Другая сторона Эвереста (ЛП)

От этого, вероятно, погибли Мэллори и Ирвин.

Полночь. Включился электронный будильник Ала, и я услышал приглушенные звуки из палатки шерпов. Ал проснулся, и мы приступили к утомительному занятию — разжиганию газовой горелки.

Зажигалки загорались ещё более неохотно, чем в лагере 5. Потребовалось раз сорок — пятьдесят чиркнуть зажигалку большим пальцем, прежде чем удалось извлечь пламя из замерзшего газа. К тому моменту, как я преуспел в этом, из моего пальца, на котором треснула кожа, текла кровь.

Несколько секунд пламя неистово горело, затем горелка зашипела и погасла.

— Чёрт! — я начинал ненавидеть горелку.

Ал взял зажигалку и стал терпеливо пытаться поджечь газ снова. Мы регулярно сталкивались с этой проблемой, начиная с лагеря 5. Сильный холод и разреженный воздух делают пропановые горелки очень капризными. Пока не заработают, они пыхтят и наполняют палатку тошнотворным дымом. Согрев газ, через десять минут мы разожгли обе горелки. Ал занялся нарезанием блоков снега, соответствующих размеру кастрюли, я же пытался навести порядок на своей стороне палатки.

Практичный Ал занял более плоское место, предоставив мне сражаться за место с кучей снаряжения.

Использованные кислородные баллоны, продукты и снаряжение образовали бесформенную кучу в нижней части палатки. Стенка палатки угрожающе выгнулась под весом снаряжения, и я представил, что малейший порез может привести к разрыву, как рвется брюхо кита, опустошая содержимое палатки, включая меня, откуда есть только один путь — вниз по северному склону.

Я переложил наиболее тяжелые вещи вниз, где у них не будет свободы для движения. Затем я вытащил вещи, жизненно необходимые на день грядущий: литиевые батарейки к видеокамере, красную ветровку и наружные ботинки. В свете луча фонарика я увидел продуктовые упаковки, столь оптимистично приготовленные каждым из нас в базовом лагере, семью неделями раньше.

На каждой голубым маркером было написано имя владельца: Тор, Саймон, Барни, Сандип, Брайан. Я вскрыл упаковку Брайана и вытащил драгоценный пакет с мюсли, одним из немногих видов еды, на которые я мог смотреть, так как стал очень разборчивым в пище.

Около часа ушло на то, чтобы превратить утрамбованный снег в кипящую воду. Мы разделили пакет с фисташками, попили чая и горячего шоколада, прежде чем снова загрузили кастрюли снегом для следующей порции питья, которое собирались взять с собой на восхождение.

Стесненные кислородной маской, мы не очень были разговорчивы и сконцентрировались на жизненно важной задаче — заставить себя поглотить как можно больше еды и питья.

Годы, проведенные в гималайских экспедициях, научили Ала завидной сноровке писать в бутылку, лежа на боку. Опасаясь промахнуться и залить спальник мочой, я полагался на более надёжную, но и более энергозатратную методу производить то же действие, становясь на колени.

Шли минуты и организм потребовал своего.

— Я хочу срать.

— Я тоже, — Алу тоже приспичило.

Перспектива одевания ботинок и выхода на морозный ночной ветер была предельно угнетающей. Только одна мысль об этом была деморализующей.

— Лучше уж сделать это здесь, — посоветовал Ал, — нет никакого смысла тащить лишний груз наверх.

Как читатель, жадный до гималайской альпинистской литературы, я всегда удивлялся зацикленности альпинистов-высотников на естественных надобностях. Я недоумевал, в чем тут дело?

На то, чтобы подготовиться к выходу из палатки, ушло пятнадцать минут. Брать с собой кислород не было нужды. Двигаясь осторожно, чтобы не снести «кухню», я выполз из палатки. По пути я задел локтем пустой баллон, прислоненный снаружи к палатке. Он упал на ледяной склон и начал быстро набирать скорость. Когда баллон налетел на камни, раздался лязгающий звук, потом ещё раз, и затем он исчез из виду, чтобы упасть на ледник в шести тысячах футах внизу.

Ошибка.

Ковыляя по ледовому склону, я понял, что все, что я делаю, делаю глупо. Я должен был надеть кошки и взять ледоруб. Одно проскальзывание, и я последую за кислородным баллоном. С содроганием я вспомнил, что точно так улетел тайваньский альпинист на южной стороне, всего несколько дней тому назад.

