Люди и атоллы

Несколько воспрянув духом, я вернулся в город. Пока в него можно попасть только на пароме, но уже заканчивается строительство моста, который заменит неудобную переправу. Поблизости находится любопытный бар, расположенный в известковом гроте. Я уверен, что хотя бы часть наших замечательных моряков посетила его и, так же как и я, отведала фирменный коктейль под названием «Пещерный сок».

Этот напиток навел меня на блестящую мысль, что прошлое должно быть «законсервировано» в музее. Небольшая прогулка привела меня к зданию, в котором я без труда узнал знаменитый палауский абаи («общинный дом»). Разумеется, это реконструкция, но она была сделана по лучшим образцам древнего строительного искусства. Самая интересная деталь постройки — высокий шипец крыши, состоящий из положенных горизонтально досок, на которых изображены какие-то сцены, скорее всего из жизни древних островитян.

Профессиональным взглядом свежеиспеченного специалиста по деревянным постройкам на Япе я сравнивал абаи на Палау с уже знакомым мне фалу. Сходство большое, особенно в способе связки балок и обшивки крыши. Основное различие состояло в том, что абаи строится не на каменном фундаменте, а на толстых бревнах. Специфика здешней постройки — доски с пиктограммами, которых не встретишь на остальных островах Микронезии.

Я решил узнать об этом поточнее в Музее островов Палау, расположенном возле абаи. Снова представившись земляком Кубари, я встретил большой интерес и доброжелательство со стороны директора музея, изящной мисс Мэри Косолеи, которая уделила мне много времени и лично показала всю экспозицию. Снова предметы домашнего обихода, украшения, фотографии — и почти ничего о Кубари. Я упрекнул директора в этом пробеле. Далее она обратила мое внимание на разукрашенные «памятные доски». Пространная лекция мисс Мэри Косолеи полностью прояснила обстановку. Оказывается, с незапамятных времен местные жители увековечивали на этих досках важнейшие события в жизни островов Палау, а также старинные легенды и мифы. Таким образом, безымянные художники создавали нечто вроде исторической хроники для последующих поколений. Мисс Косолеи объяснила содержание большого числа старых «памятных досок», хранящихся в музее, а новые я прочитал сам. Так, из одной я узнал о бомбардировке островов американскими самолетами, из другой — о строительстве прекрасного моста, который впервые соединил самый большой остров Микронезии Бабелтуап с Корором. Но я никак не мог понять смысла рисунка на одной из досок, так как он изображал крокодила на операционном столе!

— Вам необходимо запомнить, — объяснила мне директор Музея островов Палау, — что во всей Микронезии лишь здесь, у нас, водятся крокодилы, и даже целых два вида. Один эндемичный или завезенный в древнейшие времена, другой — так называемый новогвинейский, попавший сюда во время японского владычества. Крокодилы время от времени нападают на местных рыбаков. Их у нас называют «иус эр а Белау». В 1965 г. как раз такой иус напал на рыбака, ночью ловившего рыбу в лагуне.

— Ночью?! — удивился я.

— Конечно. Местные рыбаки ночью, на мелководье, с копьем «охотятся» на рыб, — сказала мисс Мэри Косолеи. — На следующий день, — продолжала директор, — на коралловом песке пляжа обнаружили тело несчастного рыбака с оторванной рукой. Началась охота на крокодила-убийцу. Для этого соорудили клетку с приманкой — точно такую, какую вы видите на доске.

Действительно, здесь была изображена ярко раскрашенная бамбуковая клетка, а в ней словно живая сидела собака. У крокодила пасть была раскрыта.

— Когда клетку доставили на Корор, встал вопрос о подтверждении виновности, — продолжала комментировать события и рисунок директор. — Думали-думали и решили… сделать рентген пойманному крокодилу, чтобы Остановить, виновен он в смерти рыбака или нет.

— Наверное, это был первый крокодил в мире, которому в больнице с почестями делали рентген, — сказал я.

— Вероятно. Но мысль оказалась правильной. Было точно установлено, что в желудке животного находится человеческая рука, значит, поймали действительно крокодила-убийцу.

