Краков

И все же главным сокровищем парадных залов королевского дворца остаются аррасы – огромная коллекция гобеленов, получивших свое название по имени французского городка Аррас, славившегося в XIV-XV веках производством гобеленов (термин этот был принят не только в Польше, но и во всей Европе до второй половины XVII века). Судьба не раз была сурова к аррасам. Во время войны со Швецией перед вступлением шведских войск в Краков аррасы были спешно вывезены и укрыты в горах Спиша. Когда Ян Казимир для пополнения королевской казны хотел часть из них заложить в Гданьске, сейм постановил выкупить их и с тех пор давал их королю во временное пользование, взаймы, и то лишь в исключительно торжественных случаях. Во время раздела Польши они были спрятаны в Варшаве, однако место укрытия было обнаружено, и в 1795 году их отправили в Петербург. После Октябрьской революции Советская Россия вернула Вавелю его сокровища, но во время гитлеровской оккупации аррасам вновь пришлось покинуть Вавель, чтобы переправиться в Канаду. Оттуда, после многолетних требований польского правительства, в 1961 году они наконец вернулись в вавельский замок и теперь снова, как и встарь, украшают стены его залов.

Первым заинтересовался аррасами Зигмунт Старый его спальню в вавельском замке украшает дивной красоты бургундский аррас XV века, изображающий рыцарей с лебедем.

Марцин Кобер. Портрет королевы Анны Ягеллонки. После 1586 г. Собрание Вавельского музея

Неизвестный польский художник. Портрет Станислава Тенчинского. До 1634 г. Собрание Вавельского музея

Однако знаменитая коллекция аррасов – когда-то это было колоссальное собрание из трехсот пятидесяти шести гобеленов! – была создана сыном Зигмунта Старого, любителем искусств и меценатом Зигмунтом Августом. Эта коллекция уникальна; как никакая другая в мире, она была именно не собрана, а создана по единому заказу, единым центром ткачества, для единого по замыслу ансамбля интерьеров и, естественно, относится к одной эпохе! Коллекция создавалась под бдительным оком королевских поверенных, самолично следивших за работой ткачей в лучших мастерских Фландрии, владельцами которых были такие знаменитые на всю Европу мастера, как Ян Кампенер, Питер ван Эльст, Ян ван Тиген, Виллем Паннемакер. Картины для серии гобеленов на библейские темы – «История рая», «Деяния Моисея», «Потоп», «Вавилонская башня» – были созданы наиболее известным тогда художником, работавшим над созданием гобеленов, Мишелем Коксьеном, прозванным «фламандским Рафаэлем». Прочие аррасы – с пейзажами, с изображениями экзотических зверей и изящных арабесок – были выполнены по картинам другого крупного художника того времени, Виллема Тонса. Кроме того, был создан цикл аррасов с гербом и инициалами короля. Искусная композиция, изящество рисунка, тончайшие нюансы колорита – все это ставит вавельские аррасы в один ряд с выдающимися произведениями искусства Ренессанса. С годами коллекция аррасов Зигмунта Августа все же постепенно уменьшалась. Ныне главные серии на библейские темы представлены ста тридцатью аррасами, но и это число превышает даже такие богатые собрания, как коллекция аррасов Мадрида и Вены. Кроме того, последние состоят из различных серий, многие из которых оказались в этих собраниях совершенно случайно. Вавельские же аррасы составляют единый ансамбль, созданный специально для определенного интерьера. Их формы и размеры точно соответствуют формам и размерам стен отдельных комнат и залов вавельского замка, для которых они предназначались.

Эпоха барокко переступила порог королевского замка вместе с династией Вазов. Появление этого стиля в замке приписывается главному архитектору Зигмунта III – Джованни Тревано, который после пожара 1595 года переделал ряд комнат «в новом вкусе». Тревано сделал барочные обрамления окон, порталы из коричневого мрамора, украсил полы мраморной мозаикой, а потолки расписными плафонами и лепниной. Особенно хороша здесь мебель работы флорентийских и гданьских мастеров: украшенные резными орнаментами барочные кресла, стулья, шкафы. В королевском кабинете – стол, накрытый ковром (точь-в-точь как на Еавельских портретах так называемой польской школы XVII века), книги, глобус, старинные часы, а все стены увешаны голландскими картинами в характерных черных рамах. Зигмунт III недолюбливал Вавель и не стремился к дальнейшему его украшению.

