Треволнения одного китайца в Китае

Глава IX

— Итак, Грэйг, Фри, какие новости? — обратился достопочтенный Уильям Бидульф к двум агентам, которым приказал следить за новым клиентом компании.

— Сэр, — начал Грэйг, — мы не спускали с него глаз в течение всего вечера.

— Он вовсе не походил на человека, задумавшего самоубийство, — подхватил Фри.

— С наступлением сумерек господин Цзинь Фо направился к себе домой…

— К сожалению, за ворота усадьбы посторонние проникнуть не могут.

— А что было сегодня утром? — спросил Уильям Бидульф.

— Утром, — поторопился доложить Грэйг, — он…

— …чувствовал себя великолепно, — закончил Фри.

Два американца, двоюродные братья Грэйг и Фри, уже несколько лет работали в компании и составляли великолепную, слаженную команду. Они так походили друг на друга и столь одинаково мыслили, что временами казались сиамскими близнецами, которых искусный хирург успешно отделил друг от друга.

— Таким образом, — посуровел Уильям Бидульф, — вы не сумели проникнуть в дом?

— Нет, — сказал Грэйг.

— Пока нет, — подтвердил Фри.

— Разумеется, это будет трудно, — продолжил управляющий, — однако проникнуть туда необходимо. Во что бы то ни стало нужно сохранить и огромные проценты, и не потерять двести тысяч долларов. Вам предстоят два месяца напряженной работы, а может быть и больше, если клиент пожелает возобновить контракт.

— В доме работает человек… — сказал Грэйг.

— …который мог бы помочь… — продолжил Фри.

— …узнать, что происходит… — подхватил Грэйг.

— …там внутри! — закончил Фри.

— Так-так, — заинтересовался Уильям Бидульф. — Поработайте с ним. Вполне возможно, он, как и все китайцы, неравнодушен к деньгам. Купите его. Ваши труды, по обыкновению, оценятся по достоинству.

— Будет… — набрал побольше воздуха в легкие Грэйг.

— …сделано! — выдохнул Фри.

Скоро американцы познакомились с Суном. Тот, разумеется, мгновенно принял охотничью стойку, услышав соблазнительный звон золотых монет.

А Грэйга и Фри интересовали вполне безобидные вопросы:

— Изменил ли Цзинь Фо в последнее время что-либо в своем образе жизни?

— Нет, все по-старому, — успокоил их Сун, — если, конечно, не считать отношения к камердинеру. Ножницы давно лежат на полке, а трость покрылась пылью.

— Может быть, Цзинь Фо приобрел какое-либо смертоносное оружие?

— Нет, господин не любитель этих штучек.

— Что он ест?

— Обычные блюда, самые непритязательные.

— В котором часу поднимается по утрам?

— На рассвете, с петухами.

— А во сколько ложится спать?

— Как обычно вечером, с заходом солнца.

— Господин не производит впечатления озабоченного, уставшего от жизни человека?

— По складу характера он не оптимист. Хотя в последние дни, кажется, повеселел. Да, конечно! Как будто чего-то ждет… Впрочем, трудно сказать… чего?

— Может быть, в доме есть яд?

— По всей видимости, нет. Сегодня утром по приказу господина в реку выбросили какие-то маленькие белые шарики. Кажется, они испортились.

Итак, Сун не сообщил ничего такого, что могло бы встревожить управляющего страховой компании.

А Цзинь Фо действительно никогда не выглядел столь радостным и довольным. Но никто, за исключением Вана, не знал почему.

Как бы там ни было. Грэйг и Фри продолжали слежку за богатым клиентом, ведь он мог покуситься на собственную жизнь за пределами дома. В свою очередь верный Сун периодически докладывал любезным американцам об обстановке в усадьбе.

Было бы неверным утверждать, что Цзинь Фо стал больше дорожить жизнью, решив с ней расстаться. Просто он, как и рассчитывал, получил (по крайней мере в первые дни) то, что хотел, — эмоции, переживания. Цзинь Фо постоянно чувствовал нависшую над ним опасность. Когда смерть настигнет его — сегодня ли, завтра, утром, вечером? Несомненно, подобное ожидание привносило в бытие нашего героя особое напряжение.

