Треволнения одного китайца в Китае

На окраине предместья, недалеко от границы французской концессии внимание друзей привлек местный житель в длинном голубом платье, который бил палкой буйвола. Бедное животное громко ревело.

— Сянжэнь, — определил философ.

— Ну и Бог с ним! — ответил Цзинь Фо.

— Мой друг, — продолжил Ван, — поговори с ним. Перед свадьбой это не повредит.

Не отвечая, Цзинь Фо пошел дальше. Однако Ван придержал его за локоть.

Сянжэнем в Китае зовут прорицателя, который за несколько монет может заглянуть в будущее. Небольшая клетка с птицей, шестьдесят четыре карты с изображениями богов, людей и животных — вот и все атрибуты ясновидца. Китайцы в большинстве своем суеверны и охотно прибегают к услугам всяких предсказателей.

По просьбе Вана Сянжэнь расстелил на земле кусок материи из хлопка, поставил на него клетку, вынул карты, тщательно растасовал и разложил их на столе рубашкой кверху. Затем открыл дверцу клетки. Вышедшая на волю маленькая птичка клюнула одну из карт и, получив за работу зернышко риса, вернулась в неволю.

Сморщенная смуглая рука перевернула карту. На обратной стороне была видна полустертая фигура человека и надпись на чунюнвэне — языке чиновников и других образованных людей. Повернувшись к Цзинь Фо, прорицатель ничтоже сумняшеся заявил, что наш герой, испытав некоторые трудности, проживет десять тысяч лет.

— Мне хватит одного года, — тотчас ответил Цзинь Фо, — только одного, остальное я оставляю вам!

Он бросил таэль [23] серебра, на который Сянжэнь набросился как голодный пес на кость — не каждый день сваливается такое богатство!

Друзья продолжили путь. Философ размышлял о только что услышанном предсказании, как о вполне сообразующемся с его собственными представлениями о счастье. Цзинь Фо, напротив, прекрасно знал, что никаких трудностей на его жизненном пути не ожидается.

Часы пробили полдень. Мгновенно, как по Волшебству, все вокруг стихло. Рабочий день закончился, и тишина уступила место уличному гаму.

В порту под разгрузкой стояло несколько иностранных, в основном английских, пароходов. Большая часть из них была несомненно загружена опиумом, которым Великобритания буквально наводнила китайский рынок. Несколько раз правительство Китая безуспешно пыталось ограничить импорт этого товара в страну. Но война 1841 года и Нанкинский договор фактически легализовали торговлю наркотиком на территории Поднебесной. [24]

Следует подчеркнуть, что если для простого китайца продажа сей отравы грозит публичной казнью, то застигнутый на месте преступления чиновник отделывается от стражей порядка взяткой. Губернатор Шанхая, по слухам, ежегодно зарабатывает миллион, закрывая глаза на деяния своих подчиненных.

Наши герои, разумеется, не принадлежали к числу курильщиков этой гадости, способной за несколько лет разрушить человеческий организм и вызвать смерть.

Глава IV

Цзинь Фо жил в богатом ямэне, представляющем собой совокупность строений самого различного назначения. Как правило, в таких домах проживают мандарины — сановники высшего ранга.

У главного входа в ямэнь под узорчатым и размалеванным навесом обычно стоит огромный барабан. Любой правдолюбец и днем и ночью имеет право колотить в сей инструмент, взывая таким образом к справедливости.

Не возбраняется и богатым, не состоящим на государственной службе китайцам иметь подобные дома в личной собственности.

Главные ворота жилища нашего героя украшали большие фарфоровые сосуды, наполненые холодным чаем. Случайный прохожий всегда мог утолить из них жажду, а заодно воздать должное великодушию и доброте хозяина дома.

Неожиданный приезд Цзинь Фо и Вана вызвал легкую панику среди челяди. По приказу управляющего все слуги высыпали во двор. Поодаль держались десяток рабочих, нанятых для особо тяжелых работ. Управляющий, склонив голову, приветствовал хозяина, а тот сделал небрежный жест рукой и прошел дальше.

