Дети капитана Гранта (иллюстр.)

— Я подумал, милорд, что в интересах Гарри Гранта надо идти туда, куда вы приказываете, что ваши планы изменились и вы отправляетесь в Новую Зеландию на каком-нибудь судне, а мне следует ждать вас у восточного побережья. Уходя из Мельбурна, я даже никому не сказал, куда мы направляемся, и команда узнала об этом лишь тогда, когда мы были уже в открытом море и австралийский берег скрылся из глаз. Но тут случилось такое, чего я никак не ждал.

— Что именно, Том? — спросил Гленарван.

— Да то, что когда на следующий день после нашего отплытия из Мельбурна боцман Айртон узнал, куда идет «Дункан»…

— Айртон! — воскликнул Гленарван. — Так он на яхте?

— Да, милорд.

— Айртон здесь! — повторил Гленарван, глядя на Джона Манглса.

— Судьба, — отозвался молодой капитан.

Мгновенно, с быстротой молнии, перед их глазами промелькнули все злодеяния Айртона: его заранее подготовленное предательство, рана Гленарвана, покушение на Мюльреди, все муки отряда в болотах у Сноуи-Ривер. И вот теперь, по невероятному стечению обстоятельств, каторжник был в их власти.

— Где он? — быстро спросил Гленарван.

— В одной из кают бака под стражей, — ответил Том Остин.

— Почему же вы взяли его под стражу?

— Потому что, когда Айртон увидел, что яхта идет к Новой Зеландии, он пришел в ярость, хотел заставить меня изменить направление судна, угрожал и, наконец, стал подстрекать команду к бунту. Я понял, что это опасный тип, и вынужден был из предосторожности изолировать его.

— И с тех пор…

— С тех пор он сидит в каюте и не пытается выйти.

— Хорошо, Том.

Тут Гленарвана и Джона Манглса позвали в кают-компанию. Подали завтрак — сейчас это было нужнее всего. Они сели за стол, ни словом не упомянув об Айртоне. Но когда после завтрака воспрянувшие путешественники собрались на палубе, Гленарван сообщил им, что боцман находится на «Дункане». Он добавил, что хочет допросить Айртона при всех.

— Нельзя ли избавить меня от присутствия на допросе? — спросила леди Элен. — Признаюсь, дорогой Эдуард, мне было бы тягостно видеть этого негодяя.

— Это будет очная ставка, Элен, — ответил Гленарван. — Очень прошу вас остаться. Нужно, чтобы Бен Джойс встретился лицом к лицу со всеми своими жертвами.

Это убедило леди Элен. Она и Мери Грант сели подле Гленарвана. А вокруг них — майор, Паганель, Джон Манглс, Роберт, Вильсон, Мюльреди, Олбинет — все, кто так жестоко пострадал от предательства каторжника. Команда яхты, не понимая еще всей важности этой сцены, хранила глубокое молчание.

— Приведите Айртона, — сказал Гленарван.

Глава XVIII

АЙРТОН ИЛИ БЕН ДЖОЙС?

Появился Айртон. Он твердым шагом прошел по нижней палубе и поднялся по трапу. Его взор был мрачен, зубы стиснуты, кулаки судорожно сжаты. Ни вызывающей дерзости, ни смирения в нем не чувствовалось.

Очутившись перед Гленарваном, он молча скрестил на груди руки и стал ждать вопросов.

— Итак, Айртон, — начал Гленарван, — мы с вами теперь на том самом «Дункане», который вы хотели выдать шайке Бена Джойса.

Губы боцмана слегка дрогнули. Его бесстрастное лицо на мгновение покраснело. Но не от раскаяния, а от стыда за постигшую его неудачу. Он — узник на той самой яхте, которой собирался командовать, и участь его должна была решиться через несколько минут. Он ничего не ответил. Гленарван терпеливо ждал, но Айртон упорно молчал.

— Говорите же, Айртон, — снова обратился к нему Гленарван. — Что вы можете сказать?

Айртон, видимо, колебался. Морщины на его лбу стали глубже. Наконец он спокойно ответил:

— Мне нечего сказать, милорд. Я имел глупость попасться вам в руки. Поступайте, как вам будет угодно.