— Надеюсь, он не предстал перед судом? — пошутил я.

— Нет, до этого дело не дошло, — рассмеялась мисс Мэри, — но и без того была страшная суматоха: выдвинули предложение не убивать крокодила, а продать где-нибудь на континенте в цирк, деньги от продажи, несколько тысяч долларов, передать семье погибшего рыбака.

— Пожалуй, в этом есть смысл, — согласился я.

— Но прежде чем его продали, кто-то дал крокодилу ночью отраву и погубил животное, — продолжала директор.

— Месть членов семьи?

— Скорее всего. Но крокодил-убийца все-таки покинул наши острова, так как его отправили в Институт Смита, где он оказался под стеклянным колпаком.

Я наклонился над доской, и, хотя она оказалась довольно длинной, окончание истории иус эр а Белау на ней не было отражено. Последняя пиктограмма изображала операционный стол, на котором лежал крокодил, лампу и двух склонившихся над ним врачей.

Насладившись памятными досками, я бесцеремонно продолжал пользоваться добротой мисс Мэри. Благодаря ей я осмотрел богатую коллекцию фотографий того периода, когда островами Палау владели японцы. Без колебаний заявляю, что, судя по фотографиям, остров Корор выглядел благополучнее, чем сейчас. Здесь ходили автобусы, а улицы содержались в чистоте. Были построены большая радиомачта и рыбацкий порт. Уютные Дома, обсаженные деревьями улицы — все говорило в пользу прежней столицы Микронезии. Другие снимки показывали действующую шахту фосфатов на острове Ангуар (в южной части архипелага), а также консервную фабрику по обработке ананасов и ферму, где Искусственно выращивали жемчуг.

— Сейчас от ананасов не осталось и следа, рыболовство не идет ни в какое сравнение с тем, что было, фосфатов тоже не добывают, — услышал я от мисс Мэри. Теперь деньги поступают от администрации и… туристов. Экономическая активность ничтожна, но мы живем в достатке.

И здесь положение, типичное для всей Микронезии. Хорошо развитое здравоохранение, система образования, но ни сельское хозяйство, ни рыболовство не имеют никаких шансов на развитие.

Когда я прощался с директором музея, она неожиданно сразила меня таким вопросом:

— А вы знаете, что в настоящее время у нас на острове есть несколько человек, которых зовут Кубари?

Я был настолько поражен, что замолчал и стал ждать дальнейших разъяснений.

— Да, да, фамилия Кубари употребляется у нас в качестве… женского имени. Надо сказать, что у нас на островах вообще встречается много удивительных имен. Попадаются и мужчины и женщины с именами: «Случай», «Радио», «Папироса». Иногда эти странные имена состоят из словосочетаний, например «Может Быть», «Люби Меня», или наречия «Осторожно». Чаще всего это английские слова. А теперь мне пора идти. До свидания, мистер, благодарю за посещение нашего музея.

Симпатичная директор музея исчезла в конторе, а я, направляясь к выходу, начал составлять разные комбинации имен по-польски типа «Чайник Ковальски», «Поцелуй Меня, Малиновски», или, наконец, «Жаба проклятая (двойное имя) Зеленьска».

Кубари на Палау

Почти 100 лет спустя после Уилсона на острова Палау прибыл одинокий поляк, состоящий на службе у немцев. Об этом событии выдающийся немецкий этнограф Августин Кремер в своей обширной монографий, касающейся этих островов, писал: «Это был 1871 г., год приезда Кубари в Микронезию, который стал вехой в истории острова».

Действительно, как утверждают биографы Кубари, на Палау приходится «самый светлый период деятельности Кубари». На этих островах Яном Кубари написаны его самые выдающиеся работы, здесь он собрал обширный научный материал и больше всего экспонатов для своих работодателей, наконец, тут во время очередного пребывания на острове (в июле 1883 г.) родилась его дочь Изабелла. Немаловажное значение имеет 0 тот факт, что именно на островах Палау, как мы уже писали, Кубари был возведен в ранг рупака — «правителя острова», или «великого вождя».