Тайна Красного озера

Поужинав, Дубенцов начал укладываться на ночлег. В лесу было сыро и прохладно. Шкура, снятая с тигра, пришлась кстати: он с головой завернулся в мех, положив рядом с собой карабин, а под голову рюкзак. Скоро разлившаяся по телу теплота разморила его, и он уснул.

Разбудил его резкий толчок в голову. Дубенцов схватился за карабин и, откинув от себя шкуру, выстрелил в ту сторону, где, как показалось ему, слышались быстро удаляющиеся шаги. Эхо выстрела гулко прокатилось в ночной тишине тайги и смолкло. Лишь бульканье ручья, бегущего рядом, продолжало нарушать тишину.

Убедившись, что опасности никакой нет, и подозревая, что ему приснился какой-то страшный сон после стольких испытаний минувшего дня, он, не выпуская карабина из рук, снова стал укладываться спать. Но в изголовье не оказалось рюкзака. Куда же он девался? Дубенцов начал обшаривать кустики папоротника вокруг постели. Потратил на это занятие немало времени, но рюкзака так и не нашел.

После этого он больше уже не ложился. Нужно было во что бы то ни стало придумать способ добыть огонь. Коробок со спичками оставался еще влажным. Тогда он вынул из патрона пулю, забил вместо нее бумажный пыж, собрал кучку сухой хвои и в упор выстрелил в нее. Расчет оказался верным: бумажный пыж затлелся от пороховой вспышки. Дубенцов долго дул в него, осторожно собрав бумагу в щепоть. Наконец бумага вспыхнула, он сунул ее в сухую хвою, и перед ним весело запылал костер.

Кто приходил сюда? Кто унес рюкзак? Этот вопрос не давал покоя. Что за чертовщина! Не выпуская из рук карабина, он подбрасывал в огонь все новые и новые сучья.

Языки пламени бойко плясали над кучей сушняка, дружно потрескивали ветки. Вокруг костра меж могучих стволов деревьев, окрашенных светом огня, плясали причудливые пугающие тени.

Где-то далеко прострекотала кедровка - предвестник наступления рассвета; рядом, у распадка, ей ответила другая. Затем над головой, выше леса, пронеслась шумная стая синиц. Просыпаясь, пернатые обитатели тайги гомонили все громче. К голосам кедровок и синиц присоединил свою грустную утреннюю песню дикий голубь:

«Ху-гу-у-у-у! Ху-гу-у-у-у!»

Зачарованный голосами просыпающегося леса, Дубенцов отвлекся от мыслей о загадочном исчезновении рюкзака. Он вслушивался в каждый новый звук, и на смуглом лице его, бронзовом при свете костра, в сощуренных глазах плавала теплая улыбка.

Дубенцов любил дальневосточную тайгу той любовью, которая сливается с любовью к Родине. Он давно избрал свой путь в жизни, идя которым мог наилучшим образом служить Отчизне. Его труд гармонически сливался с его привязанностями к природе, и поэтому здесь, в таежной глуши, чувства одиночества у него не было. К утренним голосам леса в его ушах присоединялись голоса просыпающихся городов и сел, что лежат там, за тайгой, гудки заводов, громыхание поездов, бегущих по стальным путям, утренняя музыка радио, наполняющая прохладные улицы городов и сел, и еще многое-многое другое, что составляет полнокровную жизнь необъятного любимого края.

То, что он здесь сейчас, - это хорошо: он на своем рабочем месте. Он вернется отсюда не с пустыми руками.

Профессор Черемховский, который был так необходим ему, теперь ждет его. Дубенцов настоит на том, чтобы в план поисковых работ отряда Черемховского была включена рекогносцировка района, где некогда прошел его отец. Он добьется своего, пусть для этого потребуется поехать в Геологическое управление! В крайнем случае, он сам наймет проводника из орочей и обследует месторождение.

Как-то незаметно, в его мыслях возник образ Анюты.

Кто эта девушка? Почему она в тайге? «Она должна быть либо совершенно легкомысленной, либо очень сильной натурой. И недурна собой…» Он восстанавливал в памяти ее лицо и не мог - ведь он видел ее лишь мельком! Запомнился только испуганный взгляд. …Сквозь густые кроны кедров в вышине проглянул клочок лазурно-голубого неба. С каждой минутой резче проступали очертания деревьев.