И боцман устремил глаза на берег, расстилавшийся на западе, и сделал вид, что ему глубоко безразлично все происходящее. Глядя на него, можно было подумать, что это дело его нисколько не касается. Но Гленарван решил не терять терпения. Ему хотелось узнать кое-что о таинственном прошлом Айртона, особенно о том, что относилось к Гарри Гранту и «Британии». Он возобновил допрос, стараясь говорить мягко, подавить кипевшее в нем негодование.

— Мне думается, Айртон, — сказал он, — что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы, которые я хочу вам задать. Прежде всего скажите, как звать вас: Айртоном или Беном Джойсом? Были вы или не были боцманом на «Британии»?

Айртон все так же безучастно смотрел на берег, будто не слыша этих вопросов.

В глазах Гленарвана вспыхнул гнев, но он продолжал:

— Ответьте мне: при каких обстоятельствах вы покинули «Британию» и почему очутились в Австралии?

То же молчание и тот же безучастный вид.

— Послушайте, Айртон, — еще раз обратился к нему Гленарван, — в ваших же интересах говорить: только откровенность может облегчить ваше положение. В последний раз спрашиваю: желаете ли вы отвечать на мои вопросы?

Айртон повернулся к Гленарвану и посмотрел ему прямо в глаза.

— Милорд, я не собираюсь отвечать, — произнес он, — пусть правосудие само изобличает меня.

— Это легко сделать, — заметил Гленарван.

— Легко, милорд? — насмешливо отозвался Айртон. — Мне кажется, это слишком смело сказано! Я утверждаю, что самый лучший английский судья запутается в моем деле. Кто скажет, почему я появился в Австралии, раз здесь нет капитана Гранта? Кто докажет, что я тот самый Бен Джойс, приметы которого дает полиция, если я никогда не бывал в ее руках, а товарищи мои на свободе? Кто, кроме вас, может обвинить меня не только в преступлении, но даже в каком-нибудь предосудительном поступке? Кто может подтвердить, что я собирался захватить это судно и отдать его каторжникам? Никто! Слышите? Никто! У вас есть подозрения? Пусть. Но этого мало, чтобы осудить человека, — тут нужны улики, а у вас их нет. До тех пор, пока не будет доказано противное, я — Айртон, боцман «Британии».

Говоря это, Айртон оживился, но скоро принял прежний безразличный вид. Он думал, вероятно, что это его заявление положит конец допросу, но ошибся. Гленарван снова заговорил:

— Айртон, я не судья, расследующий ваше прошлое. Это не мое дело. Давайте условимся точно. Я не требую, чтобы вы свидетельствовали против себя. Здесь не суд. Но вам известно, какими поисками я занят, и вы одним словом можете навести меня на утерянный след. Вы будете говорить?

Айртон, твердо решивший молчать, отрицательно покачал головой.

— Вы не скажете мне, где находится капитан Грант? — спросил Гленарван.

— Нет, милорд, — ответил Айртон.

— Скажите тогда, где потерпела крушение «Британия».

— Нет!

— Айртон, — сказал почти умоляющим тоном Гленарван, — если вам известно, где Гарри Грант, скажите об этом, по крайней мере, его бедным детям. Вы видите, как они ждут от вас хотя бы одного слова!

Айртон дрогнул. На его лице отразилась внутренняя борьба. Но он все же тихо ответил:

— Не могу, милорд.

И тут же добавил резко, словно раскаиваясь в минутной слабости:

— Нет! Нет! Вы ничего от меня не узнаете! Можете меня повесить, если хотите.

— Повесить! — вскричал, выйдя из себя, Гленарван. Но, овладев собой, он сказал серьезно:

— Айртон, здесь нет ни судей, ни палачей. На первой же стоянке вы будете переданы английским властям.

— Этого я и хочу, — ответил боцман.

И он снова спокойно направился в каюту, служившую ему тюрьмой. У ее дверей стояли два матроса, которым было приказано следить за каждым движением заключенного.

Свидетели этой сцены разошлись, полные возмущения и отчаяния.

Раз Гленарвану не удалось ничего выпытать у Айртона, что же было делать? Очевидно, поступить так, как решили в Идене: возвращаться в Европу, с тем чтобы когда-нибудь возобновить неудавшиеся поиски. Теперь же следы «Британии» казались безвозвратно утерянными; документ не поддавался никакому новому толкованию, на всей тридцать седьмой параллели не осталось ни одной необследованной страны, и «Дункану» оставалось только идти обратно на родину.