Путешествие парижанки в Лхасу

Чтобы предотвратить угрозу разоблачения, я всячески демонстрировала свое смирение и бралась за любую домашнюю работу: ходила к ручью за водой, варила суп, чистила котелок после трапезы, в то время как мой лама восседал на коврике и вел разговоры с хозяином.

Мы вышли на рассвете. Было холодно, и, пока мы не вошли в лес, ветер нещадно нас хлестал.

Долина По-Цангпо, которая простирается от возвышенности, где мы обнаружили истоки этой реки, до места слияния с Брахмапутрой, отличается разнообразным климатом. Мы начинали путь по глубокому снегу, а в январе увидели в Шова зеленеющие поля и уже высокий ячмень.

По-видимому, здешняя недавно обработанная почва весьма плодородна. Обитатели близлежащих провинций переселились сюда, надеясь на обильные урожаи, выкорчевали несколько гектаров леса и построили незатейливые дома из бревен, напоминающие русские избы; зачастую их окружают большие ели, придающие этой местности сходство с сибирским пейзажем. Большинство крестьянских усадеб очень малы, жилые покои соседствуют в них с хлевом, и размеры дома порой не превышают двадцати-тридцати квадратных метров.

В одной крошечной хижине я с изумлением обнаружила идеальную влюбленную пару.

Супруги, очевидно, уже проделали более половины пути, отделяющего молодость от старости. Шею мужчины обезображивал большой зоб, и женщина была далеко не красавица.

Вместе с ними в хижине обитали корова с новорожденным теленком, еще два теленка и несколько поросят — то были настоящие ясли животного молодняка. Среди этой странной шумной компании мы услышали историю безумной любви наших хозяев. Немо была когда-то замужней женщиной и хозяйкой другого, более уютного дома, откуда она сбежала в лес, ничего с собой не взяв, вместе с неимущим Ромео.

У супругов не было детей, но ни крестьянин, ни его жена не переживали по этому поводу, что не часто увидишь в Тибете. Нежное чувство друг к другу, несмотря на прошедшие годы, по-прежнему безраздельно владело их сердцами.

Эти бедные люди старались принять нас как можно лучше. Мы разделили с ними суп с репой, и они настояли на том, чтобы мы взяли с собой в дорогу немного тсампа.

Разумеется, здесь, как и в других местах, к кудеснику Йонгдену обратились за советом по различным вопросам. Совершив обряд, он в заключение порекомендовал крестьянам призвать лу [133], угостить их молоком и прежде всего тщательно убрать свое жилище, чтобы достойно принять божественных гостей.

После этого мы отправились спать. Наши хозяева улеглись по одну сторону от очага, мы с Йонгденом — по другую, корова и новорожденный — у дверей, другие телята — у наших ног, и вскоре все обитатели дома, несмотря на тесноту, погрузились в сон. Лишь чумазые поросята продолжали свою возню. Они носились из одного конца хижины в другой прямо по телам спящих, ибо им негде было играть, и очень напоминали в полумраке злобных дьяволят вроде тех, что нарушают покой пустынников.

Пожилые влюбленные, очевидно привыкшие к ночным забавам молодняка, вскоре захрапели. Йонгден, уверенный, что его не услышат, прошептал мне на ухо:

— Не положить ли мне в горшок, стоящий на полке над нашими головами, среди кухонной утвари, несколько монет?.. Когда наш славный немо станет убирать дом, он найдет деньги и подумает, что их положили туда лу.

Это была хорошая шутка, но из осторожности я посоветовала ламе пожертвовать индийские рупии, а не монеты из Сычуани. Мы хранили индийские деньги в отдельном мешочке, и было нетрудно отыскать их даже при слабом свете еле теплившегося огня. Таким образом, если бы хозяева заподозрили нас в этом благодеянии, монеты подтвердили бы, что мы действительно совершили паломничество из Лхасы, где они находятся в обращении, в Восточный Тибет и теперь возвращаемся в столицу.