Последним королем, кого еще живо трогала забота о замке, был Ян III Собесский, немало сделавший для укрепления и сохранения исторической королевской резиденции. Именем Яна Собесского названа одна из угловых башен замка. В залах прилегающего к ней крыла замка ныне разместилась экспозиция «Восток в собраниях Вавеля». Основа коллекции была положена победой Яна Собесского над Турцией под Веной в 1683 году. Об этом напоминают выставленные здесь боевые знамена, бунчуки, ковры, оружие (среди прочего – сабля великого визиря Кара Мустафы),, ковры, шатры турецкой и персидской работы. Постепенно коллекция разрасталась, и сегодня Вавель является обладателем самого большого в Польше и одного из самых обширных в Европе собраний превосходных турецких шатров.

Еще только раз королевский зодчий перестраивал зал королевского замка по королевскому заказу: в XVIII веке Станислав Август Понятовский приказал своему придворному архитектору Доменико Мерлини переделать один из залов. Так возник Серебряный зал с типичным для классицизма рядом колонн. На этом эпоха королей-меценатов, королей-строителей заканчивается.

Сегодняшний Вавель, бывший когда-то «государством в государстве», стал «государством» ученых и туристов. Бесценные сокровища Вавеля, щедрые напластования разных эпох делают этот замок-крепость уникальным музеем, в котором история и искусство Польши, формировавшиеся на стыке двух культур – Востока и Запада, – предстают в непрерывной последовательности. Но Вавель сегодня – это не только музейные труды и туристические будни. Есть у Вавеля и свои праздники. Когда в Сенаторском зале раз в месяц даются торжественные концерты старинной музыки из цикла «Вавельские вечера». Когда в «Дни Кракова» во внутреннем дворике замка устраиваются спектакли. Когда в ночь на Ивана Купала у подножия замка по течению Вислы, по древнему славянскому обычаю, плывут девичьи венки и украшенные разноцветными огнями лодки, а из ноздрей бронзового дракона (работы Бронислава Хромы) вырываются клубы дыма и пламени – чудо пиротехники XX века, напоминающее о чудесах далеких веков. И каждый побывавший на Вавеле, узнав его историю, будни и праздники, уносит с собой немеркнущее воспоминание о нем.

У стен Старого Города

В сегодняшнем Кракове понятие «Старый Город» включает не только ядро средневековой столицы Польши, ограниченное городскими стенами, вернее, Плантами. К Старому Городу сегодня следует отнести и Страдом и Казимеж, которые когда-то были самостоятельными городками.

Страдом возник как посад ремесленников еще во второй половине XIV века. Главная улица этой части нынешнего города, как и давнишнего посада, – Страдомская – является продолжением Гродской улицы, то есть возникла также на месте древнего торгового центра. Некогда Висла, огибающая ныне Вавельский холм, разделялась здесь на три рукава (два были со временем засыпаны). Страдомский мост через один из них как раз и соединял два средневековых города, или, как мы выразились бы сегодня, столицу Краков и город-спутник Казимеж.

Нынешняя застройка Страдома относится преимущественно к XVIII-XIX векам, на что имеются особые причины. К концу XVIII века одновременно с обнищанием города происходит обратный процесс – обогащение духовенства, особенно монастырей. Надо сказать, что город вообще время от времени переживал этапы истинного нашествия монахов самых разнообразных орденов- в конце XVII века Краков даже называли «Северным Римом». К концу следующего столетия в Кракове было уже шестьдесят четыре костела, преимущественно при монастырях, в руках которых в это время сосредоточилась почти треть городских владений. Вся земельная собственность духовенства и шляхты была освобождена от действия системы городского права и от городских налогов. А таких владений в XVIII веке было уже около двадцати, в том числе Страдом, Клепаж и Звежинец, что, разумеется, чрезвычайно сильно отражалось на доходах города. Надо ли удивляться, что горожане усиленно сопротивлялись увеличению числа монастырей – но тщетно. Во второй половине XVIII века строительство жилых домов почти прекратилось, а в городских реестрах домов все чаще стала попадаться краткая, но красноречивая фраза: «Дом пуст».