Это ты, Африка! (СИ)

Вот недалеко от нас расположен туалетный двор — такой же, как и остальные, огороженный высоким глиняным забором, только дома внутри нет. Мы успешно посетили его.

Вот из ворот, у которых мы сидим, выглядывает человек, и видя нас, восклицает:

— О! Фадыр, фадыр! (Заходите, заходите!)

Хозяин оказался англоговорящим. В его доме мы, второй раз за сегодняшний день, помылись и постирались. Мокрое бельё сразу надевали на себя, и оно очень быстро высыхало: Африка всё-таки.

— После помывки — стаканчик чая — хорошо! — предлагает хозяин. Мы не отказываемся.

Зазвавший нас человек оказался ещё и грамотеем. У него дома была книжка с картинками и чёрно-белыми фотографиями, описывающая историю Нубии.

Из картинок и рассказов хозяина мы узнали, что тридцать лет назад почти все нубийские деревни в долине Нила, от Вади-Халфы на севере до Делго на юге (это на полдороги до Донголы) были затоплены водохранилищем, в связи со строительством Асуанской плотины. Акаша и Вади-Халфа имели тогда более городской вид: крупные мечети, базары, водоподъёмные колёса… Глиняные постройки перенести было невозможно, и пришлось почти всё строить заново. Под воду ушли и многие плодородные земли. Вот поэтому между Вади-Халфой и Акашей на протяжении 115 километров не осталось ни одного дома: они все ушли под воду, а жители переселились. Сие затопление явилось одной из причин недружеских отношений между Суданом и Египтом.

Уже завечерело, и, проведя сей исторический экскурс, хозяин решил также поводить нас по деревне, гордясь перед соотечественниками, какие гости у него остановились. Внешне это было оформлено как поход в магазин. Хозяин повёл нас в одну лавку, перед которой на скамеечке сидело несколько пожилых суданцев, поздоровался с ними, что-то им сказал, старички все поздоровались с нами, и мы пошли в другую лавку и т. д… Показав нас всем своим соседям, хозяин купил в одной из лавок египетскую банку рыбных консервов, после чего вернулись домой.

Кстати, торгуют в Вади-Халфе, помимо арбузов, бананов, каркаде и иных местных товаров, — многочисленными товарами египетскими. Вероятно, их привозят на том самом пароходе, на коем мы завтра поплывём. Из Египта в Судан везут всё, а обратно — почти ничего.

Утром распрощались с гостеприимным хозяином и пошли за билетами на паром. Хотя было ещё только семь утра, уже некоторые ранние пташки ожидали открытия билетной кассы. Тут среди ожидающих появился наш старый знакомый переводчик-хэлпер, с расширенными венами на руках, говорливый, как и в прошлый раз, когда давал нам советы по прибытии в Судан.

— А, вот и вы! Помните меня? Я вас помню! Это вы тогда — кстати, вы были впятером! а где остальные трое? — пошли регистрироваться в Вади-Халфе, а потом так и не зарегистрировались, а потом пошли на дорогу и мои друзья видели вас там вечером в конце деревни, и так и не пошли в хотель, а я вас там ждал, а потом поехали в Акашу, а я так беспокоился из-за вас, потому что у вас при себе была только одна бутылка воды (пятилитровый бурдюк В.Шарлаева никто не видел, ибо был он у него в рюкзаке — <W0I>прим. автора<D>), а в пустыне так жарко, а потом вас видели в Донголе, и мне сказали, что… — он так тараторил, что мы едва поспевали следить за его мыслью. Он продолжал:

— Сейчас, в семь утра откроется билетная касса; но вам сперва нужно зайти в полицейское отделение, заполнить анкеты, написать, где были, затем они вам дадут талон, и с ним вы пойдёте покупать билет, он стоит 47.000 фунтов, потом подождёте меня, я приведу из хотеля всех остальных иностранцев — кстати, где вы ночевали? я вас не видел! хотя я встречал всех иностранцев у поезда! — и мы вместе пойдём в другое отделение полиции, где с вас должны взять плату в 30.000 фунтов за выезд из Судана, и мы постараемся, повторяю, постараемся избежать этой уплаты. После этого…

Что-то он нам не понравился. Мы вспомнили, как он месяц назад пытался продать нам билеты на грузовики, поселить в гостиницу, заставить получить пермит, и ничего из этого в конечном счёте нам не потребовалось. Поэтому мы прервали хэлпера на полуслове.

