Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

— Обратите внимание, — продолжала она, — я поставила пианино возле того старого окна, потому что мне было очень четкое видение. Я видела брата Амброзиуса, музыканта, когда-то жившего в этой келье.

Попрощавшись, я поспешно спустился по старым каменным ступеням и зашагал по тропинке, которую давным-давно протоптали здешние обитатели. По пути я размышлял о том, что если б мне довелось ночевать одному в аббатстве Бьюли, то я наверняка увидел бы и услышал гораздо больше, чем мисс Чешир. Правда, скорее всего, я сбежал бы после первой же ночи — ненавижу, когда меня будят к заутрене.

Маленькое государство Бьюли имело свой собственный порт, расположенный немного южнее, в трех милях по течению реки Бьюли. Назывался он Баклерс-Хард.

Первая половина названия происходит от имени мистера Баклера, который когда-то жил в тех местах. Что же касается словечка «Хард» (букв, «суровый»), то оно, скорее всего, характеризует негостеприимные берега реки в окрестностях порта. Сейчас, попадая в Баклерс-Хард, вы сразу же проникаетесь особой атмосферой, характерной для любого места, где некогда кипела активная деятельность, сопровождаемая гигантским выходом человеческой энергии. Сегодня деревушка, кажется, дремлет, отдыхая после эпохи великих свершений. Центральная (а по сути, единственная) улица шириной с Риджентс-стрит имеет всего сотню ярдов в длину! Помпезно развернутая, она резко — как отрубленная — оканчивается, упираясь в зеленые холмы и пригорки, на которых мирно пасется скот.

Ниже этой единственной проложенной в полях улицы местность постепенно спускается к руслу реки Бьюли — широкой и полноводной во время прилива и превращающейся в неглубокий ручеек с заросшими тростником берегами в пору отлива. За рекой до самого горизонта тянутся густые леса.

Прогуливаясь вдоль реки, вы то и дело наталкиваетесь на скрытые в высокой траве останки сгинувшей деревни. Все те же зеленые холмы и курганы. Огромные бревна, некогда служившие стапелями, теперь без дела валяются на мелководье — забытые, никому не нужные, они год за годом гниют и покрываются водорослями. В полях обнаруживаются гигантские ямы и котлованы, заросшие буйной травой и цветами.

А ведь эти стапеля и котлованы, возможно, еще помнят крепкие, сработанные из дуба парусники, которые внесли свою лепту (весьма достойную) в процесс становления Британской империи. Когда-то эта маленькая, забытая богом гемпширская деревушка являлась центром судостроения — тут день и ночь слышался перестук кузнечных молотов, а тысячи толстенных дубовых бревен превращались в десятки горделивых боевых кораблей. Именно здесь, на берегах Бьюли, в 1781 году был спущен на воду «Агамемнон» — 64-пушечный корабль водоизмещением 1384 тонны, на котором плавал сам великий Нельсон (на нем же адмирал получил ранение и лишился правого глаза во время осады крепости Кальви).

Однако Баклерс-Хард представляет интерес не только как вымершая деревня, в свое время немало послужившая империи. Его история весьма поучительна в философском плане — на примере Баклерс-Хард мы видим, как быстро, буквально в одночасье, может измениться судьба какого-то места.

Примерно сто пятьдесят лет назад герцог Джон Монтегю владел поместьем в этих местах. Факт сам по себе не слишком примечательный, особенно если учесть, что герцогу же принадлежал один из Вест-Индских островов — а именно остров Сент-Винсент, славившийся своим сахарным тростником. Но дело в том, что в Баклерс-Хард у Монтегю был собственный маленький порт, к тому же свободный от королевских налогов — привилегия, доставшаяся герцогу в наследство от бывшего аббатства Бьюли. Вот и родилась в его предприимчивом мозгу идея превратить Баклерс-Хард в процветающий центр колониальной торговли. Для этого требовался флот. Так за чем же дело стало, когда под боком у Монтегю Нью-Форест — сколько угодно первоклассной древесины? Надо только позаимствовать у Саутгемптона мастерство судостроения и привить его на новой почве в Баклерс-Хард. У герцога уже имелись отличные кузни в Соули-Понд. Все, что требовалось, — мастера-корабелы. И он раздобыл таких мастеров благодаря хитрому ходу. Монтегю на выгодных условиях предложил в аренду участки набережной реки — сроком на девяносто девять лет при ежегодной ренте всего в шесть с небольшим пенсов! Вдобавок за каждый выстроенный дом он пообещал его владельцу три лоуда [14]древесины. И дело закипело! Благородный герцог расхаживал по холму, прислушивался к звукам стройки, и сердце его пело от радости. Прямо на глазах воплощалась в жизнь мечта — создать величайший морской порт в этой отдаленной, укрытой от всех опасностей глубинке. Следуя порыву души, он переименовал разраставшийся поселок в Монтегю-таун.

