Молитва в цитадели

— Не испанцы ли, известные своей страстью к бою быков, занесли петушиные бои на Филиппины? — спрашиваю я у Бена.

Прежде чем ответить, он долго думает, а потом говорит:

— Рисаль был того же мнения; он считал, что первые петушиные бои появились на Филиппинах в середине XVIII века, и называл эту страсть филиппинцев болезнью, подобной опиекурению у китайцев. Но у меня есть сведения, подтверждающие, что «порок» этот имеет более древние корни.

Бен приводит цитаты из дневника Антонио Пигафетты, сопровождавшего Магеллана, о жителях острова Палаван: «Они держат больших петухов, но не едят их из-за какого-то суеверия, а берегут для боя. Перед началом боев заключаются пари на большие суммы, которые сразу же выплачиваются владельцу петуха, выигравшего бой».

Бен рассказывает о тех временах, когда здесь господствовали испанцы:

— Для петушиных боев они установили определенные дни и отвели специальные места. Доходы от них поступали в казну испанской короны. Тот, кто не соблюдал всех предписаний, подвергался жестоким наказаниям. Колониальная полиция совершала внезапные налеты, и застигнутых на месте преступления приговаривали к двум годам каторжных работ на галерах.

Когда вечером мы возвратились в Манилу, Бен поведал историю о белом петухе по кличке Крылья славы, принадлежавшем крупному помещику дону Пако, владельцу почти всех окрестных земель, самым бесстыдным образом пользовавшемуся своей властью.

Однажды дон Пако пришел на арену со своим петухом, который уже давно не участвовал в боях, и стал ждать, кто рискнет выставить соперника. Белый петух еще никогда не проигрывал, он был большим и сильным, тари на его ноге было острым как бритва. Дон Пако пришел лишь затем, чтобы развлечься. Кто же всерьез отважится принести своего петуха в жертву знаменитому Крылья славы? Однако нашелся смельчак — юноша, державший под мышкой невзрачного серого петушка, Дон Пако не поверил своим глазам, когда увидел этого беднягу с его хилым петухом. Помещик потребовал залог. У юноши денег не было, и он сказал:

— Если я проиграю, то до конца моей жизни буду бесплатно работать на вас, это будет моим залогом. Если выиграю, то попрошу руки вашей дочери, денег мне не надо.

Начался бой, но привыкший к победам белый петух дрался плохо и наконец был побежден — под ликующие крики многих тысяч людей, как местных, так и чужих, которые, прослышав о необыкновенном бое, прибыли издалека, может быть, не столько из сочувствия к молодому человеку, сколько в тайной надежде на то, что денежный заправила получит хороший урок.

По дороге домой Бен рассказывает по памяти о том, что писал Рисаль о петушиных боях. На арену шел бедняк, рискуя тем немногим, что у него было, надеясь без труда заработать денег, и богач, который шел развлечься с «лишними деньгами», оставшимися после карточной игры или вечеринки… Заключаются пари, под клятвенные заверения занимаются деньги, даются обещания, слышится громкий смех… Проигравший возвращается домой к своей жене, с тревогой ожидающей его, к шумливым детям — без гроша в кармане и без петуха. От радужных надежд, от ежедневных забот и трудов, на которые ушли месяцы, осталась одна песета, зола… В этих кулуарах не было человека настолько глупого, чтобы он не позволил кому-либо высказать свое мнение, или настолько беспечного, чтобы помешать кому-либо понять суть дела, оценивая достоинства соперников-петухов, тщательно изучая все детали, расправляя крылья птиц, ощупывая их мускулы. Одни мужчины, одетые по последней моде, приходили в сопровождении болельщиков. Другие, неряшливые, с отпечатком болезни на худых лицах, робко копировали жесты богачей и заключали пари; они способны очистить от денег свои карманы, но не сердца от страстей. Здесь нет недовольных лиц; здесь не встретишь инертного, апатичного, молчаливого филиппинца; здесь все — движение, страсть, готовность, подстегиваемая жаждой, которая только усиливалась от попытки утолить ее грязной водой…

Маганда и Малакас, или Мистика восточной женщины

Филиппинская женщина в настоящее время мало чем напоминает свою предшественницу периода колониализма XIX века. Это уже не хрупкая скульптура, стоящая на пьедестале, а равноправный партнер мужчины во всех областях социально-экономической и культурной жизни страны.

