В тисках льда

Не оставалось ничего другого, как наполнить котлы забортной водой; в порядке исключительной срочности разводили в них пары; машинисты днем и ночью собирали главную машину, вспомогательные механизмы и весь трубопровод; строевая команда не отставала от них в работах по приведению корабля из состояния зимовки в положение возможности совершения перехода.

Утром 27 сентября снялись с якоря, вошли в лед и правили в нем на северо-восток, идя против зыби. Последняя становилась все более и более заметной, и милях в 12—15 от побережья мы вышли, наконец, на чистую воду. Расчеты наши оправдались: одна из кромок льда шла на северо-восток, а другая протягивалась вдоль побережья к юго-востоку; обе эти кромки сходились друг с другом, образовывая как бы прямой угол, к вершине которого мы и вышли. В океане шла крупная зыбь от NO-а, а вскоре задул и северо-восточный ветер, быстро засвежевший до степени шторма. Необходимость итти по кратчайшему расстоянию не позволяла нам привести к ветру; приходилось в шторм со снегом и туманом итти вдоль кромки льда днем и ночью бортом к очень крупной и крутой волне; легко представить себе, что происходило в таких условиях с кораблем, имеющим ледокольные образования, разгруженным к тому же до последней степени. Размахи качки превышали 45° на борт; в жилых помещениях и палубах корабля был полный хаос, так как за очень короткий срок приготовления к походу нельзя было вполне успеть закрепить все по походному; личный состав лишен был горячей пищи и воды; не было возможности ни обогреться, ни обсушиться; приходилось работать на верхней палубе зачастую по колена в ледяной воде, промокая насквозь под целыми каскадами брызг, попадавших на палубу. Через три дня шторм стих, а вечером 30 сентября, уже в совершенной темноте, мы отдали якорь, подойдя по расчету к мысу Дежнева. Все эти дни перехода плавание шло вдоль кромки льда, стоявшего под берегом полосой шириною в 15—20 миль. Уже на второй день перехода мы начали постепенно рубить на дрова и жечь в котлах весь имевшийся на корабле запас бревен и досок; к углю подмешивали угольный мусор с машинным маслом.

Что-то готовил нам рассвет следующего дня? Был ли Берингов пролив, как рассчитывали мы, чист ото льда, или же нам суждено было обмануться в своих ожиданиях? Действительность оказалась весьма неутешительной: полоса льда прижатого ветром к берегу, тянулась и далее от Дежнева в восточном направлении, располагаясь поперек пролива и загораживая нам путь; насколько хватал глаз всюду виднелись ледяные массы. На корабле было только 20 тонн угля и уже почти не было дерева. Попробовали войти в лед и пробиваться в нем на юг; из этого маневра ничего но вышло: лед оказался гораздо более тяжелым, чем показалось, и мы, пройдя в нем не более одной мили, так и не смогли вновь выйти к его кромке. Угля к концу второго дня оставалось только 14 тонн, а на топливо ушли все пеньковые тросы, весь судовой запас олифы и красок, бо́льшая часть машинного масла и даже корпус моторного катера.

Ветер почти стих; течение из Берингова пролива начало подавать ледяные массы на север; по выходе в Ледовитый океан лед, попадая в более широкое пространство моря, несколько раздавался и стороны; затертые в этом льду, без всякой возможности двигаться, мы дрейфовали на WNW и за одну только ночь были отнесены от Берингова пролива на 30 миль. Положение судна было поистине критическим: почти без угля, затертое во льдах, оно было лишено возможности двигаться из опасения потратить последнее имевшееся на борту топливо, остаток которого следовало беречь на самый крайний случай.

Красный Октябрь во льдах, при обходе м. Северного.

Краткость этого небольшого очерка нашего плавания не позволяет подробно остановиться на описании тех двух дней, 1-го и 2-го октября, в продолжение которых нас дрейфовало со льдом то в направлении от мыса Дежнева, то, наоборот, к Берингову проливу. Особенно памятной была последняя ночь, когда мы, дрейфуя в расстоянии 4—5 миль вдоль берега в мысу Дежнева, все ближе и ближе подходили к Берингову проливу. В каком направлении будет итти дрейф тогда, когда мы выйдем в сферу действия иного течения из пролива? Подаст ли корабль теперь, как и раньше, на WNW, или же нам будет грозить дрейф на NNW, — вот вопросы, невольно возникавшие в уме каждого, отдававшего себе отчет в положении корабля.

