Зима на разломе

Стамбул даже самому отпетому меланхолику поднимет настроение не хуже хорошего минета. Но все же я никак не мог отделаться от чувства одиночества, остававшегося в душе, словно маленький кусочек нерастаявшего льда.

Не погулять денек по такой очаровательной столице было бы просто преступлением.

Я зашел в храм святой Софии, ныне переделанный в мечеть, поднялся на второй этаж и, присев на тяжелую дубовую скамью, принялся разглядывать фрески.

Снаружи София не производит впечатления. Захватившие город турки до сих пор отчасти копируют ее структуру в мечетях, вплоть до самых маленьких, но они превзошли своих невольных учителей и сочетают роскошь отделки с эффектной соразмерностью внешнего контура. Только почему-то ни в одной из мечетей, даже в сказочно великолепной Синей, не испытываешь такого странного чувства, когда заходишь внутрь и поднимаешь голову к высокому своду.

— Не знаем, на земле были или на небе, — сказали вернувшиеся из Царьграда шпионы, посланные князем Владимиром изучать соседние религии. Говоря об упадке и гибели Рима, мы забываем, что половина империи еще много веков благополучно правила этой частью мира. Ни орды диких славян, ни огромное войско Халифата не сумели справиться с людьми, которых первые называли греками, а вторые — ромеями (имя «Византия» придумали историки позднего времени). И даже блеск государства Сулеймана Великолепного, унаследовавшего Константинополь, не затмил славы Второго Рима.

Буквы, вырезанные на скамье, привлекли мое внимание. Я пригляделся. Это были младшие руны — память о варяжской гвардии императоров. Гордые викинги, отпетые волки морей, поступали на службу к базилевсам, но частенько срывались с места и уходили по привычке в пиратские набеги.

Что гнало норманнов от сытой дворцовой службы в рискованные вылазки на весельных ладьях-драккарах к берегам соседних стран или просто ближайших городов? Ледяная тоска по девушке, оставшейся страшно далеко отсюда, на холодном норвежском берегу? Или нежелание оставаться связанным чем бы то ни было, пусть даже любовью лучшей девушки на свете?

Луч солнца, окрашенный витражами, словно крыло бабочки, упал на истертый подошвами сорока поколений пол. Я выглянул в узкое окно. Тучи разошлись, зеленый берег азиатской части города виднелся за Босфором, а по пронзительно-синей глади пролива уходил на юг маленький белый парус.

Ты не мужчина! — мне б сказал

Сейчас варяг седой. —

Ты из-за бабы духом пал,

Колдуньи молодой.

Одно лекарство есть от чар:

Скорее к нам на борт!

Устроим завтра пир мечам:

Возьмем ромейский порт.

Дадим напиться остриям

Копья и топора,

И ты увидишь: боль твоя —

Лишь детская игра.

Красавиц много за стеной,

Бери хоть всех подряд,

А трюм заполним мы казной

Ромейского царя.

Волнам веслом разрубим лбы —

Лети, драккар, вперед!

За горизонтом голубым

Еще добыча ждет.

Когда же в свой фиорд родной

Придем, хвала Судьбе,

Любая девушка женой

Захочет стать тебе.

Наш конунг дом подарит ей,

Чтоб зимы зимовать,

А мы опять в простор морей

Умчимся воевать.

Жена пусть ждет тебя пока,

Глядит со скал в туман,

А ты умрешь с мечом в руках,

Как истинный норманн!

2. Контрабандист

Старый мулла, мерно покачиваясь, сидел на коврике и монотонным голосом читал Коран, одну суру за другой. Чтение посвящалось маленькому кусочку бумаги под стеклом — собственноручному письму автора книги, пророка Мухаммеда. С точки зрения мусульманина, все неисчислимые богатства дворца султанов, ныне главного стамбульского музея, не стоят этой полуистлевшей записки.

