По Алтаю

   Вот, наконец, миновали худые места, долина опять расширяется ровной площадью, напряженное внимание оставлено, и все заговорили веселее. Отсюда и вид на пройденное пространство Катуни делается шире, а раньше из-за бомов реки почти не было видно.

   Через три часа по выезде из аила Чекурака мы пришли к р. Казнакты, которая течет на дне довольно глубокого рва, и, спустившись к ней, решили остаться здесь до завтра, так как лошади были сильно утомлены бомами.

   В долине Казнакты несколько ближе к горам стоит небольшой аил,где живут мать и родственники уже знакомого нам Чекурака. Мать, уведомленная сыном, скоро пришла к нам, и с ней мы начали с церемонии обмена трубками.

   Переночевав на Казнакты, мы вышли дальше по левому берегу Катуни, рассчитывая к вечеру притти в д. Котанду. Часа два тропа идет крутым откосом, усыпанным камнями, кое-где пересекаемым маленькими горными ручьями. Травянистый покров также плох, и только у ручьев -- высокая сочная зелень. Узкая тропа то взбирается наверх, то спускается крутыми извилинами, но все время остается в стороне от Катуни, пока не выводит в более широкую и низменную долину близ устья правого притока Катуни -- Ак-кема. Почти против устья последнего с нашей стороны впадает Тургунду, небольшая шумливая горная речка.

   На невысоком берегу уже опять спокойной Катуни нас встретила группа верховых алтайцев, прося остановиться. Оказалось, что они тоже уведомлены Чекураком и выехали на тропу из своего аила, стоявшего в стороне, чтобы проводить, нас, и привезли с собой араки. Кстати замечу, что кодекс вежливости не позволяет алтайцу приветствовать гостя с лошади, а он всегда оставляет седло и ждет, пока к нему подъедут и только при случайной встрече бросает путнику короткое "езень!" (здравствуй!) прямо с седла.

   Остановились, покормили лошадей, побеседовали с алтайцами и часу в третьем двинулись дальше. Тропа идет вдоль берега Катуни под крутыми лесистыми склонами гор, и все время очень удобна. В 5 часов мы были около таможни, небольшой избы с оградой, построенной почти у самого берега Катуни. За таможней горы слишком надвигаются на Катунь, и поэтому тропа уходит в сторону и ведет на высокую террасу, поросшую прекрасным лесом листвениц. У брода через небольшую речку приютился совсем молодой русский поселок из трех-четырех избушек. Около маленьких изб валялись щепы, в стороне -- еще непокрытый погреб; вообще по всему видно, что тут поселились недавние пришельцы. По двору промелькнула и баба с заткнутым подолом, но почему-то обитательница этого передового русского аванпоста поспешила скрыться, и мы ее не дозвались.

   Лес из крупных листвениц местами сильно редеет, давая место прекрасным лугам, на которых работают косами русские бабы совместно с калмыками -- наемными рабочими. В одном месте с высокой поляны открылся широкий вид на Катунские белки, и между ними на юге высилась снежная группа Белухи, отчасти закутанная облаками. Дальше лес опять сгустился, начался постепенный спуск к Котандинской степи, и вид на белки пропал. Эта чудная картина, мелькнувшая издалека с быстротой мечты, скоро должна была сделаться близкой реальностью. В 7 часов мы выезжали из леса на обширную долину, которая раскинулась верст на десять в ширину, благодаря отступившим на север горам. Ее прерывали разветвленные арыки, питаемые р. Нижней Котандой, а впереди налево, ближе к Катуни, расположилось довольно большое селение Котанда.

   Перед сумерками мы въезжали в деревню, по которой лихо гарцевали возвращающиеся с поля мужики и бабы, а колесо, казалось единственное на всю деревню, в пренебрежении валялось под огородом...