— Где Сун? — спросил Цзинь Фо.

— Сун? — улыбаясь отозвался Ван. — Если бы Сун находился здесь, то не был бы Суном!

— Где же он? — повторил Цзинь Фо.

Управляющий признался, что ему не известно, где пропадает слуга. Сун был не обычным лакеем, а главным камердинером, без которого хозяин просто не мог обойтись. Свои обязанности этот малый выполнял из рук вон плохо. Неловкий и косноязычный, он порой выводил Цзинь Фо из себя, и потому по спине нерадивого частенько прохаживалась палка. Но это лакея не слишком пугало. Куда неприятнее для него становились минуты, когда хозяин брал в руки ножницы.

Читателю, вероятно, известно, какой позор для китайца лишиться косички. [25] Четыре года назад, в самом начале службы у Цзинь Фо, она была у Суна одной из лучших в Поднебесной и равнялась 125 сантиметрам, к сегодняшнему же дню укоротилась вдвое. С такими темпами бедный лакей года через два рисковал стать бритоголовым.

Тем временем Ван и Цзинь Фо, в сопровождении слуг, шедших на почтительном расстоянии, пересекли тщательно ухоженный садик, где в больших, заполненных землей вазах росли обрезанные с неподражаемым искусством деревья, обогнули бассейн, в котором плавали золотые рыбки и цвели великолепные водяные лилии, и, наконец, подошли к двери главного строения. Это был двухэтажный дом с террасой, к ней вели шесть мраморных ступенек. Бамбуковые решетки в виде навесов над дверьми и окнами создавали спасительную тень. Плоская крыша контрастировала с причудливыми коньками многочисленных павильонов, разбросанных по всему имению. Разноцветная черепица, кирпич в виде изящных арабесок дополняли великолепие архитектурной фантазии местных мастеров.

Внутреннее пространство здания, кроме комнат Цзинь Фо и Вана, состояло из нескольких салонов в окружении кабинетов, разделенных прозрачными перегородками с гирляндами из искусственных цветов. Повсюду стояли отделанные терракотой, [26] фарфором и мрамором кресла самых изысканных форм. Уставшего гостя притягивали атласные подушки, набитые мягчайшим гусиным пухом. Множество разноцветных ламп и светильников, увешанных желудями, какими-то кисточками, бахромой, ласкали взор. Картину дополняли несколько чайных столиков — непременный атрибут китайского дома. И повсюду — восхитительные безделушки из фарфора, слоновой кости, бронзы, драгоценных камней — удивительная гармония восточной фантазии и европейского комфорта.

Цзинь Фо, получивший блестящее образование, не чуждался, как и его покойный отец, достижений науки и техники, увлекался физикой, химией и всячески поддерживал прогрессивные начинания своего правительства. В частности, Цзинь Фо приобрел значительное число акций судостроительной верфи в Фучжоу, работавшей под началом французских инженеров. Современные пароходы этой компании обеспечивали быструю и регулярную перевозку грузов и пассажиров между Тяньцзинем и Шанхаем.

Цзинь Фо широко использовал прогресс и в быту. Например, он установил телефонную связь в павильонах своего имения, в холодное время года для обогрева разжигал камин, в то время как его соотечественники мерзли, напялив на себя бесчисленное множество всяких одежд.

Подобно главному таможенному инспектору Пекина, или богатейшему господину Яну, [27] Цзинь Фо использовал в доме газовое освещение.

А в личной переписке друг и ученик философа Вана применял новейшей модели фонограф знаменитого Эдисона.

Таким образом, наш герой имел все, чтобы быть счастливым. Однако он им не был!

Но где же, черт побери, Сун? Несомненно, камердинер что-то натворил и, дрожа от страха, прячется в ожидании, когда хозяин возьмется за ножницы.

— Сун! — с нетерпением в голосе негромко произнес Цзинь Фо, войдя в вестибюль.