Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Много раз топтали эту землю завоеватели. Но об этом забываешь, когда видишь уютные фермы Брабанта, его мирные поля, его рощи и яблоневые сады.

Певец Брабанта

Поэт Морис Карэм, обращаясь к родному краю, говорит:

Любя тебя, я рощей становлюсь,

Одной из тех, что на ветру звенят.

Вовек не одинок, — ведь я с тобой шепчусь

И только тем богат, что слышу от тебя.

Карэму семьдесят лет. Широкие плечи фермера, открытое лицо, смуглое от стойкого загара… Он пережил много литературных школ и течений, часто заумных, враждебных разуму. Они отшумели и исчезли, Карэм словно и не заметил их. Он прислушивается к своему Брабанту — к его деревьям и цветам, к его ручьям, к его песням.

Дом Карэма — с виду сельский. Приветливый, выкрашенный в белое, с мезонином, где поэт устроил себе кабинет. На стенах лубочные картинки — Спящая Красавица, Война мышей и лягушек.

Показывая их, он говорит с мягкой улыбкой:

— Мое детство.

Он развертывает на столе Гусиную игру. Надо бросить кость, передвинуть птицу, вырезанную из картона.

— Храбрый гусь отправился путешествовать. Видите, тут его ждет лиса, там повар с ножом!

И это частица детства, но особенно важная.

— Ты помнишь, Каприн? — Он зовет в свидетели свою жену. — Господин педагог забавляется, а?

Полвека назад сельский учитель Карэм обещал шутя своей невесте Каприн, что он напишет поэму про Гусиную игру, — сколько приключений у гуся, столько и глав. Так начался Карэм-поэт. Тоненькая книжка в серой невзрачной обложке привела многих в недоумение. Подобает ли учителю сочинять вирши, да еще на столь легкомысленную тему? Добро бы еще что-нибудь божественное…

Стихи перекликались с шуточными народными песнями. Ученикам Карэма книжка понравилась.

Каждое лето Морис Карэм странствует по Брабанту. В рюкзаке — бутерброды, тетрадка, три дождевых плаща, из них легко сделать палатку для ночлега в лесу. До чего здорово проснуться от стука дятла! Ходить надо, понятно, по проселкам, по тропам. Шоссейные дороги невозможны, — фу, пропасть, сколько развелось машин! Пешеход нынче редкость.

— Меня задержали один раз. Помнишь, Каприн? Тот полицейский был уверен, что поймал беглого убийцу.

Каприн там не было, но все равно — она его память, его помощница во всем.

Домой он возвращается с ворохом записей. Крупинки народного творчества, бытовые сценки, наблюдения над природой… И с новыми силами за письменный стол.

Весна Брабанта — «и зимой в сердце». Поэт умеет смотреть «из тысяч окон его селений».

Нежно любят Карэма дети. Я живо представляю поэта в его саду, в кольце ребят. Он волшебник. Ласточки у него учатся арифметике, считая капельки росы на паутинке. Три отчаянных мышонка сели в игрушечный автомобиль и ну гоняться в нем по городу! А вот бутылочка чернил — такая обычная на первый взгляд! Откройте ее — и из нее выйдут король и королева, раб с цепью на шее, выплывет пароход и пойдет бродить по морям, — надо только выманить все это пером!

Когда Карэма называют детским поэтом, он весело возмущается. Он никогда не писал специально для них. Да, его стихи издают для детей часто. Так уж получилось. И он притворно удивляется — не пойму, дескать, отчего!

Поэзия Карэма неотделима от бельгийской сказки, легенды. Вон при свете луны, за деревьями, несется громадный белый конь! Появляется он очень редко, увидеть его — большая удача. Ведь это конь Баяр, носивший на себе витязя Роланда.

Могучий Роланд — герой французского эпоса. Сказы о нем сложены в средние века. Отлично служил рыцарю Баяр. Наделенный необыкновенным для животного умом, он мог даже говорить. Во многих легендах Баяр действует самостоятельно. Дело в том, что алчные, завистливые короли и вельможи наперебой старались заполучить его себе. Не раз Баяр попадал в плен, ломал загородки и убегал, заслышав рог хозяина.