Мне хотелось бы увидеть, как добрые крестьяне восприняли наш скромный подарок. Вероятно, у них сложилось высокое мнение об искусстве ламы, который снискал им милость лу. В Тибете ходит множество слухов о божественных змеях, разгуливающих порой в человеческом обличье, и, быть может, наши хозяева решили, что именно мы являемся божествами?

Новый год отмечается в разных частях Тибета не в одно и то же время. Жители Лхасы и Центрального Тибета придерживаются китайского календаря [134], а обитатели По-юл и Кхама справляют Новый год на месяц раньше. В связи с этим мы прибыли в Шова, скромную столицу По-мед, в тот самый день, когда жители По отмечали праздник.

Здешние король и королева находились в Лхасе, но это обстоятельство не могло помешать их подданным веселиться и пировать. Глядя на всеобщее ликование, мы решили последовать примеру других.

И вот мы дерзко направились к королевскому дворцу, вошли в ворота и громко запели псалмы, непрерывно изливая на всех и вся слова всяческих благословений. Я сомневаюсь, что в этом крае, где нищие обладают необычайно мощными легкими, часто можно услышать что-либо подобное.

В окнах дворца появились головы; ошеломленные люди собрались вокруг нас во дворе. Успех придавал нам смелости, и сверхмощный бас моего спутника, изрекавшего новогодние пожелания (именно таким голосом ламы совершают богослужение), звучал все более громогласно.

Собаки, которые сначала принялись лаять, в конце концов замолчали и убежали, поджав хвосты, в самые дальние уголки двора.

Я полагаю, что, хотя это был замечательный концерт, нашим слушателям вскоре захотелось положить ему конец. Слуги принесли кувшин ячменной водки, чая и тсампа, и нам предложили подкрепиться.

Мы отказались от водки, заявив, что ревностно соблюдаем буддийские заповеди и не пьем крепких напитков. В этой стране так мало людей воздерживаются от спиртного, что управляющие дворца тотчас же прониклись к нам уважением, в знак чего прислали еще блюдо сушеного мяса. Когда же мы отказались от него, сославшись на то, что чтим жизнь всех земных существ и не желаем начинать год, участвуя в столь жестоком деянии, как убийство, даже косвенным образом, восхищение наших слушателей достигло предела. Мясо немедленно унесли, положив перед нами взамен гору лепешек.

Вдоволь наевшись и напившись, мы получили в дорогу большое количество провизии и покинули дворец, обитатели которого провожали нас восторженными взглядами.

В Шова главная дорога, пролегающая по долине, вновь пересекает Полунг-Цангпо, возвращаясь на правый берег реки. В одном месте построен широкий деревянный мост, напоминающий коридор с крышей.

Благодаря двум дверям, над каждой из которых возвышается будка часового, оба его конца запираются. Внутренние стены коридора оклеены множеством плакатов с рисунками и магическими формулами, а также увешаны связками маленьких флажков. Считается, что течение уносит похвальные слова и благословения, напечатанные на плакатах, распространяя таким образом на всем протяжении реки благочестивые мысли и ростки счастья.

Тибетцы, как и китайцы, любят украшать мосты, дороги и памятные места своей страны стихотворениями, религиозными или философскими надписями. Некоторые путешественники сочли своим долгом высмеять этот обычай, но я их не понимаю. Мне кажется, что строки изящной поэзии, в которой китайцы достигли совершенства, мудрые мысли, начертанные на живописных скалах, изображения Будды, погруженного в медитацию, на стенах пещер или флажках, развевающихся на перекрестках, и даже простые бумажные ленты с древней санскритской мантрой «Сарва мангалам» («радость для всех») куда предпочтительнее рекламы, превозносящей окорока и спиртные напитки, что красуется на дорогах западных стран.

По-видимому, у меня примитивный вкус.

Возле моста находится мани лха ханг, окруженный множеством камней с высеченными на них надписями и флагов. Отсюда хорошо виден весь королевский дворец и река, протекающая у его подножия. Это приземистое, почти квадратное здание, без каких-либо архитектурных излишеств.