Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев

Вскоре появился Лобсанг, который провёл ночь у друга в соседнем доме. Пока он готовил чай, я отправился на поиски княжеского туалета. Это одно из достоинств гималайских домов: в них есть туалет, тогда как они неизвестны в большинстве сельских районов Азии. Впрочем, недавно и сельская Европа не знала подобных удобств.

Туалеты — маленькие комнатки с прямоугольным отверстием в полу; в них есть куча песка и лопата. В высоко расположенных домах, монастырях и крепостях туалеты находятся в небольших домиках на отшибе, на краю пропасти, и всё падает вниз. В обычных же домах экскременты падают из туалета в хлев на первом этаже, где их каждый день засыпают землёй и соломой. Уборные очень чисты. Компост используется как ценное удобрение для полей, поскольку навоз служит в качестве топлива.

Топливо в Зангла ещё более дефицитно, чем в других местах Заскара. Здесь почти не растут деревья, очень мало кустарника, а потому высушенный навоз весьма ценится. В наши дни в Европе показалось бы глупо жечь коровий навоз, но в Гималаях благодаря высоте и сухости воздуха экскременты животных быстро обезвоживаются и не разлагаются. Их формуют в кирпичи, сухие, как трут, которые очень хорошо горят и почти не дают запаха. Топливо складывается на террасах рядом с ветками кустарников, которые крестьяне где возможно собирают. Туда же кладут связки сена, которые можно скормить животным: овцам, коровам и лошадям — вся эта живность зимой не покидает хлева из-за морозов и снега.

На больших высотах ни один из перечисленных видов топлива не даёт большого количества тепла из-за нехватки кислорода. Чтобы извлечь из него скудный запас калорий, надо постоянно прибегать к помощи небольших мехов, лежащих у очага. Я проводил долгие часы, раздувая немощный огонь из коровьих лепёшек. Поскольку для получения кипятка на этом топливе надо не менее часа, я никогда не жалел, что захватил с собой объёмистую канистру с керосином.

…Когда князь вышел из своей комнаты, я встал, чтобы поздороваться с ним. Он захватил на кухне закипевший чайник и сделал мне знак следовать за ним. Князь привёл меня в крохотный загон рядом с домом, где два человека прижимали к земле жеребёнка.

— Волки, — сказал князь. — Если бы его мать не бросилась на защиту, жеребёнка бы задрали. В горах много волков. Зимой они часто спускаются в долину.

Я увидел на боку животного следы зубов. Князь знал толк в ветеринарии. Из горячей воды и трав он сделал компресс и наложил его на раны.

…Князья, крепости, волки, безлюдные долины, монастыри, бродячие монахи — мне всё яснее становилось, из чего возникают волшебные сказки. Иногда говорил вслух по-французски, дабы убедить себя в том, что я есть именно я, во плоти и крови и что я живу в мире, который покажется мне нереальным, стоит лишь вернуться домой. Конечно, у меня был фотоаппарат. И хотя я не люблю наводить объектив на лица людей, очень дорожил своими фотоплёнками, которые позже могли убедить в том, что всё это мне не привиделось во сне.

Иногда меня преследовало ощущение, что я уже пережил всё это, но не в другом путешествии, а в иной жизни. Всё казалось близким и знакомым! В частности, то, что я стоял здесь и говорил о волчьих укусах на боку жеребёнка, которого держали двое мужчин с заплетёнными в косички волосами, облачённых в жёлтые платья, скроенные из шерсти, сотканной ими самими…

Закончив работу, мы вернулись в дом, и князь пригласил меня на чай в ту же комнату, где принимал вечером. Я начинал понимать, почему этого экс-правителя жители любят и уважают. Такое отношение окружающих совсем не зависело от его общественного положения, ибо, хотя гималайцы и вежливы по природе своей, они откровенны в речах и без колебаний критикуют даже тех, кто стоит выше их. Общественное мнение, распространяемое и усиливаемое сатирическими песенками, играет в гималайском обществе важную роль, гималайцы не позволяют помыкать собой. Это люди либо откровенно хорошие, либо откровенно плохие. Среди них редко встречаются безразличные или колеблющиеся. Я всегда наблюдал, что во всех своих поступках эаскарцы, а особенно молодые люди вроде Лобсанга и Нордрупа, прямодушны и никогда в их поведении или мнениях не проскальзывает ни грана двусмысленности. Здесь пройдохи есть пройдохи, а святые — святые. Между этими двумя полярными категориями промежуточных характеров мало. Поэтому жить среди гималайцев очень приятно, ведь на лице человека написано, кто есть кто, и тебя не поджидают разочарования и недоразумения. Самое неприятное в конце концов не то зло, которое причиняют людям отдельные личности, а лицемерие, которым окутаны их дела. Среди гималайцев не встретишь тартюфов, и, хотя кое-кого из них можно считать настоящим пройдохой, его трудно осудить, если он кается, как грешник.

В полдень я вместе с Лобсангом отправился на приступ древней крепости. По дороге мы миновали большой дворец, который, несомненно, нуждался в ремонте. Около дворца работали люди — они изготавливали кирпичи из местной глины, перемешивая её с соломой и водой. Кирпичи раскладывались по формам и сушились на солнце.

Мы полезли вверх по крутой тропе, местами засыпанной обвалившимися камнями. Это был как бы театральный задник деревни. Вскоре поравнялись с первым из двухсот чхортенов. Большей частью их так изъели ветры и дожди, что они приобрели самые причудливые формы. Чхортены, словно призраки, стояли на страже заброшенной крепости и руин мёртвого поселения.

Сама крепость была громадным прямоугольным зданием, побелённым известью. Оно нависало над большим дворцом и остальными домами нынешней деревни, которые сверху походили на куски рафинада, лежащие на зелёном поле, окружённом со всех сторон скалистой пустыней. Отсюда Заскар выглядел хаосом обнажённых гор, подступающих вплотную к реке, которая, сверкая на солнце, катилась по равнине и исчезала в извилистых ущельях, чтобы где-то далеко на юге влиться в Инд.

Выражение «лунный пейзаж» давно стало штампом, но оно как нельзя лучше подходит к северной части Заскара, где правят князья Зангла. Безводные горы иссечены шрамами и оврагами и залиты резким ослепительным светом, похожим на тот, что астронавты видели на Луне.

В этой части Заскара дожди выпадают исключительно редко, поскольку те одиночные облака, которым удаётся перевалить через Главный Гималайский хребет, отгоняются ветрами за пределы заскарского массива.

Оказавшись на вершине скалы, я сразу понял, почему никто и никогда не сумел покорить Зангла. Дело не только в том, что крепость невозможно взять ни приступом, ни осадой но и в том, что здесь нечем утолить алчный аппетит завоевателя… Совершенно очевидно, что бедной стране намного легче сохранить свою политическую стабильность. Но так ли уж бедны Зангла и весь Заскар? Вовсе нет, и именно в этом противоречии между пустынным обликом края и его богатством кроется уникальность страны.

Осматривая крепость, я заметил, что она частично развалилась, во внутренней части монастыря и в нескольких других помещениях обвалился потолок. Я ползком проник внутрь через щель в стене, вскарабкался по отвесной крутой лестнице наверх и прошёл по пустым и безлюдным комнатам бывшей крепости. Выглянув через большое окно с решёткой, увидел человека, взбиравшегося по тропинке, которую мы только что преодолели. То был староста деревни. Он нёс ключ от кумирни, единственного помещения крепости, которое старались поддерживать в порядке.