* * *

   Котанда -- небольшое село, расположенное в двух верстах от Катуни, между ее притоками, Верхней и Нижней Котандой, в совершенно плоской местности, на высоте 1 090 м. Полсотни домов вытянулись в две улицы по направлению к Катуни, оставляя небольшую площадку с церковью [1895 г.]. Население состояло преимущественно из старообрядцев и крещеных калмыков, хотя есть и "церковные" [православные]. Крестьяне жили довольно зажиточно; имели 20--40 и более лошадей на каждый двор и достаточное количество рогатого скота. Хлебопашество в хорошем состоянии, но только благодаря искусственному орошению арыками (поливные канавы); многие имели пасеки, и, наконец, некоторые разводили маралов в больших огороженных "садах", т. е. садках, ведя прибыльную торговлю маральими рогами. Такие же сады имелись и в соседнем Уймоне. Марал -- очень красивое животное с среднюю лошадь величиной; к большому сожалению, и здесь рога были уже спилены у всех самцов. Операция консервирования рогов, снятых еще тогда, когда они наполнены кровью, состоит в том, что сначала их держат над горячим паром и потом сушат. Последние годы цена на сушеные рога упала до 5 р. 50 к. за фунт, и тем не менее занятие это довольно выгодно²⁴.

   Маралы легко приручаются и размножаются в неволе, хотя иногда убегают, несмотря на высокую изгородь. Весьма интересное наблюдение сделано крестьянами относительно стремления "зверей" к свободе: маралы, пойманные и прирученные, убежав летом в горы, к зиме нередко возвращаются; а родившиеся в неволе, однажды убежав, уже больше обыкновенно не возвращаются, хотя a priori можно было бы ожидать обратного.

   Достаточность давала возможность крестьянам нанимать рабочих на покос и жатву, в качестве которых охотно являлись калмыки соседних аилов. За жатву платили 3--5 руб. с десятины. Сами крестьяне, наняв рабочих, в уборке хлеба участвуют мало, заботясь лишь о том, чтобы во-время накормить и напоить рабочих²⁵.

   Осенью, когда работы покончены, многие из крестьян вьючат несколько лошадей и уходят в горы на промысел за рыбой, орехами или зверями, удаляясь от своей деревни за 200 верст и более. Отсюда понятно, что жители алтайских деревень прекрасно знают географию Алтая и легко ориентируются в горах часто без всякой тропы. Одному из проводников, которые пошли со мною из Котанды, я однажды показал карту, которых он раньше вообще не видал, и, объяснив, что это план Катунских белков, указал одну известную реку; тогда проводник, внимательно рассмотрев карту, верно назвал мне все главные реки и нашел даже одну ошибку в карте, которая действительно подтвердилась впоследствии. Вообще крестьяне горных деревень производят приятное впечатление смелостью, уверенностью в своих силах, знанием окружающей местности и довольно широким кругозором; эти достойные качества воспитались суровостью и привольем горной страны²⁶.

   В Котанде был постоянный священник, но так как большая часть жителей старообрядцы, то положение его было довольно изолированно от населения и вообще, кажется, не из блестящих. Явного антагонизма между "мирянами" и староверами не заметно, но все-таки они держатся особняком, и, например, старовер не будет есть из одной чашки с церковным; да и вообще этот сепаратизм более традиционный и наследственный, чем по убеждению, и поддерживается в мелких привычках и обычаях.

   За деревней, ближе к Катуни, тянется широкая луговина, покатая к реке; кое-где раскиданы группы листвениц, особенно по берегам Верхней и Нижней Котанды, а близ берега Катуни перелесок погуще. Дальше видна долина Катуни, а за ней северные склоны Катунских белков. Прямо против деревни в сплошной цепи синих гор ясно обозначается крутая вырезка, в глубине которой виден снежный Ермак. Это -- долина Нижнего Курагана, по которой начинается тропа к одному из перевалов через Катунские белки.

   Поговорив с проводниками, которыми здесь могут служить крестьяне-охотники, действительно хорошо знающие горные тропы, я заказал им приготовить лошадей для перевала через Катунские белки, а сам отправился на север в Онгудай, рассчитывая найти там письма и по пути ознакомиться с Теректинскими белками.