Зеленый луч

— Она, брат Сэм, молоденький розан, выросший немного быстро, и которому поэтому необходимо…

— …дать подпорку, так ведь, брат Сиб? И лучшей подпоркой…

— …будет, без сомнения, муж, так как, брат Сиб, в этом случае розан и подпорка пустят корни в одном и том же грунте.

Чрезвычайно довольные этим сравнением, вычитанным в книге «Прекрасный садовник», они весело улыбнулись друг другу, после чего брат Сиб вынул из кармана табакерку и, раскрыв ее, деликатно погрузил в нее два пальца; затем передал табакерку брату, и тот, тоже взяв щепотку, положил табакерку в карман.

— Итак, брат Сэм, мы пришли к соглашению.

— Как и всегда, брат Сиб.

— Даже относительно выбора попечителя [1] для нашей дочки.

— Конечно. Кто же может быть более симпатичным, более соответствующим ее вкусу, как не этот молодой ученый, получивший ученую степень в Оксфордском и Эдинбургском университетах? Этот физик, равный Тиндалю…

— …этот химик, подобный Фарадею, этот человек, проникший в тайну происхождения всего существующего в нашем бренном мире…

— …и который, брат Сиб, не задумывается над ответом на какой бы то ни было предложенный ему вопрос.

— Да, кто может быть лучше этого потомка древней фамилии и обладателя солидного состояния?

— Я уж не говорю об его привлекательной внешности, очень приятной, по моему мнению, несмотря на алюминиевые очки, которые он носит.

Мы вполне уверены, что даже в том случае, если бы очки этого героя были из стали, или из никеля, или золотые, братья Мельвиль не сочли бы это за недостаток. Но был ли в действительности по вкусу мисс Кампбель этот молодой ученый, получивший ученую степень в двух университетах? Если мисс Кампбель имела сходство с Дианой Верной, то ведь эта героиня, как известно, не питала к своему ученому кузену Рашлею ничего, кроме дружбы, и в последней главе романа замуж за него не вышла. Но, впрочем, что же из этого? Подобное обстоятельство не могло обеспокоить серьезно братьев Мельвиль: как двое старых холостяков, они не могли быть опытны в сердечных делах.

— Молодые люди уже виделись не раз, продолжал брат Сиб, — и наш ученый друг, по-видимому, не остался равнодушен к красоте Елены.

— Еще бы, брат Сэм. Если бы божественному Оссиану пришлось воспевать ее красоту и ее добродетели, то он назвал бы ее Монной, то есть «всеми любимой».

— Да, если б он только не назвал ее Фионой, что, как ты знаешь, по-гаэльски значит «несравненная красавица».

— Не нашу ли Елену создало его воображение, когда он сказал: «Она покидает убежище, в котором вздыхала украдкой, и является во всей своей красе, как из-за туч луна…» — начал брат Сэм.

— «…и блеск ее красоты, окружает ее как сияние, — продолжал брат Сиб, — и шум ее легких шагов раздается в ушах, как нежная мелодия».

К счастью, поэтическое настроение братьев было нарушено другими мыслями, которые сбросили их с несколько туманного неба кельтского барда на землю и возвратили к прозаической действительности.

— Без сомнения, — сказал один из них, — если Елена нравится нашему молодому ученому, то он в свою очередь не замедлит ей тоже понравиться…

— И если она, брат Сэм, и не выказала нашему ученому другу до сих пор того внимания, которого он заслуживает, то прекрасные качества, которыми так щедро наградила его природа…

— …не замедлят произвести на нее глубокое впечатление; этого не случилось до сих пор, брат Сэм, только потому, без сомнения, что мы не сказали ей, что ей пришло время думать о замужестве.

— Да, конечно, брат Сиб, и в тот день, когда мы дадим ее мыслям желанное направление, предположив, что у нее нет предубеждения против замужества…

— …она не замедлит согласиться, брат Сэм, как прекрасный Бенедикт, который после долгого сопротивления…

— …закончил развязку комедии «Много шума из ничего» тем, что женился на Беатриче.

Вот каковы были братья Сэм и Сиб Мельвили, и результат задуманной ими комбинации казался им столь же естественным, как развязка комедии Шекспира.

Придя к этому заключению, братья, движимые чувством радостного удовлетворения, поднялись со своих мест и начали, потирая руки, тонко улыбаться друг другу. Вопрос о замужестве Елены стал делом решенным. Какое могло явиться в этом случае непредвиденное затруднение? Молодой ученый сделает предложение, Елена ответит на него согласием, и когда формальности эти будут соблюдены, останется одно: назначить день свадьбы.

Свадьба будет, конечно, роскошная; ее отпразднуют в Глазго, но венчание не будет происходить в кафедральном соборе святого Мунго — единственной шотландской церкви, которой не коснулась реформа, нет! Она казалась слишком мрачной для свадебного торжества, которое в воображении братьев Мельвиль должно было походить на слияние чарующей молодости с лучезарной любовью. Для этой цели более всех подходили церковь святого Андрея или церковь святого Георгия, которые к тому же находятся в лучшей части города. Таковы были соображения братьев Сэма и Сиба; они продолжали развивать план предполагаемой свадьбы, причем речь их больше походила на обмен фразами, целиком взятыми из книги, чем на простой разговор.