Я нашел узкую полочку и стал стаскивать с себя комбинезон и термобельё. Мышцы бедер и икроножные протестовали, я целую вечность садился на корточки, пыхтя и задыхаясь. В нескольких метрах от меня Ал занимался тем же. Нет более неудобной вещи на высоте 8300 метров.

На седле и выше меня преследовала острая боль при посещении туалета. Этот поход был наихудший, на моих глазах наворачивались слезы. Организм полностью пересох, и было ощущение, что меня разрывают изнутри.

— Я сейчас рожу здесь, Ал.

В ответ раздался лишь стон.

С болью пошла кровь, вполне существенное количество. Я отключил от этого факта своё внимание, отнеся его на счет хорошо известного альпинистского недуга.

Завалившись обратно в палатку, я натянул кислородную маску и жадно мотал воздух. В тепле спальника я отогрел руки, засунув их себе подмышки. Вошел Ал.

— Ты в порядке?

— Нормально, — ответил я, не желая говорить о том, как я себя чувствую на самом деле. Состояние, близкое к тошноте, с разрывающей головной болью, теперь я знал, что стоит визит в туалет на высоте свыше 8000 метров.

Ал добавил ещё несколько кусков снега в кастрюли с водой и затем свернулся в своем спальнике, стараясь восстановить драгоценное тепло. Я мог различить только его приглушенные слова:

— У меня замерзли ноги.

Я слышал, как снаружи трое шерпов готовили снаряжение. Джайалтсен пересек снежник и заглянул в палатку.

— Два часа. Вы готовы?

— Нам надо вскипятить ещё воды, — ответил Ал, — давайте выйдем через полчаса.

Подошли Лакра и Мингма, и все шерпы собрались около нашей палатки. Они стали отбирать кислородные баллоны, которые здесь были аккуратно сложены.

— Нельзя выходить с замерзшими пальцами, — сказал Ал, — они должны быть совершенно теплыми в момент выхода, иначе мы их потеряем.

Я вынул ноги из внутренних ботинок, и, растерев их, вернул к жизни. Мизинец на ощупь, казался каким-то восковым, как если бы кожа на нём была жирнее, чем обычно.

К 2-30, подкрепившись последней чашкой горячего шоколада и несколькими кусками шоколада, мы стояли у палатки в подогнанных кошках и неопреновых гамашах. Поверх комбинезонов «Michelin Man» на нас были одеты ветровки с застегнутыми обвязками. Толстая одежда сильно ограничивала движения, и я попросил Ала подтянуть мою обвязку на талии.

Мы подготовили рюкзаки к укладке кислородных баллонов. В обращении с ними, как и с другими тонкими элементами высотного альпинистского снаряжения, требовалось повышенное внимание к мелочам. Кислородные баллоны должны переноситься строго вертикально. Если он перевернется в рюкзаке, трубка, подающая кислород, может отломаться, и подача кислорода прекратится. Проверив свою систему в базовом лагере, теперь я скрутил свой спальный коврик и вложил в рюкзак. Опущенный в образовавшуюся трубу баллон встал на своё место, с беспрепятственным доступом к клапану.

Кроме того, если мы, по каким-либо причинам, остановимся, коврик окажется бесценной вещью.

Я мысленно проверил все необходимое снаряжение. Лыжные очки в кармане ветровки. Запасные альпинистские очки в другом кармане. Фонарик наготове с двумя запасными лампочками и запасными батарейками. Две литровые бутылки наполнены изотоником — высокоэнергетичным, содержащим глюкозу напитком. Рация проверена. Еда — шоколад и рождественский пудинг, готова. Камеры с новой пленкой. Ремонтный набор дли кошек. Запасной карабин. Восьмёрка для спуска. Зажимы — «жумар».

— Где твое питьё? — спросил Ал.

— В рюкзаке.

— Лучше положи его в свою пуховку, поближе к телу.

Я сделал так, как сказал Ал, засунув одну из пластиковых бутылок под пуховку. Шерпы были уже почти готовы. Я ещё раз мысленно проверил список предметов, выискивая хотя бы одну забытую вещь, маленький предмет, который может привести к срыву восхождения.