Казалось бы, времена изменились с тех пор, как Хосе Рисаль написал свое знаменитое письмо «Девушкам Малолоса» [6], но его призыв к филиппинской женщине покинуть дом и идти на поиски новых решений общественных проблем остается по-прежнему актуальным. Сегодня мы свидетели того, как этот идеал претворяется в жизнь, поскольку филиппинская женщина занимает место рядом с филиппинским мужчиной в поле, в конторе, на фабрике. «Много трудностей, — говорит президент Маркос, — приходится преодолевать женщине, чтобы стать активным, полноправным членом общества. Но мы и впредь должны создавать предпосылки, которые гарантировали бы действительное равноправие между мужчиной и женщиной, если мы в самом деле хотим добиться полного освобождения общества, где каждый, независимо от различия пола, будет свободен, чтобы внести свою долю труда на благо нации. Я с радостью констатирую, что филиппинская женщина приложила много усилий, чтобы сбросить оковы, мешающие ей участвовать в общественной жизни. Хотелось бы, чтобы, не утрачивая традиционной роли носительницы моральной и вдохновляющей силы в трудные минуты, она одновременно расширяла сферу своего участия в жизни общества. Только так она сможет полностью выкорчевать последнее из зол колониализма — дискриминацию женщины и отстранение ее от решения задач национального развития».

В Лубо все поет и звенит. Вся деревня на ногах. Настроение праздничное. Готовятся к свадьбе, и это торжество — всем праздникам праздник — будет продолжаться три дня. Ночь мы провели в доме деревенского старосты. Хозяин устроил в нашу честь хорошее угощение, и вечер сильно затянулся. Лечон — молочный поросенок, начиненный рисом с приправами и поданный на банановых листьях, и молодое пальмовое вино.

Было уже поздно, когда мы улеглись спать на жесткие бамбуковые циновки. Посреди помещения, в очаге, аккуратно отгороженном от циновок камнями, медленно догорал огонь, сдерживая натиск комаров и мошек по крайней мере первые часы, пока мы не заснули. Ни пенопласта, ни одеяла, ни матрацев, но к жесткой постели на полу свайной хижины привыкаешь быстро, особенно после долгого тропического дня, когда глаза слипаются от усталости, да и пальмовое вино дает о себе знать.

Вечером мы стали свидетелями обычая, о котором раньше знали только понаслышке. Отец невесты пришел к деревенскому старосте, чтобы заключить с ним давно обговоренную сделку. Подготовка к свадьбе потребовала много денег. Он пришел к старосте, чтобы отдать в залог талон (документ о владении землей) на кусок пашни, не примыкающий к дому. Они поторговались, и отец невесты получил 400 песо (для деревенского жителя это большая сумма). Пашня перешла в полное владение старосты-кредитора до тех пор, пока не будет погашено сальдо, то есть выплачен кредит. Заключение контракта проходило без свидетелей, договор был скреплен только рукопожатием — никаких письменных гарантий. Так же поступают и в Северном Илокосе, Ла-Унионе и Пангасинане, на западном побережье Лусона и в долине Кагаян, если неожиданно понадобится крупная сумма на свадьбу, либо при определении ребенка в школу, либо для больших покупок. Иногда сальдо берет взрослый сын, чтобы выплатить долги отца. Само собой разумеется, что этот обычай идет вразрез с Гражданским кодексом Филиппин, в котором сказано: «Обычаи, противоречащие закону, общественному порядку или официальной политике, должны пресекаться». Но кого это здесь волнует? Никто никакого кодекса не знает, газет не читает. А завтра в Лубо свадьба, да такая, что о ней долго будут помнить.

Наступает новый день. Первая часть ритуала совершается ранним утром. Юная пара, Мария и Родольфо, становится перед своеобразным алтарем — украшенными цветами досками. Деревенский староста начинает молитву. Мы не слишком много поняли из нее; пожалуй, только то, что воспевались подвиги знаменитого охотника.