?

— Да, — он кивнул.

— И тогда, когда мы говорили по телефону, он уже был у тебя?

— Нет. Тогда я думал, что меня обманули.

Она снова замолчала, сжимая в руках бокал.

Он опять почувствовал себя виноватым.

— Ты знаешь, у моего деда была приемная дочь Изабель — Мари родила ее во втором браке. Общих детей, по крайней мере до середины пятидесятых, у них не было. После войны они уехали в Камбоджу, где у отца Мари, адмирала де Женуйи, оставалась в горах вилла. Там Иван познакомился с Перро. В дневнике он всегда называет его по фамилии, упоминает почти на каждой странице. В начале пятидесятых они вместе ездили по Европе, останавливались в Каннах у Пикассо. После поездки записи обрываются.

— А что насчет наследства? — осведомилась Мадлен.

Александр хорошо знал этот тон. Она пыталась придать голосу легкость, но ее интонации выдавали чудовищное напряжение, она все еще злилась. Ее нарочитое безразличие уже не могло его обмануть. Она всегда хотела иметь отношение ко всему, что с ним происходило. Ревновала к вещам, людям и еще не произошедшим событиям.

И вот сейчас она не преминула уличить его во лжи, обвинила в том, что он скрывал от нее дневник. Все это уже не имеет значения. Мадлен… рядом с ней тяжело дышать.

— В дневнике есть план дома, на котором отмечено место. И еще схема механизма как инструкция к сейфу.

— Ты серьезно? — Мадлен удивленно подалась вперед. — Неужели ты думаешь, что за пятьдесят лет никто так и не открыл сейф в доме? Ты думаешь, что мы завтра поедем в Камбоджу и заберем твои миллионы?

Александр пожал плечами:

— Мне все равно, я хотел найти дневник, теперь он у меня. Вместе с набросками Пикассо.

Что, согласись, неплохо. А дальше пообщаюсь с Перро, возможно, он что-нибудь расскажет об Иване.

Александр почувствовал, как виски постепенно примиряет его с действительностью. По телу разлилось приятное тепло. Мадлен приняла вальяжную позу, вытянув длинные ноги под его кресло.

— Ты никогда не был сентиментальным, — заметила она.

— А теперь стал, — он улыбнулся. — Человек склонен меняться.

— Только не ты, — она покачала головой. — Ты никогда не изменишься.

— Ну, если это мой приговор, — вздохнув, он со стуком поставил пустой бокал на стол. — Не хочешь подняться ко мне в номер?

В Париже стояла теплая, ласковая погода, стоило только остановиться на перекрестке, как солнце тут же начинало настойчиво припекать спину. Они шли пешком, никуда не спеша, наслаждаясь прогулкой.

Особняк Андре Перро время почти не тронуло. Старое здание из шершавого серого камня, двойная кованая дверь, решетки на окнах первого этажа.

Позвонив, они застыли на ступеньках, с любопытством разглядывая фасад. Дверь открыла женщина восточной наружности, поклонившись, она отступила в глубину помещения, приглашая гостей войти.

Они многозначительно переглянулись, перед тем как последовать за ней по длинному коридору. Дом, несмотря на внешнее величие, внутри оказался темным и унылым. Повсюду царили прохлада и полумрак. Как большинство старинных домов в Париже, особняк отапливался отдельными каминами в каждой комнате, многими из них, судя по всему, не пользовались. Мелькавшие по дороге комнаты выглядели нежилыми.

Они поднялись по истертым ступеням на второй этаж и очутились в холле, где витал терпкий запах благовоний. Там было теплее. Откуда-то доносилась убаюкивающая восточная музыка.

Женщина одновременно распахнула обе створки деревянной двери, пропуская гостей вперед. Александр ожидал услышать скрип рассохшихся старых досок или скрежет петель, но двери открылись бесшумно.

Их взгляду предстала просторная комната с высоким потолком: стены, обитые темным шелком, бамбуковые светильники по углам, ковры с драконами, повсюду картины; справа от входа низкие лежанки с бархатными подушками, похожими на конфеты в яркой обертке, каменный стол, отделанный разноцветными камнями.

В глубине комнаты располагался круглый стол из темного дерева с массивными ножками, от остального помещения рабочую зону отделяла старинная резная ширма из бамбука, украшенная набивным шелком, за ней пряталась маленькая, почти незаметная дверь. Рядом со столом стояли большой глобус, низкое кресло и кальян.

Александр обошел комнату по кругу и принялся разглядывать картины на стенах. Не нужно было быть специалистом, чтобы понять, что все полотна принадлежат кисти одного художника.

— Многие осуждают меня за отсутствие разнообразия в коллекции, — хозяин неожиданно появился из-за ширмы. Он говорил по-русски с приятным, почти неуловимым акцентом в интонациях.

Александр ожидал увидеть сгорбленного старца в надвинутых на нос очках, полуслепого, со слабым слухом. Но Перро казался непривычно высоким для своего возраста — прямая спина, легкий бодрый шаг, внимательные глаза. Александр с готовностью протянул руку и широко улыбнулся: