Дорога ветров

олубые, а не темные, как в Чойрене. У Дагши-Гуин-худука ("Колодец трудной доступности") плоская глинистая котловина окрасилась в светло-кофейный цвет. На ней ярко голубели пятна, полосы и извивы прошлогодней полуистлевшей травы. Дальше на юг вновь появилась черная щебенка, а красная глина котловин пламенела в вечернем солнце, образуя черно-красный узор равнины.

Иногда все кругом становилось черным, и только дорога, на которой снесен щебень и обнажена глина, вилась красной лентой в темную даль. Поражала жалкая покорность перекати-поля - это тени растений, обреченно несомые в неизвестную даль свирепым ветром пустыни.

В разрушенном монастыре Олдаху-хид все расписные деревянные постройки, виденные нами в 1946 году, бесследно исчезли. Цепь субурганов - белых башенок на кубических основаниях - по-прежнему стояла у края темно-серой, поразительно плоской и безотрадной равнины, а позади - цепь голубых гор и красное запыленное небо с низкими тучами.

Иногда шедший позади "Волк" перегонял мою машину. В окошечко кабины виднелось "командирское" лицо Малеева, похожего на английского генерала, приветливо махавшего рукой. Я с беспокойством наблюдал за ним - его мучили приступы сердечной болезни, из-за которой теперь нам приходилось отправлять его в Москву.

- Ну как? - бодро спросил я Малеева на очередном "перекуре". Он помрачнел и принялся тереть ладонью выбритую до синевы щеку.

- Болит и временами лезет к горлу! - ответил Малеев, подразумевая сердце.

- Напрасно поехали! - тревожно отозвался я. - Ведь врачи запретили...

- Да надо же посмотреть хоть Южную Гоби... А дальше - видно, не судьба! Может быть, на следующий год?..

На следующий год Малеев снова участвовал в экспедиции. Наученные горьким опытом, мы берегли от физической работы товарища, и он развил бурную деятельность, начальствуя раскопками в Западной Гоби и в грозном Нэмэгэту...

Первое мая мы встретили в гигантской щебнистой впадине к северу от аймака. Страшные шквалы песчаной бури заставляли порой содрогаться наши тяжелые машины. Желтый песчаный туман заволок все вокруг. По равнине неслись густые желтые облака и смерчи, взвивающиеся в низкое серое небо. Из-под колес машин резко забрасывались вбок длинные хвосты песка. В щелях кабины над ухом - наглый, издевательский свист ветра на высоких нотах. Но, когда мы на следующий день подъезжали к Баин-Дзаку, тишина, покой и прозрачность воздуха были поразительны. При спуске с края щебнистого плато красные обрывы Баин-Дзака, прозванные американцами "пылающими утесами", в дневном солнце были не красными, а цвета червонного золота. Нагретый воздух на черном щебне в дне котловины стелился вокруг утесов как бы голубеющей водой. Получилось красочное зрелище золотого замка с высокими стенами и башнями, стоящего посредине мутно-голубого озера.

Еще в аймаке мы получили записку от Эглона, извещавшего о находке нового "неведомого зверя". Вручив товарищам почту и обменявшись несколькими словами, я поспешил посмотреть находку. У подошвы