В конюшне графа Брабантского Баяр смирился. Он полюбил детей графа. И когда замок осадили враги, Баяр посадил себе на спину четырех мальчуганов, перемахнул через стену, а затем через реку Маас.

По легендам можно проследить маршрут чудо-коня.

Карэму часто показывали ложбинки, впадины необычного вида, словно вырытые копытом.

Фантазия фламандцев и валлонов населила Брабант великанами. Один из них — обжора Гаргантюа. Говорят, исполин съедает зараз целого быка, а запивает водой Мааса — входит в реку и черпает своими огромными горстями. Однажды, по рассеянности, проглотил лодку с людьми…

Еще в шестнадцатом столетии легенда вдохновила французского писателя — вольнодумца Рабле. Его Гаргантюа — добродушный жизнелюбец, шутник, враг церковников и педантов. Он уносит из Парижа соборные колокола, чтобы повесить на шею своей кобыле. С мечтой о доброй силе, перевоспитывающей мир, писал Рабле свой всемирно известный роман «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Карэм по-своему развивает идеи великих гуманистов прошлого. В его стихах-сказках силен по-настоящему тот, кто и других наделяет силой.

Трогательный, бедный, босой король, придуманный Карэмом, обладает одним чудесным даром — каждый, к кому он прикасается, сам становится королем.

Очень часто поэт вводит читателя в свой дом. «Белый дом» — так называется одна из книг Карэма. Он зовет отца, мать, сестру — пусть войдут, чтобы освятить жилище своей добротой. Пусть мать сделает, по обычаю, ножом на хлебе знак креста для защиты от невзгод…

Поэт слышит, как в белом доме, в ранний утренний час, в тишине, бьется сердце матери. «Я был в тебе дрожащей, прозрачной капелькой», — говорит он. Теперь он благодарит мать за то, что она дала ему столько деревьев, птиц, звезд, «столько слов для песни, столько сердец для дружбы, столько девушек, слушающих певца, столько мужских рук — для пожатия».

В свой дом поэт зовет всех, со всех концов света: «Идите все ко мне, и ненависть умрет».

Хозяйка в этом солнечном доме — Каприн, большая любовь поэта. «Ты для меня мир, в котором я не нахожу границ», — говорит ей поэт. Он расстилает перед любимой скатерть полей, предлагает кусочек холма в цветах, чашу озера с водой, которая для любимой станет вином.

Сколько доброты, нежности в этом седом человеке с крупным крестьянским лицом, с большими крепкими руками неутомимого работника!

Он долго не отпускает гостя.

— Каприн, где письмо? Мне сообщил издатель…

В голубых глазах — искорка удивления. Нет, он и прежде не жаловался на отсутствие читателей, но такого взлета популярности, как теперь, он не ожидал.

— У вас тоже читают меня. Вы знаете, да? Один русский мальчик прислал мне свои рисунки.

Секрет успеха Карэма в том, что он сумел вместить в стены своего дома, в свой мир очень-очень много.

Он видит: еще не умерла ненависть, еще бродят по странам, по городам и селениям беды. «В доме бедняка все продано — старый шкаф, собака, даже конура и цепь, только горе никто не хотел купить». От всей души поэт требует для человека счастья, велит ему быть королем жизни, торжествовать над неправдой.

Отец бельгийских городов

Теперь на север, во Фландрию…

Есть города, возникающие перед путником, как видение былого, как сказка. Таков Суздаль, вдруг блеснувший мне своими несчетными маковками за волной колхозной нивы. Таков и Брюгге на плоской фламандской равнине.

Я вышел из автобуса у набережной Зеркал. Стенки канала почти сливаются с суровыми серыми зданиями — они словно вырастают из воды. Град будто затоплен: торчат лишь верхушки его, высокие ступенчатые фронтоны с датами из обрубков железа. Тысяча пятьсот… Тысяча шестьсот… Из ниши смотрит богоматерь, одетая в шелк, в кружева. Чьи-то руки смастерили платьице совсем недавно, оно до странности новенькое среди камней прошлого.