Погруженные в свои мысли, братья Сэм и Сиб не заметили, как дверь залы отворилась и на пороге появилась хорошенькая девушка; лицо ее горело, как видно, от быстрой ходьбы, и в руках у нее была развернутая газета; подойдя к братьям Мельвиль, она удостоила каждого двумя поцелуями.

— Здравствуйте, дядя Сэм! — сказала она при этом. — Как поживаете, дядя Сиб?

— Прекрасно, — ответил Сиб.

— Елена, — сказал брат Сэм, — нам нужно с тобой поговорить серьезно.

— О чем поговорить серьезно? Что такое вы придумали? — спросила мисс Кампбель, посматривая не без лукавства то на одного, то на другого.

— Ты знаешь молодого ученого Аристобюлюса Урсиклоса?

— Знаю.

— Нравится он тебе?

— Почему бы ему мне не нравиться?

— Так он тебе нравится?

— Чем бы именно мог он мне понравиться?

— Одним словом, брат и я по зрелом размышлении пришли к заключению, что он был бы тебе хорошим мужем.

— Мужем! Мне?.. Это я-то выйду замуж?! — воскликнула мисс Кампбель, разразившись веселым смехом. — Так ты не хочешь идти замуж? — спросил брат Сэм.

— Зачем мне выходить замуж?

— Так ты совсем не пойдешь замуж, никогда? — сказал брат Сиб. — Серьезно?

— Никогда, — ответила мисс Кампбель, стараясь сделать серьезное лицо, хотя улыбка, игравшая в уголках ее губ, предательски выдавала ее. — Никогда, дядя… По крайней мере я не пойду замуж до тех пор, пока не увижу…

— Чего? — воскликнули оба брата разом.

— …пока я не увижу «зеленый луч».

Глава вторая. ЕЛЕНА КАМПБЕЛЬ

Загородный дом, в котором жили братья Мельвиль и мисс Кампбель, был расположен в очень красивой местности, в трех милях от небольшого селения Эленбург, на берегу канала Гэр-Лох.

Братья Мельвиль и их племянница обыкновенно проводили зимний сезон в Глазго в старинном доме на улице Вест-Джордж, одной из самых аристократических частей нового города. Они жили там в продолжение шести месяцев в году, если только какой-нибудь каприз Елены, которому они подчинялись беспрекословно, не увлекал их куда-нибудь в Италию, в Испанию или во Францию. Во время этих путешествий братья Мельвиль не переставали смотреть на все глазами Елены; они ехали только туда, куда ей хотелось, останавливались в тех местах, где ей желательно бывало остановиться, и восхищались только тем, чем она восхищалась, а когда наконец мисс Кампбель закрывала свой альбом, в который заносила карандашом или пером свои путевые впечатления, дяди ее смиренно плелись за ней домой и не без удовольствия поселялись снова в прекрасном и удобном доме на Вест-Джордж. В первой половине мая Сэм и Сиб начинали чувствовать желание переселиться в деревню, и желание это странным образом совпадало как раз с тем временем, когда и мисс Кампбель ощущала не менее горячую потребность покинуть Глазго, с его неумолкаемым шумом, закопченным небом и запахом каменного угля. Когда переезд в деревню бывал решен окончательно, весь дом поднимался на ноги и хозяева, и прислуга вскоре переезжали в великолепное поместье, принадлежавшее Мельвилям и находившееся в двадцати милях от города. Местечко Эленбург было очень красиво, кроме того, славилось морским купанием, но всем оно должно было уступить в красоте той местности, которую братья Мельвиль избрали для постройки своего прекрасного загородного дома. В поместье Мельвилей можно было найти все, что ласкает взор: тенистые рощи, прозрачные ручьи, бархатистые луга, пруды, в которых плавали стаи диких лебедей. С одной стороны парка открывался очаровательный вид: была видна, с правой стороны, прехорошенькая вилла, приютившаяся на полуострове за узким заливом; она принадлежала графу Аргайлю; с левой стороны этой части парка по берегу Клайда раскинулись домики и церковь Эленбурга, а напротив самой усадьбы, по другую сторону реки, виден был порт Глазго и развалины замков Ньюарка и Гринока. Все это, вместе взятое, составляло очень живописную картину, и чем выше поднимались вы на башни самого дома, тем горизонт становился шире, тем красивее делался вид. Таких башен в доме было несколько. Сам дом, с его неправильными крышами, выдающимися фасадами, беспорядочно расставленными окнами и множеством остроконечных башенок, с гордо развевающимся флагом на главной башне, являл собой превосходный образчик англосаксонской архитектуры. На балкончике главной башни было излюбленное местопребывание мисс Кампбель: она обыкновенно проводила там большую часть дня, занимаясь чтением, работой или просто мечтая о чем-нибудь; она устроила себе на этой башне прехорошенькое гнездышко в виде обсерватории, защищенной от дождя и солнца. Если молодой девушки не было на башне, то вы могли быть уверены, что она гуляет по парку или одна, или в обществе Бесс или же мчится верхом по полям в сопровождении верного слуги Партриджа, который изо всех сил погоняет лошадь, чтобы не отстать от своей госпожи.