Сафари под Килиманджаро

Зоопарки давно уже перестали быть развлекательными зверинцами, в которых показывали «диковинных и страшных» зверей. Теперь это крупные научные и культурные центры, в которых осуществляется комплексное и всестороннее изучение жизни животных в неволе, где исследования ведутся даже после смерти животных. Людям все больше недостает непосредственного контакта с живой природой, который все больше затрудняется быстрым развитием техники и наступлением цивилизации. Этим объясняется постоянно увеличивающийся во всем мире поток посетителей зоопарков, где современный человек, находящийся в плену бесчисленных достижений техники, ищет общения с первобытной природой.

Сегодня ни один культурный народ не допустит уничтожения своих памятников культуры, выдающихся произведений искусства и достопримечательностей, которые явились результатом труда целых поколений. Вот так же нельзя допустить, чтобы природа постепенно оскудевала и опустошалась. Живая природа — лес, животные, вода — все это бесценное богатство человечества, без которого невозможна сама жизнь. Природа нам помогает оказывать эмоциональное воздействие на способ мышления людей, она является наилучшей средой для развития физически и духовно здорового человека. Зоопарки являются также научными центрами, которые помогают приблизиться к пониманию жизни животных, помогают открывать пока еще неизвестные тайны жизни. Современные зоопарки являются также открытым учебником не только для школьников и студентов, но и для всех тех, кто хочет лучше узнать жизнь животных.

Нам больше всего хотелось бы, чтобы зоопарк в Дворе Кралове как можно быстрее выполнил все эти задачи вопреки множеству недопониманий и трудностей, которые нам постоянно приходится преодолевать. Поэтому я езжу в Африку и отлавливаю там редких ценных животных. Я хочу их спасти и продлить им жизнь. Я хочу сохранить их для будущих поколений, я хочу создать им у нас второй и настоящий дом.

Я не жалею труда, я не боюсь никаких препятствий и трудностей. Я счастливый человек, потому что моя работа стала смыслом моей жизни. Мне приносит радость любая, даже самая незначительная удача. А больше всего меня радует появление рядом со мной новой жизни, когда на свет приходит маленькое существо. И я одинаково счастлив, детеныш ли это редкого животного или нет. Ни одно из них не будет знать чувства неудовлетворенности, ни одно из них не будет стремиться к обогащению, ни одно из них не упадет на колени перед другим, ни одному из них не будет свойственно чувство высокомерия или ощущение несчастья.

Йозеф Вагнер

Ты — мзи!

Я расскажу вам об одной своей необычной дружбе. Это было в Кении. Мы занимались отловом черных носорогов, слонов и буйволов. Наш лагерь был разбит на холме за ручьем, под большим баобабом. Палатки белых находились по одну сторону холма, а палатки африканцев — по другую. Мы никогда вместе не жили, соблюдая местные обычаи, — по их законам это считалось неприличным.

Однажды вечером я сидел у костра. Думал обо всем, а в сущности ни о чем, одна мысль сменяла другую. Было мне грустно, а отчего, я и сам не знаю.

— Кимури, иди сюда, — сказал я, обращаясь в сторону другого костра, вокруг которого сидели африканцы. Я не знаю, почему я тогда позвал именно Кимури. Когда-то он был знаменитым на всю округу охотником и следопытом. В нашей группе он был самым старшим, поэтому на охоту с нами не ездил, а занимался, в основном, работой по лагерю. Трудно сказать, почему из двадцати двух африканцев, помогавших нам, меня так тянуло именно к Кимури. Может быть из-за постоянной тоски в его глазах?

Кимури подбежал и спросил:

— Господин что-нибудь желает?

— Садись, Кимури.

Он продолжал стоять в почтительном молчании. «Ну, ладно, — подумал я, — не буду тебя принуждать». Но необъяснимое внутреннее волнение и множество вопросов, на которые я искал ответа, заставили меня продолжить.

— Расскажи мне о себе, — попросил я тихо.

Он молчал. С той стороны, где сидели вокруг костра африканцы, доносились громкие и веселые голоса. На небе светила луна, которая здесь казалась намного больше и намного ярче, чем у нас дома.

