Русские на Восточном океане

Но я знал, что бриг наш находится в расстоянии 80 миль от берегов, и что первая сопка, которую мы увидим, будет Этжком, с провалившеюся от вулканического взрыва вершиною. Видя очерк Ситхинских берегов на атласе, мне нетрудно было распознать чертившиеся на горизонте берега острова Ситхи, которые по мере приближения нашего становились все яснее и яснее. Наконец мы подилыли к самому подножию сопки Этжком, и на свободе любовались живописными островками, разбросанными природою в разных направлениях по всему обширному Ситхинскому заливу.

Ветер постепенно сгонял нас с большего фарватера на малый рейд, где, при повороте в гавань, мы получили ветер совершенно противные; к тому-же сделалось довольно темно, и мы принуждены были стать на якорь неподалеку от Калюжских барабар или шалашей.

Когда стало рассветать, мы увидали за Калюжскими селениями Ново-Архангельский Порт на самом берегу залива и вокруг нашего брига множество ботов, в которых сидели дикари Калюжи. Одни из них приехали для продажи нам ягод, дичи и разных безделушек, сделанных из аспидного камня, а другие из одного только любопытства, посмотреть на вновь пришедшее судно; но вероятно, все они, сколько их ни было, не могли быть столько увлечены любопытством при виде новых гостей, приплывших к ним из далеких стран, сколько увлечен был я, смотря на эту дикую, пеструю, шумную толпу, которая беспрестанно увеличивалась от вновь приезжавших дикарей с разных сторон залива. Все они были грязные, оборванные, полунагие, между ними находились многие совершенно в первобытном одеянии, как говорится, в чем мать родила.

У многих из Калюж лица довольно правильные, но только все раскрашены разными красками. — Все они разговаривали по-своему в каждый старался, чтоб при всем шуме слышен был его голос.

Один из них, вероятно, отличался особенным даром слова. Его можно было на «звать неумолкаемым оратором. Он кричал громче всех и вел непрерывную речь, стоя на корме своей лодки, весь голый, в изорванной пуховой шляпе и во Фраке без воротника. Перед ним стояла довольно пожилая дикарка, в маленьком передничке, в солдатской куртке, в спальном чепце и, к довершению убора, вся в пуху. Она, как заметно было, слушала оратора с большим вниманием. К сожалению, я не знал их языка и не мог понять, об чем рассуждал с дикаркой наш молодой Франт. Любопытство понудило меня спросить у переводчика о предмете их разговора, и тот отвечал мне, что Франт выговаривал старухе, зачем она так неприлично одета.

Но это любопытное зрелище было непродолжительно; вскоре пришли катера и повели бриг наш в гавань. Я съехал на берег, и когда вступил на него, то, от долгого плавания по морю, мне показалось, что он качается подо мною.

Не лишним почитаю упомянуть здесь о первом заселении Русскими острова Ситхп, где устроен Ново-Архангельский Порт. — Первым основателем этого Порта был незабвенный Баранов, посланный Императрицею Екатериною II с 30 семействами. Первоначально Баранов расположился на острове Кадьяке, еще в бытность частных компаний. Оружием он покорил Алеутов, деятельно заботился о расширении своих пределов, которые распространил на 500 миль от Кадьяка, и устроил редут на острове Ситхе, где было множество Калюж — народа, враждебного Алеутам. От невоздержности и беспечности управлявшего редутом, он был истреблен дикими. Все находившиеся в крепости, старый и малый, были перерезаны или преданы жесточайшим мукам. Калюжи излили всю злобу свою на неосторожные жертвы, в-отмщение за то, что они самовластно поселились на их земле. Зная, что долго ли, коротко ли, но придет Русское судно, которое расилатится с ними за столь зверский поступок, они забрали все пожитки, как свои, так и награбленные у Русских, кинули барабары, в которых жили, может быть, несколько леи, перешли через горы на довольно далекое расстояние от места убийства, поселились в самых неприступных местах, чтоб Русские не могла придти к ним для отмщения за своих собратов.

В 1800 году пришел Баранов к острову Ситхе на корабле Нева, и увидел, что на том месте, где прежде был устроен редут, белелся один пепел и были разбросаны тела Русских, обезображенные руками дикарей и носившие на себе все признаки мучительной смерти, сопровождавшейся варварскими посмеяниями. Баранов входил в барабары диких, надеясь кого-нибудь там встретить, но они были пусты, и виновники давно уже скрылись от справедливого возмездия и преследования за преступления.