Но на мой взгляд, из сотен тысяч сокровищ, свезенных сюда со всего мира, всего дороже маленький томик стихов, написанный рукой Саади из Шираза. Пожалуй, никто из великих поэтов Востока не чувствовал столь тонко и бесстрашно самых важных для меня радостей: дальней дороги по неизведанным странам, ответного чувства со стороны любимой женщины, а главное — новизны и непостоянства жизни.

Мне было приятно узнать, что Сулейман Великолепный тоже ценил Саади. За его книжку он уплатил целое состояние. Видимо, сотни жен и наложниц в гареме не лишили его свежести восприятия.

Саади, впрочем, вообще везло с властями. Эмиры и ханы иногда пытались призвать его к сдержанности, но не смели поднять руку на поэта. Когда Тимур захватил Персию, он вызвал к себе Саади и сказал:

— Вот ты тут пишешь: «Когда ширазскую турчанку своей любимой изберу, за родинку ее отдам я и Самарканд и Бухару». Как ты смеешь за какую-то родинку отдавать два моих лучших города?

Поэт показал на свои лохмотья и грустно ответил:

— Видишь, великий хан, до чего меня довела моя расточительность?

…Побродив по Стамбулу, я отправился ночевать в аэропорт. Там есть специальный закуток, где желающие могут расстелить спальные мешки. Компанию мне составили молодой израильтянин и два араба из Иордании. Все они говорили по-русски: арабы учились в МГУ, а у еврея была жена из новых иммигрантов. Мы очень весело поболтали, но, когда я уходил, чтобы успеть у первому автобусу в Анкару, израильтянин сказал мне на прощание:

— Славные ребята. Хорошо бы мы с ними никогда больше не встретились.

— Почему?

— Потому, что в следующий раз нам, скорее всего, придется стрелять друг в друга.

— А если войны больше не будет?

— Как это? — рассмеялся он. — Когда-нибудь должна же быть!

В Анкаре я сразу пошел в израильское посольство. Дело в том, что весной этого года я получил израильское гражданство, но загранпаспорт у меня был только российский. Чтобы попасть в Израиль, я рассчитывал перебраться из Турции на греческий остров Родос, где останавливается паром Афины-Хайфа. Израильская виза дала бы мне возможность получить греческую — транзитную.

— Мы не выдадим вам визу, — сказала служащая посольства. — Как гражданин Израиля, вы можете въехать к нам без всякой визы. А как гражданин России, вы не можете получить визу без приглашения.

Делать было нечего, и я отправился путешествовать по Турции, рассчитывая придумать что-нибудь позже.

Несмотря на разбойничью репутацию среди европейцев, турки оказались вполне мирной и на редкость дружелюбной публикой. Стоило мне выйти на шоссе и поднять руку, как одна-две машины тормозили, чтобы меня подвезти. Жаль только, почти все говорили по-немецки и очень мало кто — по-английски.

Некоторые страны можно листать, как учебник истории. Турция буквально набита памятниками разных цивилизаций, от каменного века до эпохи Османской Империи.

Греки, римляне, арабы, крестоносцы — все почему-то строили здесь больше, чем у себя дома. Древние столицы хеттской, армянской и других великих держав укрыты среди холмистых степей и соленых озер. В бухтах изрезанных берегов юго-запада лежат Троя, Пергам, Фетие — словно огромный музей под синим открытым небом.

И природа тут не скучная. Заснеженные вулканы на востоке, причудливые горячие источники на западе, а лучше всего юг: к берегу спускаются величественные отроги хребта Тавр, покрытые роскошными лесами из сосен, пробкового дуба, а выше — пихты и ливанского кедра.

«Как будет здорово, когда сюда доберутся наши туристы, — наивно думал я. — Вот где можно и по горам полазить, и по древним городам погулять, и в лесах побродить».

С тех пор прошло три года, но почему-то миллионы моих соотечественников до сих пор ограничиваются барахолками Стамбула и пляжами Антальи.

Двигаясь по южному побережью, я методично обследовал порты и марины (яхтенные причалы), выясняя, не плывет ли кто-нибудь в Хайфу, Александрию или Порт-Саид.