Ван и Цзинь Фо виделись теперь редко. Философ либо чаще обычного выходил из дома, либо сидел, запершись в своей комнате. Цзинь Фо же не искал встреч с ним и даже толком не знал, как бывший тайпин проводит время. Может быть, готовит какую-либо хитроумную западню? Думает, как бы поискусней отправить человека на тот свет? Хорошо, хорошо! Как это интересно и необычно! Почему Цзинь Фо раньше так не жил?

Учитель и ученик, впрочем, ежедневно встречались за обеденным столом.

Разумеется, разговор между ними носил светский, отвлеченный характер — ведь никто не должен был знать, что напротив друг друга сидят будущие убийца и жертва. Ван казался озабоченным, отворачивал глаза. Он стал молчаливым и печальным; будучи большим чревоугодником, едва прикасался к еде и совсем не пил своего любимого шаосиньского вина.

А за Цзинь Фо наблюдать было одно удовольствие. Он поедал все блюда, проявляя необычный аппетит. Скорее всего, бывший тайпин предпочел яду какое-то другое смертоносное средство. Однако Цзинь Фо должен был все предусмотреть.

Ученик постарался максимально облегчить задачу своему учителю. Дверь в спальню Цзинь Фо оставалась открытой и днем и ночью. Философ мог войти сюда и нанести смертельный удар в любое время суток. Лишь бы в решающий момент у Вана не дрогнула рука.

Постепенно Цзинь Фо привык к мысли о витающей над ним смертельной опасности. Спал он крепко, и утром чувствовал себя в отличной форме. Дальше так продолжаться не могло.

Может быть, Ван не хотел идти на убийство в доме, где когда-то его так хорошо приняли? Цзинь Фо стал совершать длительные прогулки, забираясь в укромные места, допоздна оставаясь в самых мрачных кварталах Шанхая. Он медленно бродил по тесным и темным улочкам, где ежедневно случались ужасные преступления, общался с какими-то грязными и пьяными личностями, но живой и невредимый возвращался на рассвете домой, не замечая за собой неразлучных Грэйга и Фри, готовых броситься ему на помощь в любую минуту.

Если бы так продолжалось и дальше, скука неминуемо вновь овладела бы нашим героем. Временами он уже начал забывать, что за ним охотится смерть.

Однако двенадцатого мая Цзинь Фо почувствовал приятное покалывание в сердце. Тихо войдя в комнату философа, он застал последнего за необычным занятием: Ван затачивал огромный нож, периодически окуная его в какую-то жидкость. Не видя никого, бывший тайпин несколько раз взмахнул кинжалом, как бы имитируя удар. При этом глаза обычно невозмутимого мудреца налились кровью, а выражение лица стало устрашающим.

«Сегодня мне конец», — подумал Цзинь Фо и тихо и незаметно ушел в свою комнату, где и пробыл весь день… Однако философ туда так и не явился. Поздно ночью наш богач-бедняк заснул, а утром проснулся, как всегда, в добром здравии. Черт побери, это становится невыносимым! А прошло всего десять дней. Ван имеет в своем распоряжении еще два месяца!

«Вот лентяй, — про себя возмутился нетерпеливый ученик терпеливого учителя, — я дал ему слишком много времени! Шанхай явно расслабил моего мудреца!»

Скоро Цзинь Фо заметил, что Ван выглядит еще более озабоченным, ходит взад-вперед по имению, несколько раз заглянул в Павильон предков, где хранился роскошный гроб из Лючжоу. Не без интереса наш герой узнал от Суна, что философ попросил прислугу стереть пыль с упомянутого изделия и уложить внутрь одеяло.

— Господину там будет очень удобно, — добавил верный камердинер.

Этим замечанием Сун заслужил от хозяина дружеское похлопывание по плечу.

Минули тринадцатое, четырнадцатое, пятнадцатое мая. Ничего не произошло. Неужели Ван поступит как заурядный торговец, решивший вернуть долг только по истечении обусловленного срока, но никак не ранее? Однако тогда в этой затее нет никакой изюминки. Зачем переживать, если все заранее определено?

Но утром шестнадцатого мая обстановка, кажется, немного прояснилась. Прошедшая ночь была тяжелой, и Цзинь Фо встал с постели в дурном настроении: во сне владыка ада Янь-ван [40] предсказал ему долгую жизнь! Первым почувствовал на себе гнев хозяина Сун, принесший в спальню завтрак.