Баранов скрыл свою горесть, похоронил с должными обрядами тела убитых, и на могиле их поставил крест, на котором означил имена несчастных жертв. Крест этот и поныне существует неподалеку от Ново-Архангельска, a место бывшего редута называется Старою Артелью.

Руководимый своим смелым, основательным и решительным умом, Баранов не хотел отказаться от своего предприятия и оставить остров Ситху незаселенным. Он пошел кораблем к другому Калюжскому поселению, где была у диких устроена бревенчатая крепость, в расстоянии 3-х миль от Старой Артели, разбил ее ядрами и выгнал дикарей, которые в-свою-очередь упорно защищались, спасая себя от неминуемой гибели; но не имея огнестрельного оружия и других средств к обороне, принуждены были уступить место, и сами тайно скрылись в лес. На третью ночь осады вся крепость опустела. — Близ Калюжинской речки и поныне видны развалины толстых, заросших мхом бревен, из которых выстроена была дикими крепость; тут же поставлен другой крест, под которым лежат три матроса с корабля Нева, убитые дикими во время десанта. Баранов неусыпно принялся за работу, выбрал удобное место для построения своей крепости на скале, так чтоб со всех сторон на довольно далекое расстояние можно было видеть все, что делается в окружности, раскинул палатки для себя и для своей команды и обнес их двойным забором, в промежутках которого насыпал каменьев. — Это называлось тогда крепостью. В нынешнее время на этом месте возвышается прекрасный, обширный дом главного правителя и построена батарея с множеством пушек, к которой не только дикарь, но и Европеец призадумается, как подступить,

Баранов сам был начальник, работник, повар и часовой; ему не надоедали всегдашние дожди, которые и поныне почти ежедневно бывают в этой стране, редко наслаждающейся продолжительною ясною погодою; он не страшился дикарей, ежеминутно угрожавших ему нападением, что неоднократно случалось и на самом деле; но опытностью и благоразумием своим удачно отражал всякий раз неприятелей, предугадывал намерения диких и принимал в отношении к ним самую расчетливую осторожность: попадавшихся к нему в-плен он жестоко наказывал розгами, но не умерщвлял, показывая тем, что имеет к ним сострадание и не желает их гибели.

Чтоб сильнее действовать на суеверные умы дикарей, Баранов всегда носил под кожаным платьем латы, так, чтоб дикарь не мог заметить их. Бывало, он даст пленному лук и стрелы и велит стрелять в себя, говоря: «ваши стрелы не убьют меня» дикарь пробует, метит прямо в сердце, но стрела отскакивает; он берет другую, осматривает конец, снова натягивает лук, — стрела вторично упадает, не достигнув своей меты. Дикарь, освободившись из плена, рассказывал своим землякам эти непостижимые чудеса, за достоверность которых ручался им, как очевидец. Желая уверить диких в своей непобедимости, Баранов показывал им разные Фокусы, от которых они приходили в ужас. И действительно, Калюжи считали его самым великим шаманом, и не смели не только нападать на крепость, но даже если и в лесу встречали во время работы Русскую команду, не решались делать ей помехи.

Калюжи так стали уважать и бояться Баранова, что многие из них начинали даже пособлять Русским в некоторых работах. Но несмотря на все это расположение диких, Баранов не имел к ним доверия; и когда из крепости Русские отправлялись на работу, то каждый должен был непременно иметь при себе ружье; оно даже должно было находиться при нем в крепости, во время еды или сна.

Чтоб приучать команду свою быть всегда наготове к отражению нападении со стороны дикарей, Баранов вот еще что делывал: запрется в крепости со всею своею командою, вынесет котел, полный ромом, велит пить всем, кто сколько хочет, и сам вместе с ними пьет; заметив, что уже все перепились наповал, он вдруг прикажет ударить тревогу. Тогда каждый должен был находиться в совершенной исправности на своем месте. Если кто не мог доползти до своего места и лежал на дороге со всеми боевыми принадлежностями, того Баранов всегда благодарил; но горе было тому, кто лежал пьяными без ружья: за эту оплошность он подвергался наказанию. Баранов часто говаривал: пей, а свое дело знай; если кто лежит пьяный с ружьем, того дикарь никогда не тронет, боясь, не притворился ли он; если же лежит без ружья, то дикарь смело пойдет на него, зная, что ему печем защищаться.