— Кимури.

— Да, господин?

— Расскажи.

Это не было сказано в форме приказания. Понял ли Кимури? На какое-то мгновение его взгляд задержался на мне, я заметил в его глазах удивление и любопытство, но потом он быстро отвел их и сказал:

— Белому господину это не может быть интересным.

В сумерках я разглядел его лицо. Холодное и неприступное. И все та же тоска в глазах. Он поклонился и ушел.

Я остался один. Но я не хотел оставаться один. Я не хотел быть «Белым господином». Я хотел дружбы и доверия. Но тогда я еще не мог предполагать, что выбираю для себя самое трудное…

Прошли три месяца, пока… Но об этом потом.

Однажды я сказал Кимури:

— Поедешь с нами на охоту.

— Да, господин, — ответил он с непроницаемым лицом, а я так и не понял, обрадовало его это или он просто подчиняется моему приказанию. Я был разочарован. Неужели в нем не пробудился знаменитый охотник Кимури?

Охотиться в местах, где скапливаются носороги, трудно. На каждом шагу здесь подстерегают самые неожиданные западни: ямы от сгнивших деревьев, поросшие травой и кустарником, пни, завалы из стволов деревьев… Видимость — не больше шести метров, а при этом нужно маневрировать между этими западнями, отыскивая мало-мальски приличную дорогу для тяжелых автомашин. Времени для поисков нет, потому что машина должна двигаться быстрее убегающего животного. Мы ожидали появления на горизонте маленькой точечки — самолета «Пайпер», который пилотировал англичанин Мюррей Уотсон, известный зоолог с оксфордским дипломом. В силу своих идеалов он, по-видимому, навсегда осел в Африке. Не так-то просто было его заполучить для работы с нашей экспедицией. Он вел большую научную работу, наблюдал за животными, изучал их поведение, вел перепись редких экзотических зверей… Однако идея создания в Чехословакии сафари и самого большого зоопарка в Европе так его увлекла, что он не только принял активное участие в нашей работе, но и с легкостью, не свойственной консервативным англичанам, перешел со мной на «ты», бурно выражая свой восторг:

— Джо, как это оригинально! Это прекрасно!

В буше, где происходил отлов, мы специально для него вырубили и утрамбовали площадку под маленький аэродром. Мюррей, всегда улыбающийся, «сваливался» на нас с неба и каждый раз спрашивал:

— Ну, что вы еще для меня придумали?

Наконец, появилась долгожданная точка. Мюррей возвращался из разведки. Напряжение нарастало. Это было волнение, которое человек переживает десятки, сотни раз, но всегда оно кажется новым и неповторимым.

Какой сигнал подаст Мюррей? У нас были установлены условные знаки. Если он качнет крылом один раз, значит, нашел слоненка со слонихой. Если несколько раз — целое стадо слонов. Резкий вираж влево означал буйволов.

Мы с нетерпением смотрели на небо. Наши джипы работали уже на полных оборотах. Рев моторов победно разрывал тишину девственного леса. Кимури молчал…

Самолет сделал короткую мертвую петлю. Значит, Уотсон нашел носорога. Джипы рванулись в лес.

Самолет нас вел, указывая место, где находится животное. Наконец, самолет начал описывать круги — один, два, три — и вот… мы у цели. Я обратил внимание на руки Кимури. Они были сжаты в кулаки, на которых резко выступали суставы. Я чувствовал, что Кимури дрожит от внутреннего напряжения, что он переживает не только сегодняшнюю охоту, но и все свое прекрасное прошлое — молодость, когда он, знаменитый охотник, оказывался лицом к лицу с опасностью, со смертью и всегда выходил победителем. Я чувствовал, что Кимури переживает снова и нечто большее — ту минуту, когда он впервые понял, что он, Кимури, перестал быть победителем — победителем стало немилосердное ко всему время. Кимури перестал охотиться. Он рубит деревья, добывает пищу, косит траву, кормит животных. Он работает на Белого господина. Кимури уже не охотится. Охотится Белый господин. А я так хотел быть его другом.