Герцогу удалось заполучить Генри Адамса, ветерана кораблестроения, обеспечив, таким образом, успех своему предприятию.

В 1745—1808 годах в Баклерс-Хард построили и ввели в строй сорок четыре военных корабля. Среди них — прославленный «Агамемнон», любимец Нельсона, «Свифт-шур» и «Эвриал», чьи пушки сыграли не последнюю скрипку в грозной мелодии Трафальгарской битвы.

Тихая уединенная деревушка превращалась в арену кипящих страстей, когда на воду спускали очередное судно. Порой со всех концов округи съезжались до десяти тысяч зрителей. Прибывали целыми семьями — на деревенских телегах и в крытых двуколках. Готовый корабль стоял на стапелях, а собравшаяся толпа, затаив дыхание, ждала, когда прилив наберет полную силу. Полагаю, это было удивительное зрелище: один берег маленькой речушки битком забит народом, второй — за которым до самого горизонта расстилаются зеленые леса — тихий и спокойный. Напряжение росло с каждой минутой. Затем в какой-то миг раздавались крики: «Пошел… пошел!», и огромный 74-орудийный корабль медленно сползал в воду под звуки оркестра, наяривающего «Боже, храни короля».

Деревянные детища Баклерс-Хард бороздили воды мирового океана и принимали участие во многих сражениях. Они гордо пронесли британский флаг через все морские битвы, их носы рассекали чужие воды и повсюду представляли угрозу для французских кораблей.

В 1749 году — пять лет спустя после того, как началось бурное строительство в Баклерс-Хард, — Джон Монтегю мирно скончался в своем доме в Прайви-Гардене. Он отправился на небеса с твердой уверенностью, что основанный им Монтегю-таун затмит славу Портсмута.

Однако время внесло свои коррективы.

Деревянная обшивка уступила место железу, паруса — паровому двигателю. Количество кораблей, строившихся на берегу Бьюли, неуклонно уменьшалось. Судостроительная чудо-деревушка пришла в упадок — так же стремительно, как и возвысилась. Она вновь вернула себе старое имя — Баклерс-Хард — и теперь потихоньку зарастает травой. Лесные птицы снова кричат и воркуют там, где когда-то стучали плотницкие топоры. Серые цапли безбоязненно посиживают на дубовых бревнах — тех самых стапелях, по которым медленно спускались воинственные парусники, чтобы во всем своем великолепии войти в морскую историю Британии…

Таинственное, полное преданий место! Мне так хочется верить, что когда последний дубовый рельс треснет и рухнет в воду, кто-нибудь из старожилов обернется на этот звук и неожиданно увидит призрачный корабль — едва различимый в воздухе, будто сотканный из речного марева, с мерцающими парусами, с изодранными в клочья штандартами. Он тихо приплывет обратно в Баклерс-Хард, чтобы исчезнуть, раствориться, как ночной туман, и неприметной росой пасть на английскую траву, которая некогда дала ему жизнь.

Нам предстоит посетить самое значимое мероприятие английской весны — скачки стипль-чез.

Время перевалило за полдень. Дождь прекратился, выглянуло солнышко, а вместе с ним проснулась и вся провинция. Пустые особняки на холме и неприметные лесные сторожки, которые шесть дней в неделю выглядели абсолютно необитаемыми, внезапно ожили. Выяснилось, что в них обретаются различные полковники, майоры и прочие вполне реальные люди — сэр Альфред Такой-то и лорд Сякой-то. И это внезапное возрождение носит повсеместный характер. Обычно безлюдное шоссе заполняется лимузинами (корзинка с традиционным ланчем снаружи, укреплена на крыше автомобиля, внутри прелестные девушки, за рулем — очередной майор). Они движутся сплошным потоком, в то время как на боковой, подъездной дороге царит полное уныние: сельский полицейский, взмокший и раздраженный, стоит напротив ворот во владения мистера Суитбреда, безнадежно затертый многочисленными «фордами» и «роллс-ройсами». Среди них застрял и гунтер леди Снэтчер по кличке Пинч-о-Джинджер, один из фаворитов состязаний. Жеребец, заботливо укрытый попоной горчичного цвета, чувствует себя неуютно среди забрызганных грязью капотов, беспрестанно переступает с ноги на ногу, прядает ушами, а конюх поглаживает его по шее и нашептывает что-то успокаивающее.