Что же могло улучшить наше положение? Очевидно, только возможность получить топливо, которого у нас теперь уже не хватало даже на переход по свободному морю до залива Провидения. По имевшимся у нас данным, где-то на мысе Дежнева был выгружен уголь для представителей „Окаро“ и уполномоченного по Чукотскому уезду, зимовавших в этом районе; таким образом, только возможность подойти к берегу и погрузить часть этого угля могла спасти положение.

В таких обстоятельствах, когда, казалось, было очень немного данных на быстрое улучшение окружавших нас условий, природа пошла, наконец, не против нас. Рассвет 3 октября принес нам сперва легкий, а потом немного усилившийся южный ветер. Под влиянием этого благодатного дня нас, направления ветра, окружавший нас лед начал ослаблять свое сжатие; раздался он и в направлении берега, в сплоченном до этого времени ледяном покрове появились полыньи, а уже около полудня мы стояли под самым берегом против селения Уэллен, расположенного на северном берегу Дежневского выступа. Ознакомление с положением внесло новое разочарование: оказалось, что уголь действительно выгружен, но только не здесь, а по южную сторону мыса в расстояния 30 миль отсюда, при чем путь лежал через закрытый льдом Берингов пролив. Не оставалось ничего другого, как разобрать, разрубить и перевезти по частям на корабль корпус конфискованной в прошлом году шхуны, стоявшей в лагуне против селения, да скупить у чукчей весь имевшийся у них запас плавника. Зевать не приходилось: ветер совсем стихал и вот-вот готов был задуть от привычных ему северных румбов.

Была уже ранняя, безлунная северная ночь, когда все работы по погрузке этого „топлива“ были закончены. Предстояло, не теряя ни минуты, итти дальше; единственная возможность пройти проливом заключалась в том, чтобы расположить плавание вплотную к обрывам мыса, так как только здесь лед был несколько разрежен. Никогда, кажется не забыть этого рискованного перехода; только усыпанное звездами небо несколько умеряло глубокий мрак ночи, позволяя еле-еле разбирать контуры громадных, крутых скалистых обрывов Дежневского выступа. Тяжело движется корабль, прокладывая себе путь среди льда, отвоевывая с каждым шагом вперед свою свободу. Целые снопы искр вылетают из трубы, кружась в воздухе. Береговые обрывы порою, так близки к кораблю, что, кажется, еще немного и мы заденем за них бортом.

Вот мы уже в Беринговом проливе; лед временно становится гуще: приходится иногда останавливаться, ожидая когда кочегары нагонят пар: трудно управляться с котлами, подбрасывая в топки полусгнившее, сырое дерево шхуны.

После более чем трехчасовой борьбы со льдом, корабль вышел, наконец, на чистую воду и, притом, как раз своевременно: сперва слабый, а затем усиливавшийся все более и более ветер быстро перешел к северу, и утром 4 октября уже дул очень свежо из северо-западной четверти компаса. Пройдя Берингов пролив и обогнув Дежневский выступ, мы стали на якорь по южную сторону последнего, против поста Дежнева. С якорного места мы могли разобрать на берегу казавшуюся нам совсем маленькой, кучку угля, — столь драгоценного нам теперь топлива, которого на судне было только 5 тонн. Достать его, однако, оказалось не так просто: тот самый южный ветер, который так помог нам выбраться из Ледовитого океана, пододвинул здесь к берегу много льда, так что шлюпки не могли подойти к берегу и грузить на себя уголь. Здесь нас выручил свежий северо-западный ветер, уже после полудня этого же дня отогнавший лед в море. Обстановка была такова, что и здесь не приходилось терять ни минуты; не говоря уже о том, что угля на корабле почти не было, — приходилось беспокоиться и по другой причине; свежий северный ветер быстро гнал лед из Ледовитого океана к югу в Берингово море. Мы могли видеть, как большие массы льда быстро проносились проливом, закупоривая нам выход к югу.