— Извините, мы постараемся обойтись без вашей помощи. Мы боимся, как бы ваша помощь не ввела нас в излишние расходы!

Хэлпер замолк и хотел покраснеть, но негры не краснеют, и лишь бросил резко:

— Что ж! Вы думаете, я работаю за деньги? Я солдат ислама, и хотел, как и в тот раз, оказать вам бескорыстную помощь! Вы ещё пожалеете об этом!

И хэлпер удалился. А мы остались в недоумени. Почему билет, по словам хэлпера, стоит не 41, а 47 тысяч фунтов? Что это за побор в 30 тысяч фунтов, за которым нам следовало идти в полицейский участок? Странно всё это и загадочно.

Оказалось, как и в Асуане, что к основной цене билета прибавляется цена питания на пароходе. Нам с Андреем удалось уговорить кассиров продать нам «голодный» билет по 41.000 фунтов на человека. Как раз хватило денег, полученных в Атбаре, и даже ещё осталось несколько тысячных бумажек. Пошли на базар и купили хлеба, мыла и арбуз.

Разъевши арбуз, мы шли по базару и вдруг видим, как люди под навесом пересыпают суданский чай-каркаде из большой кучи в мешки.

— Можно купить каркаде?

Люди задумались.

— Нет, сходите на базар, — показали они в неопределённую сторону.

— А может, просто подарите каркаде? — спросили мы, доставая

полиэтиленовый пакет с ручками.

— Подарить? Конечно! — обрадовались пересыпщики каркаде и наполнили нам пакет доверху. Спасибо суданцам! Всю дорогу до Москвы я употреблял сие каркаде, и потом, дома, много раз для гостей своих заваривал его, и осталось немного этого каркаде даже до сего дня.

Мы пошли на пристань. Пароход стоял, пришвартованный к плавучему причалу (он пришёл ещё вчера). Грузчики продолжали носить с него тюки, мешки и циновки. Как много на нём было грузов! Или, вернее, как мало: вероятно, этим еженедельным пароходиком и ограничиваются все экспортно-импортные операции в этом направлении.

Около пристани уже образовался небольшой базар. Продавалась рыба, каркаде, чай, бананы. Сидели многочисленные ожидающие. Крепкие суданские дети носились, играя, вокруг. На посадку никого не пропускали. Андрей получил в подарок жареную рыбью голову, и мы занимали время поиском в ней съедобных частей.

В пол-второго дня объявили посадку. Мы поднялись на плавучий причал, созданный, как вы помните, из нескольких старых барж, соединённых между собою. Суданский таможенный чиновник аккуратно приклеил к нашим рюкзакам бирочки «Sudan customs» (копаться в вещах было ниже его достоинства). Вот уже рядом заветный пароход…

— Где выездной штамп? — вывел меня из состояния эйфории голос суданского пограничника. — Где штамп??

Оказалось, неожиданно для нас, что выездные штампы должны были нам поставить не в порту, а в самой Вади-Халфе, в том самом полицейском участке, где мы злостно уклонились от получения пермита месяц назад.

— Я же говорил, я же говорил, — неожиданно возник вчерашний болтливый «солдат ислама», ведя за собой колонну уже проштампелёванных иностранцев, — я же говорил, что хочу вам помочь! А вы не послушали меня! Теперь бегите живо в город, в полицейский участок! И торопитесь — пароход отходит очень скоро! Я вас предупреждал!

Мы покинули пограничников, бросили рюкзаки на плавучем причале и быстрым шагом отправились в «город». До полицейского участка было, как минимум, два с половиной километра, а на часах было 13.39. Тут в нашу сторону запылило по песку такси (не ослиное). Водитель, познав нашу нужду, подвёз нас на полкилометра и по дороге сломался. Покинули его, пошли дальше и вскоре нас подобрала уже другая машина, и вот мы заходим в ворота полицейского участка.

Мы объяснили, что нам от них нужен выездной штамп.

Полицейские, вялые и сонные, заявили, что им от нас нужно 30.000 фунтов. Мы поинтересовались, за что. Пораскинув мозгами, посмотрев наши паспорта и неожиданно вспомнив, что 30.000 фунтов платят только те граждане, кто просрочил свою месячную визу (видимо, просрочки бывают здесь чаще, чем выезд в срок), полицейские тиснули нам вожделенные штампы, и мы побежали обратно.