Дубенцов подбросил сушняка в костер и решил сходить в распадок осмотреть обнажение на осыпи. Пора было собираться в путь, и он хотел прихватить несколько образцов породы, - так он делал всюду, где приходилось ему бывать. В распадке еще держался мрак, но глаза постепенно привыкли к нему, и молодой геолог направился к тому месту, где вчера так удачно закончился его трудный и опасный поединок с тигром. Ему показалось, что он ошибся местом, потому что туши тигра нигде не было. Однако по спутанным и примятым зарослям багульника и сорванному с обрыва дерну он убедился, что именно здесь убил тигра. Опять перед ним была загадка, и он не знал, как ее разгадать. «Вот так охотник! - посмеялся он в душе. - Что рюкзак украли - ладно, но кто же мог утащить ободранного тигра?»

В распадке было еще слишком темно, и Дубенцову пришлось дожидаться восхода солнца. Он вернулся к костру, а когда рассвело, пошел поохотиться. Рябчики не попадались, подстрелил пару кедровок. Птицы оказались не больше сороки. Он поджарил их на вертеле и с аппетитом съел. Затем, скатав шкуру тигра, отправился в распадок. И тут обратил внимание, что в папоротнике обозначалась дорожка - кто-то прошел здесь, примяв растения. Но на хвое нельзя было обнаружить следов. Внимательно изучая каждое примятое или неестественно повернутое растение, Дубенцов прошел несколько метров и в папоротнике увидел свой рюкзак. Порядочный кусок вареной сохатины, чайник, хлеб, сахар, чай, соль - все было на месте. Вернувшись к костру, Дубенцов немедленно вскипятил чай, разогрел сохатину и сытно позавтракал. Теперь он снова отправился в распадок, решив до конца выяснить, куда же исчезла туша тигра.

Над тайгой разгорелось чудесное теплое утро. Солнце уже поднялось над грядой сопок, и лучи его пронизывали кроны кедров, наполняя лес розовым светом. В распадке, на том месте, где вчера закончилась последняя схватка, Дубенцов внимательно осмотрелся. Толстый слой трухлявого валежника оказался развороченным, словно здесь кто-то отчаянно боролся. В двух-трех метрах виднелись сгустки запекшейся крови: можно было предположить, что какойто силач взвалил на плечи всю тушу целиком и унес ее в тайгу. Но и силач должен был бы оставить хоть какиенибудь следы. А следов не было.

Пахом Степанович увидел Дубенцова, как и при первой встрече, совершенно неожиданно. Молодой геолог отдыхал на валежнике у того места, где вчера карабкался по бурелому. Треск сушняка, когда Пахом Степанович был еще довольно далеко, привлек внимание Виктора. Он притаился и стал выжидать. Даже приблизившийся Орлан не мог заметить его. Но как только Пахом Степанович появился у бурелома, Дубенцов, как и вчера на поляне, неожиданно предстал перед ним.

- Тьфу ты, нечистый дух! - добродушно воскликнул старый таежник. - И что ты, паря, за человек, скажи, как тень какая! Живой? Ну, хорошо. А то там, в стойбище, Федор Андреевич шибко о тебе забеспокоился…

В словах и приветствиях бывалого таежника Дубенцов услышал дружеское расположение к себе. Пахом Степанович непритворно изумился, увидев шкуру тигра. Он развернул ее. Желто-белая, с рядами серовато-бурых полос, шкура в длину была около трех метров. Густая длинная шерсть местами оказалась выбитой, местами совсем стерлась.

- Старик, видать… бродяга, - вымолвил Пахом Степанович. - Такой зверь - опасный, случается, и за человеком промышляет. Как же это ты его, а? Дубенцов рассказал.

- Да ты, видать, паря, нашенский? Вижу, вижу! А все-таки сделал оплошность: опасного зверя надо стрелять в голову. Раньше-то доводилось охотиться на полосатого?

- Первый раз.

- И не убоялся? - с искренним изумлением спросил Пахом Степанович.

- Страшновато было, - признался Дубенцов. - На карабин надеялся.

Потом Дубенцов рассказал о своей пропаже. Пахом Степанович лукаво ухмыльнулся.

- Так и не догадался? Разве в книгах про это ничего не говорится?

- Нечто подобное есть у Брэма, - ответил Дубенцов.

- Этот ученый описывал жизнь животных. Там он приводит случай, когда росомахи дочиста съели за ночь тушу зверя, оставленную охотником в лесу.